Семья в законе, стр. 15

Павел сначала поднялся, повернулся к двери, а затем уже, на ходу, едва слышно произнес:

– С паршивой овцы хоть шерсти клок!

– Давай, давай, паршивая овца! И больше сюда не приходи!

Павел ожидал, что Лихопасов отдаст распоряжение задержать его, забрать сигареты, но ничего такого не случилось, и он беспрепятственно покинул казино. С одной стороны, хорошо, что удалось избежать конфликтов. С другой – безучастность Лихопасова обесценивала трофей, который Павел уносил с собой.

Глава 6

Рукоятка тренажера легко приближалась к груди, так же просто удалялась. Раз-два, раз-два... Казалось бы, ничего сложного. Разве что усталость начинает давить на мышцы. Но вес у блока небольшой, силы еще хватит, минимум, на пару минут.

– Так, немного назад отклонись... Спину не кругли, не надо! Блок резко не опускай!.. Руки распрямил – вдох! Рукоять опустил – выдох!.. Раз-два! Раз-два!..

Бум-дзынь, бум-дзынь... Все реже стучит отягощающий блок, сложенный из железных кирпичей. Усталость болью растекается по мышцам, но Эдуард не сдается. Ему нужно выбиться из сил, чтобы забыться и не думать больше о том, как низко он пал.

– Эй, дружок, может, хватит? – звонко спросила Лера.

Эффектная шатенка с узкой талией, рельефным животом и плотно накачанными бердами. Она взяла над Эдуардом шефство, но у него совершенно нет шансов закрутить с ней роман, хотя ее упругие формы нет-нет, но навевают порочные мысли. Лера – жена Стаса, старшего сына Савелия Федоровича. Во-первых, она предана мужу, как болонка, а во-вторых, любой неверный шаг в ее сторону мог закончиться для Эдуарда, как минимум, кастрацией.

– Хватит, я говорю! – Лера шлепнула его пластиковой указкой по рукам. – Надорвешься, придурок!

Бумц! Тяжелый блок бухнулся на подставку и замер в ожидании следующего сета.

– Ну, зачем так грубо? – дружелюбно попенял девушке Семен. – Эдик – свой человек. А то, что надрывается, так это потому, что сильным хочет стать, да, Эдик?

Он подошел к Лихопасову, накручивая на ладонь эластичные бинты. Лицо потное, из-под мышек пышет запах пота, но на это сейчас никто не обращает внимания. Тренажерный зал гудит, как рабочий улей, все здесь трудятся в поте лица, а иначе нельзя. Стас здесь за старшего, а он не любит, когда кто-то работает в полсилы. И даже жену свою не щадит. Впрочем, она сама уже давно вошла во вкус и теперь вот гоняет Эдуарда.

А ведь еще несколько дней назад он не имел права посещать этот спортклуб. Здесь могли заниматься только избранные, только посвященные члены семьи. Именно обряд посвящения и прошел Эдуард, когда собственной рукой застрелил директора универсама «Марго»...

Его до сих пор бросало в жар от мысли, что свершилось непоправимое. Он убил человека, он убийца, он страшный грешник... А порой ему казалось, что все это дурной сон, кошмар, под впечатлением которого он до сих пор находится.

Действительно, все происходило как в кошмарном сне: этот парик, эта борода, эти очки... Семен сидел за рулем, Ждан – на подстраховке. Они знали, что делать. Эдуард же просто ждал, когда появится жертва. Пистолет с глушителем, патрон в стволе. Он всего лишь ждал... Если бы не Семен, он бы, наверное, не смог выйти из машины. Но тот с силой ударил его в бок, заставил покинуть салон. А тут Блинков, идет, улыбается, думает о чем-то радостном. Увидел Эдуарда, остановился как вкопанный, парализовано смотрит на пистолет... «Давай, придурок! – закричал Семен. И этот вопль вывел его из состояния ступора. Рука с пистолетом поднялась на уровень плеча, палец нажал на спусковой крючок... Блинков упал, сжав пальцы, в которых находилась барсетка.

Эдуард понимал, что барсетку нужно забрать, но зачем это нужно, он в тот миг совершенно забыл. А Семен кричит из машины, требует, чтобы он вырвал ее из руки покойника. А тот так крепко сжал свою сумку, что Эдуарду казалось, прошла вечность, прежде чем он смог выдрать ее. И как только пистолет не вывалился при этом из рук... Это был какой-то ужас. Хотелось выть от отчаяния, орать во всю глотку, рычать, хрипеть, грызть зубами землю, а Семен требовал, чтобы он садился в машину. В одной руке пистолет, в другой барсетка, дверь, как назло, закрывается, а Семен кричит как бешеный, тянет к нему руку, хватает за шкирку. Барсетка в салоне, пистолет тоже, но ломаются очки, дужка падает...

– Я много чего хочу, – угрюмо буркнул он.

– Много хотеть нужно весело, – ухмыльнулся Семен. – А ты какой-то чумной. Случилось что?

– Случилось.

– Мент приходил?

– Все-то ты знаешь.

– Знаю... Только ты прослушку зачем-то снял, – насмешливо посмотрел на него Семен.

– А если это ментовская прослушка?

Эдуард еще вчера тщательно обследовал кабинет. Сначала сканером – ничего, потом пальцами прощупал все, за что не мог зацепиться взглядом, и нашел-таки два «жучка». Теперь он постоянно будет устраивать такие проверки, и сканер приобретет более мощный. Если он свой человек в Семье, то никто больше не имеет права лезть в его личную жизнь. И, кажется, Семен это понимает.

– Да нет, рано еще ментам колпак на тебя набрасывать.

В спортклубе все свои – сыновья Савелия Федоровича, их жены. Но и это еще не все, у жен есть братья, многие из которых прошли обряд посвящения. Всем этим людям можно доверять, как самому себе, но все же Лихопасов с облегчение вздохнул, когда Лера отправилась к своему мужу, который с усердием колотил боксерскую грушу. Пусть стучит: чем больше шума в зале, тем хуже слышат посторонние уши.

– Рано не рано, а сегодня один приходил. Вычислили они нас, – скорбным тоном сообщил Эдуард.

– Что, вычислили?

– Ну, поняли, что у Блинкова из-за казино проблемы возникли.

– Поняли... Я вот тоже думаю, что ты придурок. А доказательства где? Ты же наш человек. И делом доказал, что наш. Где доказательства, что ты придурок?.. И где у ментов доказательства, что сыр-бор из-за казино?

– Нет у них доказательств, – мотнул головой Лихопасов.

– Правильно, нет. И не будет. К Блинкову левые люди приходили, их уже и в городе нет. Для ментов – это тени, тенями они и останутся...

– Но ведь они все равно знают?

– Что знают, что Блинков – наша работа? Так ведь и я знаю, что ты придурок. А где доказательства?

– Я не придурок, – обиженно нахмурился Эдуард.

– Ну, так веди себя, как мужик, а то сопли развесил. Не надо никого бояться, понял? Тебя должны все бояться! Тебя, нас – все должны бояться! Ты посмотри на этих людей, – Семен пафосно обвел рукой зал. – Мы все здесь братья и сестры. Мы – одна семья. У нас у всех одни интересы. И я знаю, что если со мной вдруг что-то случится, то мне помогут. На пожизненное закроют, так с Огненного помогут сбежать. Не знаю, что там будет. Бомбу сбросят, чтобы крышу проломить, веревку с вертолета скинут, не знаю. Знаю только, что меня спасут. А если вдруг не судьба, и заметут меня на небеса, так жену в беде не оставят, детей не бросят. Все знают, что все мы тут друг за друга горой, поэтому никто ничего не боится... А что менты? Что их между собой связывает? Служба? Так это если нахрапом брать, так в этом, да, за ними сила. Но так нахрапом нас не возьмешь, не тридцать седьмой год. Связи у нас, деньги, прокуроры куплены, судьи. Из ментов, кого надо, купим. Да и уже купленных хватает... А надо будет – всех купим, потому что если они сами по себе, то нет за ними никакой силы. А они сами по себе, у всех семьи – жены, дети. Все они вечером спешат домой. И все хотят жить. И желательно, хорошо жить... Нет у них общей семьи, есть только разговоры – честь, совесть, долг. А у нас разговоров нет, зато есть общая семья. Большая общая семья. И все мы друг за друга готовы умереть. И других убивать. Надо будет, и ментам Варфоломеевскую ночь устроим. И никто нас не остановит, потому что мы одна семья. И ты с нами пойдешь ментов резать. Пойдешь, никуда не денешься!.. Или не пойдешь?

Семен смотрел на Эдуарда без нажима, но столько пугающего льда было в его взгляде, что невозможно было не согласиться с ним.