За пределом беспредела, стр. 45

Неожиданно он подпрыгнул и, развернувшись в воздухе, с размаху пнул ступней круглолицего в лицо. Удар оказался настолько сильным, что голова крепыша резко запрокинулась назад и он, нелепо дрыгая ногами в воздухе, отлетел далеко за татами.

Колян уже стоял на ногах, словно кошка, которая, падая с любой высоты, обязательно становится на все четыре лапы.

– Теперь твоя очередь. Ну, смелей! – весело подбодрил Колян Славика, подзывая его к себе двумя поднятыми кулаками.

Два пехотинца деловито потащили круглолицего к двери за ноги. Тот, распростав руки в стороны, безжизненно волочился по полу, словно труп. Впрочем, летальный исход не исключался. Подумаешь, пустяк! Колян имел кучу способов избавиться от такой безделицы, как покойник.

Горыныч всегда считал, что умеет драться, но сейчас его представления о собственных возможностях значительно изменились. Он ни разу не сумел зацепить Коляна – все его удары натыкались на жесткий бок или проваливались в пустоту.

Колян не торопился заканчивать игру. Казалось, он выжидал. Расслабленно опустив руки, он явно побуждал противника к активным действиям.

Горыныч развернулся и, вложив в удар остаток сил, направил кулак Коляну в скулу. Тот неожиданно ожил – вскинул левую руку и отбросил кулак Горыныча далеко в сторону, после чего двумя пальцами другой руки ткнул противника в солнечное сплетение.

Горыныч охнул, не в силах сделать вдоха. Он понял, что если через несколько секунд не переведет дыхание, то его точно так же бесславно выволокут из зала за ноги. Беспомощно, словно рыба, выброшенная на песок, он хватал ртом живительный воздух, который никак не желал проходить в легкие и останавливался где-то в носоглотке. Горыныч сделал над собой последнее усилие, и кислород тоненькой струйкой просочился через трахею, проник в бронхи и, наконец, заполнил собою легкие. Горыныч вздохнул – сначала неглубоко, а потом, освобождаясь от всех болезненных ощущений, в полную мощь.

Колян навис над ним, с интересом наблюдая за воскрешением соперника. Когда тот наконец разогнулся, бригадир одобрительно произнес:

– Молодец, быстро восстановился. Другие после такого удара, бывает, и на тот свет сразу отправляются. Крепок ты, парень! Ладно, хватит с тебя. Живи! Будешь пехотинцем, а там – посмотрим, на что сгодишься.

Позже Горыныч понял, что ему повезло, поскольку Колян имел обыкновение хватать беспомощного противника за волосы и бить коленом в лицо.

Приятно было сознавать, что он оказался единственным из всех пришедших в тот день, кого принял Коляну на службу. Бригадир помиловал его, причем еще и положил неплохие деньги, как и остальным пехотинцам. Что ж, он постарается оправдать оказанное ему доверие…

Глава 28. СМЕРТЬ У СОБОРА

Видимо, на небесах за Аркашу Штыря молились крепко. Ему удалось выкарабкаться из могилы, хотя костлявая старуха с косой уже держала его за глотку.

В тот злополучный день Аркаша получил три пулевых ранения: первая пуля угодила в легкие, вторая пробила селезенку, третья задела аорту, а если к этому добавить значительную потерю крови, то шансов на выживание у Штыря было маловато.

Неделю он пребывал в беспамятстве, а когда открывал глаза, то с недоумением рассматривал потолок, не в силах понять, жив он или уже пребывает в аду. На рай он не рассчитывал. Галлюцинации его были тяжелыми: ему без конца мерещились какие-то доисторические монстры и огнедышащие драконы, наступающие на него со всех сторон.

Через две недели ему вдруг полегчало. Штырь стал потихонечку подниматься и, опираясь на парочку крепких телохранителей, совершать небольшие прогулки по палате.

Каждый день по распоряжению Аркаши во всех церквях города ставили толстенные свечи и писались записки о здравии. Священники, потупив взоры, смущенно принимали дары от Штыря. Как-никак, он ведь обещал построить новый храм в городе и перевел в церковную казну такую сумму денег, какой хватило бы на содержание богадельни для одиноких неимущих стариков. Государство-то ведь давно отказалось от них…

Однако подобные чудачества не расслабляли Штыря. Он по-прежнему держал в своих руках весь игорный бизнес города, а коммерсанты, как и прежде, являлись к нему на поклон и, заискивая, просили заступничества от залетных рэкетиров.

Через месяц Штырь поднялся совсем. За прошедшие недели он высох, как-то скукожился, пожелтел лицом, передвигался медленно, опираясь на щеголеватую трость с набалдашником из слоновой кости. Босса плотным кольцом окружала толпа телохранителей.

Единственным местом, куда они не входили, был собор – так приказал Штырь. Они смиренно дожидались его на паперти, смешиваясь с толпой нищих, просивших свое скудное подаяние.

Для нищих приход Аркаши в церковь, однако, становился настоящим праздником. Штырь непременно брал с собой большую сумку с мелочью, в назначенный час к собору сходились убогие, и Аркаша с самодовольным видом подходил к каждому и щедро сыпал в ладони мелочь со словами:

– Помолись за меня.

– Благодарствую, обязательно помолюсь, добрый человек, – неизменно раздавалось в ответ.

На сей раз Аркаша Штырь запаздывал, и толпа страждущих начинала заметно волноваться. Местные алкаши, присоединившиеся к действительно неимущим, были чрезвычайно обеспокоены тем, что неотложные криминальные дела отвратили Аркашу от храма Божьего – тогда их пересохшие с похмелья глотки придется заливать ржавой водопроводной водицей.

Аркаша Штырь приехал в разгар обедни. Поддерживаемый под руки телохранителями, он не без труда выбрался из «Мерседеса» темно-зеленого цвета и, опираясь на трость, побрел к собору.

Нищие заволновались – Штырь держал в руках сумку и, судя по ее тяжести, содержимого должно было хватить на всех.

– Мил человек, подай, Христа ради, – запричитали собравшиеся.

Смотреть на зрелище раздачи милостыни сбегались даже священники, свободные от службы.

На нижней ступеньке крыльца сидел кряжистый мужик лет пятидесяти пяти с огромным синячищем под глазом. Лицо его опухло от многодневного пьянства. С утра он, скорее всего, где-то отлеживался под забором, но радужная перспектива получить деньги на опохмелку заставила его устремиться к собору. Согнав со ступеньки дряхлую, действительно несчастную и голодную старушонку, мужик сел на ее место и стал ждать благодетеля.

Штырь сунул пятерню в сумку, побренчал мелочью, выудил оттуда горсть монет достоинством от рубля до пяти рублей. Бросив деньги мужику в шапку, он мрачно произнес:

– Помолись за меня.

– Обязательно помолюсь, – торопливо закрестился тот слева направо, мгновенно определив, что подаяния вполне хватит на пару бутылок бормотухи. Едва Штырь прошел мимо, «богомолец» вскочил и затрусил в сторону ближайшего коммерческого ларька.

Вторым был шустрый дедуля с нечесаными седыми волосами и огромным синим носом. Дедуля с завистью смотрел вслед удалявшемуся счастливцу и держал в лопатовидных ладонях огромную шляпу. Судя по ее размерам, могло показаться, что дед имеет виды на все содержимое сумки.

– Бог тебя хранит, добрый человек, – скорбно заголосил старичок, заискивающе глядя в лицо благодетелю. – Будь милосердным, подай копеечку!

Штырь привычно сунул руку в сумку и выгреб оттуда пригоршню мелочи.

– Держи, старик, – веселым дождем монеты полетели на дно шляпы. – Помолись за мое здоровье.

Следующим в ряду стояли два молодца лет сорока. Они очень походили друг на друга: густые темно-рыжие бороды топорщились в разные стороны, а заплывшие глазки колюче посматривали по сторонам. Это были братья-близнецы, и различались они лишь тем, что у одного была разбита правая щека, а у другого – левая. Полгода назад, обещая щедрую выпивку и кучу денег, их вывез из Архангельской области один делец строить особняки. Действительность оказалась суровей. Вместе с такими же бедолагами, как и они сами, братьям пришлось работать по восемнадцать часов в сутки – в награду им доставались жидкая похлебка из требухи да кусок хлеба. Паспорта у них отняли. О деньгах не было и речи. За непослушание их запихивали в сырой подвал и морили голодом по нескольку дней. Возможно, они до скончания века строили бы загородные виллы для новых русских буржуа, но, к счастью, им представилась возможность для побега. Покумекав, братья сообразили, что куда безопаснее просить подаяние у соборов и на кладбищах – уж на винцо-то всегда набрать можно.