Рыцарь-призрак, стр. 28

После этого мы направились с Эллой к собору.

Он потащился за нами. Ясное дело.

– Ну к чему? Тебе нельзя с нами! – Я изо всех сил старался быть любезным. В конце концов в Килмингтоне он предпринял попытку спасти Эллу. Хотя при этом взялся за дело довольно неумело.

– Ах вот как? Почему же нельзя?

«Потому что Лонгспе – мой», – хотел было я ответить. Но я, конечно, знал, что это звучит по-детски. Его ответ, однако, был тоже не лучше.

– Я просто хочу его еще раз увидеть!

– Зачем? Если ты хочешь увидеть привидение, иди назад и любуйся на Алейстера.

– Но он ведь не рыцарь! – выпалил Бородай, с такой силой залившись краской, что она полыхала даже в темноте. – В Килмингтоне я видел его всего лишь вскользь.

– Да он прежде всего вообще не придет, если ты…

– Прекратите, – перебила нас в нетерпении Элла. – Совершенно не важно, пойдет с нами Мэт или нет. Лонгспе скорее всего не покажется.

Она указала на окна в соборе. Через стекла наружу струился свет, и я вспомнил, что Ангус рассказывал что-то такое о концерте, к которому готовились певчие. Я разочарованно посмотрел на урну, но Элла взяла меня за руку.

– Мы обо всем расскажем ему несмотря ни на что, – сказала она. – Как-нибудь, а он нас да услышит.

Мы проскользнули внутрь через южный вход, чтобы репетирующие хористы нас не заметили. Мы с Эллой были немыми, как камни, а вот Бородай просто никак не мог держать рот на замке.

– Посмотрите на эти колонны! – шептал он. – Знаете ли вы, что они сгибаются под шпилем башни, потому что она для них слишком тяжелая?

– Да, знаем, – шепотом ответил я, но это ничуть не подвигло его замолчать.

– А историю, как нашли место для собора, знаешь? – не унимался он.

– Разумеется, – прошипел я, – и крепче прижал урну к груди.

За колоннами показался саркофаг Лонгспе.

Элла ободряюще подтолкнула меня.

– Иди же, – прошептала она мне. – Тебя он наверняка услышит!

Хористы пели так, словно это с неба спустился рой ангелов. Мне все еще трудно было поверить, что подобные звуки изливались из уст Ангуса. Тут же мирно возлежал каменный образ Лонгспе, как будто убаюканный их пением. Я протиснулся между колоннами и склонился над гробом.

– Надеюсь, ты слышишь меня! – прошептал я. – Кажется, мы нашли твое сердце. И завтра мы отвезем его в Лэкок, к могиле твоей жены. Урна запечатана, потому мы ее еще не открывали, но…

Громкий голос заставил меня резко замолчать:

– Эй, Йон! Что ты здесь делаешь, черт побери?

Я и не заметил, как хористы кончили петь. Они вылетели с клироса, как стая вспугнутых птиц, и Ангус был самый крупный из них и самый шумный. Когда он меня окликнул по имени, все взгляды обратились на меня, а я стоял там, прижимая к груди урну, и желал, чтобы они все сгинули куда подальше.

– Где тебя носило, Уайткрофт? – воскликнул Ангус, игнорируя упрек в глазах их дирижера, и порывисто, словно щенок, стал прокладывать себе дорогу между рядами стульев. – Мы со Стью начали уже беспо…

Обнаружив позади меня Эллу, он резко остановился.

– Эй, это… – начал заикаться он, заливаясь краской. – Привет, Элла.

– Привет, – ответила она и наградила его таким ледяным взглядом, что мне даже стало его жаль.

Но Ангус этого взгляда не заметил. Он обнаружил урну.

– А это что такое?

– Ничего! – ответил я, пряча урну за спину.

И тут… Да, нельзя этого отрицать… Бородай пришел мне на выручку.

– Здравствуй, – сказал он, выйдя из-за колонн и протянув Ангусу руку. – Йон был последние несколько дней у меня. Я – его будущий отчим. А ты, полагаю, его сосед по комнате?

– О, здравствуйте, – засуетился Ангус, нервно поглядывая в мою сторону, – здравствуйте, мистер Боро… то есть мистер…

– Литтлджон, – сказал Бородай, пока Ангус наверняка задавался вопросом, почему, к дьяволу, я прозвал Бородаем человека, на чьем подбородке нельзя было обнаружить ни малейших следов оволосения. – Я – Эллин дядя и я только что показывал Элле и Йону мое любимое надгробие в кафедральном соборе. Этот саркофаг – один из самых впечатляющих примеров средневекового ваятельного искусства.

– Да, Боно… то есть мистер Рифкин нам это уже объяснял, – пробормотал Ангус, снова обращая взгляд на Эллу.

Бородай продолжил разговор о средневековом искусстве и о надгробных памятниках в соборе. Он делал действительно все от него зависящее, но я знал: Ангус думал только об одном – как он растормошит Стью и расскажет ему, что опять видел меня с Эллой Литтлджон.

«Ну и что из того, Йон Уайткрофт? – возразил я сам себе (Бородай при этом говорил и говорил без остановки). – Что тебе за дело, что там Ангус расскажет Стью? Ты нашел сердце Лонгспе!» И все-таки я был рад и на этот раз заночевать у Цельды.

XIX

Аббатство Лэкок [26]

Цельда не отпускала нас спать, пока не разузнала всех подробностей относительно хориста и сердца Лонгспе. Но на следующее утро она все же отправила нас в школу, разумеется, прежде пообещав следить за урной и, если что, защищать ее своим костылем.

Школа: математика, история, английский язык. Все это казалось столь смехотворным в сравнении с тем, что мне довелось испытать за несколько последних дней и ночей. Мне хотелось взобраться на парту и крикнуть: «Вы что, не видите?! Я уже почти совсем взрослый. Я сражался в образе рыцаря на церковной башне против убийцы! Я был произведен в оруженосцы Уильяма Лонгспе и нашел его краденое сердце! Чему вы хотите меня после этого еще научить?»

Но, конечно, я продолжал сидеть на своем стуле. На английском ко мне на парту прилетели довольно мерзкие каракули, изображавшие нас с Эллой целующимися, и я целый день дожидался появления Алейстера с требованием вернуть назад сердце. В конце концов он действительно обнаружился в туалете для мальчиков, но, вместо того чтобы завести разговор о сердце, стал жаловаться, что с момента нашего столкновения совершенно запутался и у него, кроме домашних заданий по математике и стратегии Ричарда Львиное Сердце во время Крестовых походов, ничего в голове не осталось. Меня несколько удивило, что наша потасовка так сильно на него подействовала ибо о школе я в последние дни просто не задумывался, но его неважное самочувствие мне было только на руку. Так я и оставил его там стоять, порекомендовав ему полностью и окончательно раствориться в воздухе.

Свои домашние задания я делал в тот день на заднем сиденье Цельдиной машины. Дорога из Солсбери в Лэкок – свет не ближний, а на сиденье рядом с водителем на этот раз стояла урна с сердцем Уильяма. Печать на ней была взломана.

– Я решила, взгляну-ка – действительно ли там внутри то, чего мы ожидаем, – сказала Цельда, заметив мой потрясенный взгляд. – И я думаю, ответ будет положительный. По крайней мере содержимое выглядит так, каким, по моим представлениям, должно быть сердце в возрасте восьмисот лет. Но поверьте: даже если мы в Лэкоке похороним старый башмак, единственное, что играет роль, – это то, что Уильям Лонгспе опять обретет веру в себя. За это он должен сказать спасибо вам. И собственной отваге.

Элла бросила на меня взгляд, однозначно говоривший, что она тем не менее несказанно рада, что мы везем в Лэкок не старый башмак.

– Как ты думаешь, увидит ли Лонгспе когда-нибудь свою жену? – шепотом спросила она меня, пока Цельда осыпала проклятиями водителя грузовика, ехавшего, по ее мнению, чересчур медленно. – Веришь ли ты во что-нибудь вроде рая или ада, Йон?

– Не знаю, – прошелестел я в ответ. – Надеюсь только, что Стуртон либо рассеялся в воздухе, либо очутился в таком месте, где он навсегда от меня отстанет! Ангус совершенно свято верит в рай. Но проблема в том, что, даже если он существует, кто туда попадет?

– Верно! – прошуршала Элла. – Попадет ли туда, к примеру, Цельда?