За пределом беспредела, стр. 46

Не скупясь, Аркаша отсыпал монет и им.

Телохранители, преодолевая скуку, наблюдали за чудачествами патрона. По их единодушному мнению, Аркаша был мужиком достойным, платил щедро, держался просто и не строил из себя крутого. Однако его стремление приблизиться к Господу Богу выглядело забавно. Возможно, что-то в его башке замкнуло после покушения, если он стал снабжать деньгами разных уродов. Впрочем, деньги его, ему и решать. Следующим в ряду был мужик с очень благообразным лицом. Сменив лохмотья на сносный костюмчик, он вполне мог сойти за школьного учителя. Глаза у него были серьезные, взгляд внимательный. Казалось, стоит ему раскрыть уста, и из них плавно польется мудрая проповедь. Но мужчина дрогнувшим голосом попросил:

– Подайте, Христа ради, на хлебушек.

Рядом с ним, словно гимназистка со строгим наставником, стояла девчушка лет пятнадцати. Она выставила вперед тощую ладошку и жалобно пропищала:

– Дяденька, подайте, Христа ради!

Благообразный мужчина выдавал девчушку за свою дочку, однако каждому нищему было известно, что их связывали далеко не платонические отношения и в старом сарае за городом, где они коротали долгие ночи, девчушка согревала мосластое стареющее тело своего «папеньки».

Не поскупился Аркаша и в этот раз – сыпанул так, что ладошки девушки до краев наполнились рублями. Дядьке он бросил сотенную.

Штырь постепенно приближался к дверям собора. Наконец он ссыпал остаток мелочи древней хроменькой бабке, которая явилась к церкви в надежде получить пятачок, а заработала, по ее мнению, целое состояние. Штырь бросил пустую сумку телохранителю и уверенно шагнул в тень церковного притвора.

– Батюшка, про меня забыл! – раздался голос со двора.

Там, прислонившись спиной к ограде, стоял сгорбленный нищий. Одежда на нем была настолько драная, что создавалось впечатление, будто он полз в ней по железной дороге от самой Москвы.

– Всех одарил, а про меня запамятовал. Обидел, батюшка, – слезно пожаловался нищий.

Штырь вытащил из кармана толстенный бумажник, раскрыл его и достал стодолларовую купюру. Постукивая тростью по ступеням, Аркаша спустился с крыльца и подошел к нищему.

– Возьми, отец, – вложил он купюру в протянутую руку.

– Благодарствую, – низко поклонился нищий.

Поклон получился глубокий. Правая рука бродяги, словно в знак наивысшей признательности, поползла к груди. Неожиданно нищий выхватил из-под лохмотьев тонкий длинный кинжал, похожий на миниатюрную шпагу, и вонзил заточенный клинок под ребра благодетелю.

– Это тебе привет от Коляна, – прошептал нищий в самое ухо Аркаши. – Не помогли тебе молитвы бродяжек. Не тем денежки жаловал, падла!

Со стороны происходящее выглядело очень трогательно. Нищий чуть ли не обнимался с закулисным хозяином города и что-то нашептывал ему в самое ухо.

Неимущий еще раз поклонился в знак благодарности и шаркающей походкой старого человека затопал от coбора к воротам. На него никто не обращал внимания. Вскоре он смешался с уличной толпой и растворился в ней. С минуту Аркаша Штырь стоял неподвижно. Вдруг трость выскользнула из его рук, громко стукнувшись костяным набалдашником об асфальт. Он повернул побелевшее лицо к охране, что-то беззвучно прошептал и тяжело повалился на кучу сметенного к ограде мусора.

– Где нищий?! За ним! – заорал высокий верзила из охраны Аркаши. – Он, сука, Штыря пером проткнул! Урою!

Вырвав из-за пояса пистолет, верзила бросился в толпу нищих, локтями и кулаками пробивая себе дорогу.

– Он за столб, за угол завернул! – бросился следом второй телохранитель.

Аркаша Штырь умирал в одиночестве. Пустая сумка, отброшенная охранником, валялась посреди двора. Пыль под животом раненого потемнела от крови.

Горыныч, едва покинув двор собора, сорвал с лица наклеенную бороду, отодрал усы, сбросил с плеч драный пиджак и бросился через проходные дворы на соседнюю улицу. Он бежал что было сил, не останавливаясь ни на секунду. Этот путь Горыныч изучил досконально и теперь мог не задерживаться. Отодвинув доску в заборе, он юркнул в образовавшуюся щель. Дальше шел длинный, почти в сто метров узкий коридор между стенами зданий, упиравшийся в тупик. Однако справа в стене имелась небольшая дверца, – она вела на второй этаж дома, откуда можно было спуститься по пожарной лестнице в безлюдный двор. Там Горыныча поджидала машина. На все потребовалось не более пяти минут.

Горыныч победно улыбался, представляя, с каким энтузиазмом он будет рассказывать Коляну о блестящем выполнении задания. Николай сам большой артист и наверняка по достоинству оценит актерское мастерство своего киллера.

Глава 29. ВЕРЬ МНЕ, ВАРЯГ!

– Послушай, Андрей, если это все-таки твоя работа и ты решил жрать в два горла, то я не стану даже сливать на тебя компромат. Тебе просто отвернут голову, как безмозглой курице.

– Владислав, это какое-то недоразумение, я ничего не знаю и даже не могу представить, кто бы это мог быть!

Глаза Платонова расширились от страха. Он никогда еще не видел Варяга таким взбешенным. Нет, Владислав не повышал голоса, не стучал кулаком по столу. Наоборот, он был подчеркнуто любезен, но вот глаза неожиданно обесцветились и стали напоминать кусочки льда. Невозможно было вынести этот беспощадный взгляд.

Когда Варяг позвонил Платонову и сказал, что хочет переговорить, Андрея Егоровича мгновенно прошиб холодный пот. Платонов всякий раз испытывал стресс, когда к нему обращался господин Игнатов – будь то обыкновенная просьба передать во время застолья бумажные салфетки или предложение заняться вопросом поставки зенитных установок куда-нибудь в Юго-Восточную Азию.

Чаще всего они беседовали в офисе, отгородившись даже от секретарш за металлической звуконепроницаемой дверью. Но теперь, как показалось Андрею Егоровичу, разговор предстоял особенно трудный, а поэтому он отважился на маленькую хитрость, решив затащить Варяга к себе, – дома, как известно, и стены помогают. Платонов боялся, что вор может отказаться, и пытался соблазнить его хорошей выпивкой и отменной закуской. Однако Владислав, вопреки ожиданиям, согласился неожиданно быстро. Платонов тщательно проинструктировал жену, велел уставить стол всевозможными разносолами, – так, чтобы от обилия деликатесов рябило в глазах. Супруга выполнила распоряжения Андрея Егоровича в точности, дав ему затем полную возможность пообщаться с важным гостем наедине. И вот теперь Варяг сидел за столом, совершенно не замечая кулинарных изысков. Не притронулся он и к дорогому коньяку, разлитому в пузатые хрустальные рюмки.

– Ты даже не представляешь, как я хочу тебе верить! – Варяг пристально посмотрел на Платонова. – Может, ты мне хоть подскажешь, по чьей вине сорвалась сделка с Индией? Я не хочу тебя пугать, но общак недополучил сотни тысяч долларов, а такое ротозейство не прощается. Ты ведь знал о том, что часть поставок пойдет по нелегальным каналам?

Хуже всего было то, что смотрящий совсем не притронулся к алкоголю и пище. С ним легче было бы разговаривать, если бы вор хрумкал малосольные огурчики и как бы между прочим говорил о делах. Но Варяг был полностью сконцентрирован на разговоре. Остальное его не интересовало.

Андрей Егорович с усилием проглотил слюну.

– Знал, – наконец выдавил из себя Платонов. – Но поверь, Владислав, ко мне этот прокол не имеет никакого отношения. Верь мне!

Глядя на Варяга, сам Платонов тоже лишился аппетита, хотя еще каких-то полчаса назад готов был съесть чуть ли не быка.

– И кто же, по-твоему, способен на подобную пакость?

– О твоих планах в аппарате фирмы знало не так уж много людей, их можно перечислить по пальцам, – напомнил Андрей Егорович.

– Например? – Варяг сверкнул глазами.

– Я не могу так сразу их всех назвать, – смешался Платонов, – нужно подумать:. А потом, ты и без меня можешь их вычислить… Так сказать, кому это выгодно. Ты бы ел, Владислав, жена старалась, – обиженно добавил Платонов.