Инструктор ОМСБОН, стр. 8

Глава 4

Пока я разыскивала Серафимова, мне вдруг вспомнились слова Ипполитова о том, что их дивизию вывели на переформирование. Значит, во-первых, они находятся где-то неподалеку, а во-вторых, там, в медсанбате, я быстрее смогу разыскать нужного мне пулеметчика. И пока еще их переформируют, пока разберутся с составом подразделений, я его уже тю-тю. А чтобы быстрее найти нужного человека, я использую особый отдел. В идеале мне, конечно, поможет майор Максимов, если он только уцелел. А нет – использую свое служебное положение и сравнительно высокое по армейским меркам звание лейтенанта НКГБ. Не посмеют мне отказать.

С Серафимовым никаких проблем не возникло. Он сам, зная текущую ситуацию, был кровно заинтересован в усилении охраны, поэтому мое предложение пошло на ура. Серафимов пообещал достать пулемет ДП и еще пару ящиков гранат в довесок. Он даже предложил несколько бутылок с горючей смесью, но от этого я отказалась. Еще сами случайно загоримся. Зато я вдруг сообразила, что совсем не лишним в моем хозяйстве будет бинокль. Вот тут Серафимов потускнел. Лишнего бинокля у него не оказалось. И запасного тоже не оказалось. Ну что ж, придется еще раз стукнуть челом Виталию Кузьмичу. Наш белорусский наркомат вместе со своим складом теперь располагался неподалеку от штаба фронта.

В результате следующий час я провела в разъездах. Сначала НКВД, где я оставила (чувствую, что скоро это станет традицией) один ящик гранат. Виталий Кузьмич, хитро поглядев на меня, сказал:

– Анна Петровна, если вы и сейчас ничего не хотите у меня выпросить, то я начну верить в Бога.

– Не надо, Виталий Кузьмич, оставайтесь атеистом. Я действительно приехала с челобитной. Мне нужен хороший бинокль, а то в штабе фронта с оптикой зарез.

– Вы знаете, совсем недавно и у нас с этим были проблемы, но как раз за несколько дней до начала войны, когда задержание диверсантов приняло, если можно так сказать, массовый характер, к нам попало несколько очень неплохих биноклей. Абвер всегда старался обеспечивать свои кадры самым лучшим и самым современным оружием и вспомогательными средствами. Так что сейчас на складе еще сохранился пяток биноклей с отличной цейссовской оптикой. Вам сколько нужно? Два, три?

– Конечно, с цейссовской оптикой (если бы я еще знала, что это за оптика такая [4]) хотелось бы побольше, но нехорошо быть слишком жадной. Двух биноклей будет достаточно.

Виталий Кузьмич выдвинул ящик стола и вытащил из него два небольших по размерам бинокля.

– Вы не смотрите, Анна Петровна, на их размеры. Разведчикам и диверсантам всегда нужно что поменьше и что полегче. Но при этом качество у этих биноклей отменное.

Я взяла один из биноклей и поднесла к глазам. Повернулась и посмотрела в окно. Обзор был отличный и приближение очень даже неплохим. Не меньше, чем у командирского бинокля майора Серафимова. А размеры бинокля были чуть больше театрального. Я бы даже назвала этот бинокль «женским».

– Да, классный бинокль. Большое спасибо, Виталий Кузьмич. Вы в очередной раз выручили меня.

– Пользуйтесь, Анна Петровна. Уже недолго осталось. Еще один-два переезда, и от моих запасов практически ничего не останется. Трофеев пока мало, и все они поступают на специальные склады. В НКВД почти ничего не попадает. Так что в основном живем старыми запасами. Желаю удачи!

– Еще раз спасибо, Виталий Кузьмич. Если раздобуду какой-никакой трофей, то сразу к вам. Не люблю ходить в должниках, а вы в очередной раз выручили меня.

Затарившись биноклями, мы с Лешей поехали искать остатки 85-й стрелковой дивизии, а точнее, ее медсанбат. Максимов в боях первой недели был тяжело ранен и сейчас находился в госпитале. Поэтому в медсанбате я первым делом разыскала старшего сержанта из особого отдела и поставила перед ним задачу. Сержант задачу уяснил и, покопавшись в каких-то своих бумажках, без лишних проволочек доложил, что есть два легкораненых пулеметчика. У одного ранение в руку, поэтому трудно сказать, когда он сможет полностью стать в строй. Может быть, даже его переведут в госпиталь. У второго касательное ранение головы с небольшой контузией. Контузия, как уверяет врач, практически прошла, но рана заживает медленно.

Тут я вспомнила свое ранение и свое лечение. А ведь кое-что у меня все-таки осталось. Не все отобрал тогда Григорьев – пожалел сиротинушку. Я попросила сержанта вызвать этого раненого в кабинет врача для осмотра. Врач, услышав мою просьбу, удивился, но спорить не стал. Он еще в мирное время несколько раз видел меня в дивизии и знал, кто я такая. Раненый пулеметчик, доставленный особистом, оказался худощавым невысоким парнем лет двадцати пяти. Голова забинтована, как когда-то у меня. На гимнастерке петлицы с тремя треугольниками – значит, старший сержант. Взгляд спокойный, уверенный. Сел на предложенный стул и уставился на меня. По моему кивку врач аккуратно развязал повязку. Примерно так же выглядела моя рана, когда я смотрела на нее в зеркало. Правда, тогда я почти сразу приняла меры, и заживление шло намного быстрее, а тут и рана побольше, и кое-где видны покраснения, которые, между прочим, доктору не понравились. Он дал команду медсестре, и та ловко протерла все швы каким-то раствором. После этого я ее притормозила.

– Скажите, товарищ старший сержант, вы хороший пулеметчик?

– Немцы не жаловались, товарищ лейтенант госбезопасности, тихо лежали после моей стрельбы. Финны в сороковом году тоже не жаловались. Значит, хороший.

Хм. Парень с юмором. Это неплохо. Решено, возьму его в нашу компанию.

– Как вы сами оцениваете свое состояние? Скоро сможете встать в строй?

– Про контузию уже забыл, но вот рана болит и чешется. Без спирта никак не заживает.

– Понятно, а спиртом протирать собираетесь снаружи или изнутри?

– Да как же можно такой драгоценный медикамент снаружи тратить, товарищ лейтенант госбезопасности? Только изнутри.

– С вами все ясно. Товарищ военврач третьего ранга, – обратилась я к врачу, – я сейчас сама обработаю ему рану, и пока бинтовать ее не надо. Забинтуете только через два часа легкой повязкой. А завтра утром я его у вас заберу.

– Но ему еще минимум пять дней лечиться надо, – попытался протестовать врач.

– Доктор, не будем спорить, а подождем до завтра. Может быть, вы тогда измените свое мнение.

С этими словами я вытащила из своей планшетки баночку с мазью и аккуратно нанесла тонкий слой на рану. Потом обратилась к бойцу:

– Слушай внимательно, старший сержант. Рану не трогать и тем более не расчесывать. Постарайся это место не беспокоить. Я завтра тебя заберу. Получишь новое назначение и новый пулемет.

Все, с пулеметчиком вроде бы понятно. Если не соврал, что хороший, то этот вопрос я закрыла.

Вернулась в штаб, а там обязательный Серафимов уже приготовил для меня пулемет Дегтярева. Новенький, в смазке. Я усадила Лешу за протирку, а сама отправилась искать Романова. Нашла его в комнате, работающим с какими-то бумагами. Увидев меня, он приветливо улыбнулся:

– Здравствуйте, Анечка. Вот изучаю бумаги, которые оказались у вашего немца. Кое-что интересное есть. Немцы – аккуратисты. Они заранее предусмотрели возможность того, что пилота могут сбить, и снабдили его отличной картой местности. Нам сейчас такие карты очень и очень нужны. К огромному сожалению, наш Генштаб в свое время не озаботился выпуском подобных карт, а зря. Теперь вот вынуждены использовать чужие на чужом языке. Ладно я или вы. Мы латинский шрифт разбираем и названия поймем. А как быть младшим командирам? Вот то-то.

Я при этом подумала, что совсем недавно Генштабом командовал товарищ Жуков, поэтому в нехватке нужных карт есть и его вина. Прохлопал, а теперь вместе с нами все расхлебывает. Ну да ладно. Что есть, то есть.

– Аристарх Ксенофонтович, а ведь я к вам с просьбой. Так получилось, что в диверсанты и в партизаны меня не отпустили, поэтому буду воевать здесь, вместе с вами. Но вот проблема – звание у меня довольно высокое, а знаний, подкрепляющих это звание, практически никаких. К сожалению, кроме меткой стрельбы, командир моего уровня должен много чего знать. Если что случится, я ведь никем, кроме себя, ну и моего шофера, командовать не смогу. Поделитесь, пожалуйста, знаниями, хотя бы на уровне взвода и роты. Что должен знать и уметь командир роты?