Берег Скардара, стр. 62

Берег был уже так близко, но казался таким недоступным. Я с трудом боролся с глубиной, тянувшей меня вниз, как магнитом, и тут меня подхватили чьи-то руки.

«Прошка, — понял я. — Прошка, посмотри, у нас получилось!»

Проухв помог мне выбраться на берег, и мы долго брели вдоль него, уходя все дальше и дальше. Никто из уцелевших изнердийцев не обращал на нас внимания, потому что каждый из них был занят самим собой, переживая свое чудесное спасение.

Мы брели в сторону далекого мыса, где должен был высадиться наш десант. Но он не стал атаковать оказавшихся на берегу изнердийских моряков, потому что это уже не враги, а люди, благодарившие своих богов за то, что им удалось выжить, и ни до чего другого им не могло быть дела.

Глава 30

ЗАГОВОРЩИКИ

— Артуа, теперь к своему имени ты можешь приставить «дир», — заявил мне Иджин, наблюдая за тем, как я внимательно рассматриваю орден Белого волка. При награждении этим орденом присваивалось еще и дворянское звание Скардара.

Что мне нравилось в ордене больше всего, так это его размеры. Он не был большим и лишь немного превышал внешний круг, образованный сложенными в кольцо большим и указательным пальцами. Вероятно, когда у человека, учреждавшего награду, спросили о ее размерах, он свел пальцы, чтобы было понятно.

Я улыбнулся, вспомнив вопрос Гростара о некоторых пропорциях носовой фигуры для моей «Лолиты», когда для ответа мне пришлось развести руки и растопырить пальцы.

Орден Белого волка представлял собой восьмиугольник с головой скалящегося волка в центре. Золото, серебро и камешки. Смотрелся он замечательно.

Белого волка на шею, Золотого льва на ленточку достаточной длины… В общем, Яне должно понравиться. И я теперь не только барон герцогства Эйсен-Гермсайдр и граф Меандрии, сиречь Империи, но и скардарский дир. Расту.

Вернусь в Империю, сразу же похвастаюсь наградой перед Янианной. Хотя могу себе представить, сколько будет язвительных замечаний с ее стороны, она это любит.

«Стоило ли, — скажет она, — шляться столько времени, меня бы попросил — и все, ходил в орденах как разряженная на праздник елка».

Обычая наряжать елки здесь нет, но она обязательно придумает не менее удачное сравнение, в этом я нисколько не сомневался. И я улыбнулся снова.

Мы сидели в одном из заведений Абидоса, и язык не поворачивался назвать его таверной, корчмой или харчевней. Обстановка, мебель, обслуживание… Ресторация — так будет правильно.

Мы — это фер Груенуа, сти Молеуен, дир Пьетроссо, капитан «Четвертого сына» дир Гамески, капитан «Морского воителя» дир Героссо, еще с полсотни офицеров и я, теперь уже тоже «дир». Часом ранее нас покинул адмирал дир Митаиссо. Поначалу он охотно откликался полным кубком на каждый произнесенный тост, но затем вовремя сообразил, что с сидящими за столом в силу своего возраста ему уже не тягаться.

Мы праздновали победу, и ее по праву можно назвать громкой. Заплатить за почти полностью выгоревшую в бухте Итликонкигуаль изнердийскую эскадру ценой, равной одному коутнеру и четырем скорлупкам…

И еще жизнью восьмерых моряков, среди которых был и Оливер. В какой-то степени я считал себя виновным в его смерти, слишком не до него было, когда я прыгнул за борт. Хотя Трендир, видя мое состояние, убеждал в том, что Оливер умер еще до того, как упал в воду.

Бронсу здорово обожгло лицо и руки, но лекарь Мидус утверждал, что ничего особо страшного нет и что все будет в порядке. Моя рана на плече оказалась не глубокой, но болезненной. Хорошо было одно — для ее лечения Мидус не использовал ту же мазь, которой лечил локоть.

Возможно, когда-нибудь, спустя века, о нашей атаке будут рассказывать учебники истории, приводя ее как яркий пример успешного применения брандеров. Надеюсь, что там будет упоминаться и мое имя. Главное, чтобы не напутали и не обозвали каким-нибудь Декойноссо, они это любят, историки. Конечно, перелом в войне из-за потери Изнердом одной из своих эскадр не произошел, враг еще слишком силен, но…

Нас встречали в порту Абидоса как настоящих героев. Нам улыбались и слали воздушные поцелуи разнаряженные дамы, девушки бросали букеты цветов, играла музыка.

Затем состоялся прием в Дерторпьире, древней резиденции правителей Скардара. Я уже бывал здесь при нашей встрече с Минуром. Правда, совсем в других помещениях.

Зала, куда нас пригласили, была по-настоящему огромной, и, по моему мнению, ее следовало называть залой скардарской славы. Прямо-таки музей с множеством экспонатов, посвященных былым победам.

Минур в окружении своих сановников произнес долгую проникновенную речь, восхвалявшую нашу доблесть, а я украдкой крутил головой. Слишком много здесь было того, что очень хотелось бы рассмотреть подробнее. Целая история еще одного мира, куда занесла меня судьба. Картины, изображающие морские битвы, скульптуры, коллекции трофейного оружия и вражеских знамен, взятых в бою.

Затем нас награждали. Белого волка вручали не всем, он являлся высшей наградой Скардара. Но если бы кто-то заикнулся о том, что я получил ее незаслуженно, что ж… В следующий раз я с удовольствием уступил бы ему свое место за румпелем, а сам остался на борту тримуры, тревожно вслушиваясь в звуки, доносящиеся из бухты, и желая понять, что же там происходит.

Дальше был торжественный обед в нашу честь, закончившийся далеко за полночь. На обеде присутствовал и Диамун. Встречаясь взглядами, мы равнодушно отводили глаза в сторону, в упор не замечая друг друга.

На следующий день после приема в Дерторпьире мы и собрались для продолжения банкета в заведении, своим интерьером наведшим меня на мысль о ресторации. После ухода адмирала дир Митаиссо обстановка за столом, и так не напряженная, разрядилась вовсе. И еще я обратил внимание, что обычай обмывать награды, который я принес с собой из своего мира, всякий раз пользуется неизменным успехом. Будь то в Империи или здесь, в Скардаре.

Праздник продолжился в доме у Иджина, правда, оказались мы там не всей компанией, человек двадцать, не больше. За новым столом тема разговоров оставалась прежней: война, оружие, женщины…

Я имел неосторожность высказать мнение о том, что в Скардаре полно красавиц, за что жестоко поплатился. Иджин тут же предложил познакомить меня с некоторыми дамами, которые, как он выразился, «питают ко мне изрядный и легко объяснимый интерес».

Я поспешно отказался, мотивируя свой отказ ранением. На что он пожал плечами, добавив, что рана находится довольно далеко от того места, которое в таких случаях и предполагают использовать.

Вместо меня желание познакомиться высказал Клемьер, и дир Пьетроссо обнадежил его: сделаем, но не немедленно, а сейчас самым разумным решением для сти Молеуена будет пойти и лечь спать, поскольку вряд ли хоть одна из дам сможет в полной мере оценить комплименты, сделанные заплетающимся языком. Фер Груенуа подобного рода вопросы успешно решал самостоятельно, исчезнув еще по дороге к дому Иджина.

Дальше разговор снова зашел об оружии, и дир Этсу, ходивший штурманом на «Четвертом сыне», похвастал своим приобретением — пистолетом, из которого он грозился положить пулю в центр мишени на расстоянии тридцати шагов. Тут черт дернул меня за язык заявить о том, что из своего пистолета я попаду в цель с вдвое большей дистанции. И все мы пошли в сад.

Шестьдесят шагов от мишени отсчитать не получалось, для этого пришлось бы сдвинуть с места дом Иджина, а в любом другом месте двора существовала вероятность попасть куда-нибудь не туда. В окна дома или флигеля, например. Поэтому мы благоразумно приняли решение, что хватит и сорока семи.

Первым стрелял дир Этсу и почти попал. От отметины пули на стене до центра грудной мишени, в качестве которой мы использовали камзол Иджина, оказалось не больше метра. Выстрел признали почти удачным, после чего штурман посмотрел на меня.

«Эх, и почему я не промолчал? — подумал я. — Пуля из моего пистолета полетит туда, куда я ее направлю, но только как направить ее в центр?»