Плутоний для «Иисуса», стр. 50

— Да. Я думаю, он и был голый. Я смеялась и кричала ему, чтоб он не дразнился своим языком, а то я его вырву. Но поступил он несолидно: воспользовался моей беспомощностью… Неужели ему было приятно с полутрупом?

— В таком случае он порядочная сволочь!

— Почему? Может быть, он просто робкий человек. Зато вытащил меня из секты!

— А в Москве я его вытащил из такой же западни!

— Да? — радостно удивилась Кристина.

— Знал бы, не стал бы связываться!

— Ты что — ревнуешь?

— Не знаю. Но мне неприятно, что он тебя насиловал.

Она приподнялась на локте, тревожно посмотрела на него.

— Ты меня из-за этого не разлюбишь?

Марк легонько, нежно щелкнул ее по носу и сказал:

— Тебя не разлюблю, но его при случае накажу. Я его, понимаешь ли, с того света, считай, вытащил — и теперь такое про него узнаю!

— У меня такое чувство, Ген, что он что-то украл у меня, пока я валялась в бреду… Нет-нет, ничего не пропало! И не смотри так ехидно — невинность потеряна еще в школе. Все до мелочей осталось при мне, а чувство какой-то потери тем не менее преследует меня. Это чем-то похоже на склероз. Вот хожу, чем-то занимаюсь — и вдруг стану на полдороге и начинаю вспоминать, что же он у меня вытянул? Что? А в голове пустота…

Марку свело скулы, потому что он пытался подавить зевок.

Но Кристина заметила и, откинувшись на подушку, сказала:

— Все, хватит болтать! Завтра рано утром едем в Мюнхен знакомиться с моим папочкой, старым авантюристом Шиллером.

Глава третья

СЕКАЧ СНОВА ПРИ ДЕЛЕ

Они собирались выехать рано утром, но, вместо того чтобы встать в шесть, проснулись в половине восьмого и, прежде чем перейти к водным процедурам, сплелись в объятиях, а после этого возникшее у обоих возбуждение предпочли гасить старинным традиционным и давно проверенным способом…

Поэтому белый седан мягко тронулся со стоянки кемпинга «Домино» лишь через два с лишним часа после пробуждения прелестного водителя и мужественного пассажира. Пассажир со всей присущей ему мужественностью боролся с дремотой, зато дама, севшая за руль, была энергична и весела.

— Ген, а я знаю, что у вас за дела с моим отцом!

Марк, вырвавшись из плена дремоты, не сразу сообразил, что Кристина обращается к нему, потом встряхнулся.

— У кого — у нас?

— У всей вашей компании русских гангстеров.

— От нее уже мало что осталось.

— Да? Я, может быть, напишу про вас серию репортажей или даже книжечку.

— Лучше не стоит.

— Почему?

— Ну хотя бы потому, что в деле замешан твой папочка. Я не думаю, что на его визитной карточке написано «гангстер». Полагаю, у него хорошее, добропорядочное прикрытие. И тут такие сенсационные разоблачения! Как бы не пострадало доброе имя твоего отца.

— О, не пострадает!

— Знаешь, у русских есть такая пословица про пишущих людей. Смысл ее примерно такой: ради красивого словца не пощадить родного отца. К тебе тоже подходит такое определение.

— Может быть. Но за этот репортаж или за книгу я могу получить хорошие деньги, а часть суммы с большим удовольствием отдам папе, если он только намекнет, что пострадал от моих публикаций.

— Заботливая девочка! — съязвил Марк.

— Не понимаю твоей иронии, — пожала она плечами. — Я знаю, вы привезли сюда начинку для атомной бомбы!

— Сказано эффектно, но не совсем верно, — улыбнулся Марк.

На самом деле ему было не до улыбок. Что же это получается? Всякие бывают утечки информации, но нет хуже утечки, когда что-то становится известно журналистам. Эти надоедливые существа вцепятся, словно пиявки, и в худшем случае выудят у кого-то недостающие сведения, в лучшем — напридумывают такое, что собьют с толку даже тех, через кого информация просочилась.

— От кого ты узнала? От папы?

— Да.

— Мне трудно в это поверить, Кристина. Этого просто не может быть. Хотя если ты работаешь вместе с ним, к чему эти разговоры о репортажах?

— Ты не понял. Слышала я об этом от отца, но он не знает, что я слышала…

— Очень сложно говоришь. Лучше сказать — подслушала.

— Я не знала, что ты так хорошо владеешь немецким! — хихикнула она.

— В таком случае твой папа опасно беспечен. Если подслушивала ты, мог подслушать и кто-то другой.

— Другой не мог! В папин офис в Мюнхене без его личного разрешения могу приходить только я. Даже маму он пускает не всегда.

— Почему?

— Не знаю. Возможно, потому что она — японка.

— А, так вот почему ты не похожа на белокурую фрейлейн! И кто кого поймал в сети?

— Наверное, мама. Они познакомились, когда папа работал в Японии…

Марк не прочь был порасспрашивать Кристину еще. Как-никак, к ее папаше стремились они все во главе с Лисовским. Но впереди, метрах в трехстах, притулилась к обочине машина дорожной полиции с вяло помигивающими на крыше проблесковыми маячками. А возле автомобиля стоял и сам водитель-полисмен, взмахом жезла приказывающий им остановиться.

Кристина, чертыхаясь, сбросила газ, стала притормаживать.

— В чем дело? Мы что-то нарушили? — встревожился Марк.

— На автобане трудно нарушить правила. Я вспомнила, что забыла водительское удостоверение.

— И что теперь?

— Могут подумать, что мы угнали машину…

В это время полисмен уже подошел и, поздоровавшись, попросил документы на автомобиль.

Мило улыбнувшись, Кристина призналась, что таковых не имеет, а также что автомобиль принадлежит ее отцу, Хельмуту Шиллеру. После чего она протянула краснолицему стражу трассы редакционное удостоверение.

Полисмен изучил его, вернул владелице и, попросив извинения, сказал, что ему необходимо все же проверить автомобиль на предмет угона. Он посмотрел заводские номера седана и отошел к своему автомобилю.

— Он по компьютерной картотеке будет проверять? — спросил Марк.

— Наверное.

— Может, ему дать вознаграждение?

— Много у меня нет, а с маленькой суммой нечего и подходить — посадит.

Вернулся полисмен, сказал, что автомобиль в угоне не значится, зарегистрирован действительно как имущество герра Шиллера, но, как полицейский, он не может позволить очаровательной девушке ехать без документов. Кристина жалобно сказала, что ей непременно нужно попасть сегодня в Мюнхен, от этого зависит ее семейное счастье.

Полисмен улыбнулся ей, улыбнулся и подмигнул Марку и сказал, что если водительского удостоверения не взял с собой и кавалер, то полисмен позволяет им доехать до ближайшего города, имеющего аэропорт, а там уже лететь самолетом, оставив авто на любой стоянке до тех пор, пока в сумочке у фрейлейн не появятся права на вождение указанного транспортного средства.

Кристина горячо поблагодарила его вслух, Марк также горячо — но мысленно, и они поехали.

— Доверчивые у вас полицейские! — заметил Марк.

— Не всегда. Это только для нас с тобой. Так что доедем до Франкфурта, а оттуда — самолетом.

— Ты думаешь, он проверит, не обманули ли мы его?! — поразился Марк.

— Нет. Я думаю, к вечеру он вообще про нас забудет, но я привыкла оправдывать доверие.

Марк благоразумно промолчал.

В Мюнхене моросил вялый, мелкий дождь. Поздний вечер, время и без того не самое лучшее, из-за промозглости своей казался еще более неприглядным и неприятным.

Хельмут Шиллер, прямой, худой и от того как будто еще более высокий, стоял у огромного окна, бессмысленно глядя на огни города.

В глубине комнаты на диване возле низенького столика с напитками восседал потный Борис Лазкин. Отсюда до острого слуха Шиллера доносились вздохи и хлюпанье: Лазкин пил пиво. А герр Хельмут раздражался. Не то чтобы ему жалко было напитков — действовали на нервы эти свинячьи звуки.