Искатель. 1980. Выпуск №1, стр. 2

— Не знаю, — простодушно сознался кибер, — прошу извинить.

— Все в порядке, — сказал Энно, — исправен. Я их иногда проверяю: если сочинять начнет, значит, списывать надо с корабля.

— А без вас они справились бы?

— Может, и справились бы, да я не очень-то даю им экспериментировать. У них другой склад ума, да и практических навыков маловато. Боюсь, напутают.

Мы еще долго говорили, и я понял: он-то как раз не отказался бы побывать на острове! В тот день мы вышли с ним в океан на вельботе. («Гондвана» всю ночь шла к югу, а теперь остановилась над затерянной подводной долиной; трудно было бы говорить о ее курсе; в последующие дни плавание «Гондваны» напоминало броуново движение.)

Вельбот был очаровательно тихоходен и ненадежен. Энно расхваливал его морские качества так настойчиво, что я попробовал взглянуть на него другими глазами. И маленькая мечта об острове слилась отныне с вельботом Энно: ничего другого мне и не надо было.

…Мы шли со скоростью около двадцати узлов и скоро вошли в полосу прозрачной лазурной воды, теплой, как парное молоко. Метрах в ста от нас послышался всплеск.

— Повезло! — закричал Энно и тут же стал готовить линь с большим крючком (единственное разрешенное орудие лова). На крюк он насадил макрель и держал его наготове. Вельбот он направлял так осторожно, что это стало напоминать настоящую охоту.

Теперь и я увидел: впереди, совсем рядом с нами, дремала гигантская манта.

Скат утих, распустил крылья, и его плоское голубоватое тело казалось безжизненным, вялым, безвольным. Только выпуклые глаза, как я заметил секунду спустя, настороженно и смело разглядывали нас и нашу нехитрую снасть. На наживку этот зверь кинулся стремительно и жадно.

Макрель, насаженная на крючок, едва успела попасть в воду в двух метрах от борта, рядом с распластавшимся телом, над которым пробегали световые блики от легких волн. Морской черт схватил крючок с рыбой, и линь стал разматываться так стремительно, что я испугался. Рывок. Леса натянулась, и ее повело в сторону. Вельбот клюнул носом и пошел на поводу у пойманного нами ската. Нас слегка повернуло против ветра. Еще рывок. Линь пошел в другую сторону. Борт заскрипел, наше судно накренилось, и нас затрясло: в воде точно крутилось гигантское зубчатое колесо, неровно, но быстро, в лихорадочном ритме. Нет, рыба не тянула нас вперед или назад: скат явно не хотел катать нас бесплатно. Как злая лошадь, он брыкался. Мы не видели его, и потому казалось, что трос дергался сам собой, по странной воле сил, скрытых в толщах океана. Мне стало не по себе. Кто знает, что там, в невидимых сумрачных глубинах, действительно происходит? Уж не станем ли мы сами добычей?

Прошло несколько томительных минут. Скат уходил все глубже.

— Улов не по зубам, — заметил Энно и стал набивать трубку, как заправский морской волк из кино. Скат сделал маневр, снова дернул линь, Энно не удержался на ногах и выронил трубку за борт. Вельбот наклонился и едва не зачерпнул бортом воды. Энно вытащил из футляра широкий нож и полоснул по натянутому как струна линю. Освободившийся от нагрузки конец стеганул по борту, как кнут.

Наша охота закончилась неудачей, но я был доволен. Энно казался магом, единственным человеком, который еще умел управляться со шлюпками, парусами, якорями и тому подобными атрибутами морской старины. Я сказал ему:

— Только два средства передвижения подходят тебе, Энно.

— Какие же?

— Вельбот и машина времени.

…Вечер. Пустынное теплое море. Оно уснуло. Мы стоим на якоре: внизу слабо светится глянцевая вода, над ней возносится просторная палуба, освещенная огнями кают. А над головой — негасимые огни звезд. Их лучи приходят из всех точек пространства и времени. В бескрайнем просторе свет от них бежал неведомыми дорогами, потому что те пути, которые были измерены и вычислены астрономами, успели стать далеким прошлым, пока небесные огни стали видны нам.

Около полуночи подул ровный сильный ветер. Я хотел было уходить с палубы, да заметил невдалеке двух человек. Один из них был высок и худ. Я узнал Энно. Рядом с ним вспыхнул красный прожектор, луч его скользнул по палубе и ушел вверх. И словно растаял. «Локатор», — догадался я. Управлял им молодой человек, почти мальчик. Энно молча наблюдал. Я подошел к ним.

— Знакомьтесь, — сказал Энно, — навигатор всех наших автоматических аппаратов — зондов, батискафов, метеорологических ракет, глубинных буров.

Молодой человек приветливо, чуть небрежно кивнул.

— Мой ученик, — добавил Энно.

Еще один энергичный кивок. Опять вспыхнул багровый свет, как будто вокруг разлили красные чернила.

— Есть контрольный сигнал. Антенна в порядке, — негромко сказал навигатор.

— …Глеб, Николай, — назвал Энно наши имена.

— Запуск? — догадался я.

— Есть поправки на влажность и температуру, — негромко произнес Николай.

— Запуск, — сказал Энно. — Сейчас поднимем заатмосферную станцию.

— Это она? — я указал на овальный полированный контейнер, по крутым бокам которого скользили отсветы в такт с движениями антенны.

— Нет. Это энергоемкость. Станция на корме.

— Готов к запуску, — сказал Николай.

— Сейчас поднимем. Не спеши… Где же моя трубка? — Энно растерянно мял в руках кисет.

— Мы утопили ее, — напомнил я.

— Да, это была манта! — восхищенно пробормотал Энно. — Нам сегодня повезло.

— Повезло манте, — уточнил Николай. — А не Энно Рюону, который во второй раз не находит своей трубки. Отсалютуем океану!

— В мои годы можно позволить себе роскошь быть немного рассеянным, медленно, выговаривая каждое слово, произнес Энно и вдруг воскликнул: Давай!

В тот же момент щелкнул стандарт времени. Заработал ионный двигатель. Словно легкая метель пронеслась по кораблю. Над водой возвысилась радуга. И сразу же померкла. Зеленое пятно, рассыпая искры, поднялось над нами, погасило на мгновение звезды и понеслось в небо, оставляя на воде мимолетные блики.

Николай прильнул к наблюдательному стеклу прибора. Я давно уж потерял станцию из виду, а он еще долго после этого следил за полетом.

— Все. Пропала… — устало и весело сказал он.

— Пора, — сказал Энно. — Теперь ее след останется только на ленте. Она слилась со звездами. С туманностями. И стала неразличима.

Я заглянул в хрустальную прорубь оптического индикатора. Что это?.. Там мерцала зеленая искра. Станция?

Они по очереди прильнули к стеклу. Долго совещались, пока зеленая точка ползла с севера на юг, перебираясь из одного созвездия в другое.

— Спутник? — нетерпеливо спросил я.

— В том-то и дело, что нет… — задумчиво проговорил Энно. — Спутники я распознаю, как людей. По облику. По портретам. Да и он тоже… Николай.

— Другая станция?

— Ну, нет! Сегодня это наш квадрат. И никому не дано права работать здесь. Нам дали совсем крохотный участок, градус на градус, и притом на одни сутки, но отнять его никто не может.

— Посоветоваться с компьютером? — спросил Николай.

Энно поморщился, помолчал, потом сказал:

— Ладно.

Едва слышное щелканье клавиш… ноль-один, три-три, пять-два… шифр сектора, астрономические координаты, адрес оперативной и долговременной памяти. Ничего. Двадцать светящихся нулей.

— Адресует к центральному пункту, — устало и разочарованно сказал Николай.

— Вот они, компьютеры, — проворчал Энно. — Что в них заложишь, то и получишь, а когда надо… — И он безнадежно махнул рукой.

— Обращаться в центральный? — спросил Николай.

— Нет смысла, — ответил Энно, — скорее нам сообщат с континента, в чем дело. Будем ждать.

— Что бы это могло быть, как вы думаете?

Мой вопрос был чисто риторическим.

— Все, что угодно, гадать бесполезно, — скороговоркой ответил Энно.

— Значит, мы не сильнее компьютеров, — съязвил я.

— Увы, нет. Не сильнее и не умнее, — вполне серьезно, с расстановкой проговорил Энно.

Попытка рассказать о себе

Когда-то давным-давно жил я в сказочном краю, где были горы и реки, озера и тайга, чистые снега и просторные морские заливы, так что, куда бы ни пошел, придешь обязательно к морю, к его берегу. До горизонта вода, весной синяя-пресиняя, над ней чайки да пролетные птицы. Помню несколько оттенков летней воды: синий, зеленоватый, голубовато-серый, свинцовый, серебристо-желтый, и все тона и полутона живые, объемные, потому что свет, проникая в глубину, заставляет сиять само море и каждую волну, и каждый гребешок на ней.