Сэр Троглодит, стр. 42

— Нет, — поморщился элв. — Они были кандидатами в высшие, но не смогли закончить учебу. Просто сошли с ума, не в силах усвоить весь объем знаний, умений и навыков. Пришлось выборочно стереть их личность, оставив только то, что относится к приобретенным здесь знаниям. Они — идеальные телохранители. Кратко их называют хранами. Но, увы, совершенно безынициативные. Действуют только под ментальным контролем командира. И действуют, следует признать, очень эффективно. Но эта эффективность в немалой степени зависит от умений командира, его способности управлять ими. А теперь, — элв прямо из воздуха материализовал два свитка, — вы должны принять решение. Согласны ли вы добровольно заключить контракт на пятилетнее служение императору великой Солнечной империи после окончания обучения на высшего имперского исполнителя в имперском учебном центре?

У меня засосало под ложечкой. Похоже, выбора опять нет. Отучиться. Отслужить этой неизвестной империи и получить надежду на возвращение. Однако очень не хотелось бы в процессе учебы стать таким вот храном. Решившись, я встал и, с трудом проталкивая слова через пересохшее горло, сказал:

— Я согласен. Что надо сделать?

Мягкая, совершенно не режущая глаза вспышка изумрудного огня, мелодичный перезвон серебряных колокольчиков, и один из свитков исчез.

— Контракт с Эдитератором из клана барсов заключен и подтвержден уполномоченным комендантом учебного центра, — торжественно произнес элв, а я несказанно удивился — откуда он узнал мое полное имя?

Феморо после меня тоже недолго раздумывал и сообщил о своем согласии.

Глава 2

Любопытно получилось с моим новым именем. Странно как-то произошло. Я конечно же не ждал, что все будет обставлено торжественно и благочинно, но чтобы так…

После принятия клятвы храны проводили нас в небольшую комнатку, в которой не было никакой мебели, кроме четырех роскошных саркофагов, иначе трудно назвать каменные ложа, полностью покрытые с внешней стороны мозаикой из самоцветов. Узор из камней, казалось, дышал и жил таинственной мерцающей жизнью. По мере приближения к ним и, соответственно, изменения угла зрения, мозаика неуловимо менялась, складываясь всякий раз в новые ряды причудливых, вспыхивающих разноцветными искрами символов неизвестного языка. Крышки, так же, как и ложа, инкрустированные самоцветами, были аккуратно прислонены к стене у изголовий.

Нам предложили полностью раздеться и занять любую из свободных лежанок. Зная способности хранов и предполагая, что нет смысла разыгрывать представление, я не стал с воплями штурмовать головой толстые стены в попытках отказаться от любезного приглашения. Быстро освободившись от новенькой парадной формы, по привычке поискал, куда бы ее аккуратно сложить, но ничего подходящего не нашел. Храны стояли столбом, и узоры на саркофагах выглядели гораздо живее их невозмутимых, как самое застойное болото, лиц. На мой вопросительный взгляд они никак не отреагировали и не сделали ни малейшей попытки помочь. Тогда я перестал жалеть форму, мысленно махнул на все рукой, мол, не мое дело, и просто бросил ее на пол.

По размеру лежбище было раза в полтора, если не больше, длиннее моего роста и шире плеч. Поерзав некоторое время, стараясь устроиться поудобнее, я затих и стал ждать дальнейшего развития событий. В помещении было откровенно холодно. Меня даже дрожь пробрала. Не от волнения. Ничуть. Храны синхронно подхватили с двух сторон тяжелую крышку и точным движением опрокинули ее в пазы ложа. Ни единой самой маленькой щелочки в месте соединения я не увидел, оказавшись во власти абсолютного мрака и могильной тишины. Снаружи не доносилось ни звука. Не проникало ни малейшего лучика света. На миг меня охватила паника, поскольку отверстий для дыхания, похоже, тоже не было предусмотрено. Однако очень быстро тело без участия сознания полностью расслабилось и, казалось, воспарило над неудобным камнем. Мягкие, убаюкивающие потоки стали пронизывать насквозь мою телесную оболочку, покачивая на волнах сладостного умиротворения. Постепенно сознание начало гаснуть и погружаться в Ничто. Что-то в глубине сознания вяло побрыкалось, скорее из духа противоречия, чем ради спасения души, но вскоре затихло, свернувшись калачиком и мурлыкая от удовольствия.

Следующее, что я помню, — расставание с этим самым Ничто. По моим ощущениям, крышка саркофага только миг назад отрезала меня от мира и началось погружение в Ничто, как уже стало выталкивать обратно. Так не хотелось покидать уютный мирок и возвращаться в грубую реальность, где меня ждал элв с непонятной учебой и службой неизвестной империи, вполне возможно, уже тысячу лет не существующей. Ощущения были, будто я ребенок и меня грубо отдирают от любимой, такой теплой и родной мамочки. Я, казалось, был связан с Ничто тысячами ласковых нитей, по которым в меня вливался непрерывный поток силы. Можно сказать, я был подвешен на них в уютном Ничто, и мне было удивительно хорошо. Теперь эти ниточки сначала по одной, потом все большими и большими связками стали рваться с печальным звоном и резкой болью, а я… я был бессилен что-либо сделать. Сколько это продолжалось, не знаю, но в какой-то момент мне надоело постепенное отрезание хвоста по кусочку. Раз обрыв связей неизбежен, я попытался резким движением оборвать их все разом. К моему удивлению, это удалось. Вспышка острейшей, но, к счастью, кратковременной боли пронзила меня всего, и тут же крышка саркофага сползла, освобождая голову и грудь. Снова саркофаг стал обычным каменным неудобным ложем. Я всей кожей ощутил прохладу помещения, именно легкую прохладу, а не холод, с удовольствием вдохнул чистейший воздух горных вершин и посмотрел на мягко светящийся потолок.

Вскоре послышались шаги, и вошли давешние храны. Они ловко сняли крышку, аккуратно прислонили ее к стене, потом, взяв меня под локотки, бережно вытащили из каменного ящика и поставили на пол. Двигаясь так, словно делали это сотни раз, они взяли, видимо, принесенный с собой комплект тренировочной одежды и сноровисто облачили в него мое тело. Пока они действовали, я чувствовал себя куклой или манекеном, драпируемым для выставки в витрине лавки.

Впрочем, когда они закончили и предложили следовать за ними, опять же придерживая с двух сторон под локотки, я понял, для чего они это делали. Я банально не мог сделать ни одного движения правильно. То, что я смог разглядеть в процессе облачения в одежду, подсказало мне, что тело мое, мягко говоря, несколько изменилось. Я стал немного выше, стройнее и пропорциональнее. Однако с изменением длины рук и ног, центра тяжести и роста все мои прежние моторные навыки теперь требовали серьезной адаптации и перестройки.

Появилось подозрение, что и стереобаза у меня тоже изменилась, поскольку стало трудно оценивать расстояние до объектов — пол казался то ближе, то дальше. Двери, через которые мы проходили, нагло меняли свой размер, а пороги так и норовили подставить ножку. Если бы не нежная забота хранов, я бы добрался до кабинета коменданта очень нескоро и только ползком.

Храны распахнули двустворчатые двери, и я наконец смог лицезреть элва на рабочем месте. Подняв взор от бумаг, он почему-то ошеломленно посмотрел на меня и вскрикнул:

— Родеро?!

В его голосе мне послышалось удивление и вопрос, смешанный с радостью, облегчением и какой-то глубокой печалью. Длилось это недолго. Взор погас. Лицо стало равнодушно-спокойным, и он пробурчал:

— Ну что смотришь? Я тебе говорил, что после изменения внешности тебе дадут новое имя? Вот и привыкай. Отныне ты — Родеро.

За все годы обучения старый хитрец так и не сказал мне, кто такой этот Родеро и что их связывало. Были у меня определенные догадки, но ничего конкретного. Имени элва я тоже не знал — не положено курсантам знать имя коменданта, а также имена преподавателей и инструкторов. Обращаться следовало «господин комендант» или «господин наставник по… (название дисциплины)». Впрочем, кроме коменданта, как выяснилось, в учебном центре никого из живых преподавателей не было уже более пятисот лет. Что-то преподавал сам элв, что-то мы изучали по книгам и кристаллам знаний, что-то с помощью артефактов. Практические занятия по боевым искусствам вели иллюзорные тренеры в специальных залах и храны. Иногда и господин комендант приходил поразмяться, поучить новичков уму-разуму.