Тьма древнего леса, стр. 32

Пока я обдумывал сложившуюся ситуацию, патриарх Аторре подтолкнул поближе ко мне лежавшую на столе толстую книгу, которую сам читал до этого.

– Вот, прочти первые тридцать страниц для начала, а потом ответишь на мои вопросы и задашь свои.

Осторожно убрав пузырек с ядом в карман и взяв в руки книгу, я перевел взгляд на первую страницу и едва не взвыл в голос. Книга, на обложке которой красовалась простенькая надпись: «О ядах», была написана от руки! Причем мелким почерком… И на эльфийском языке! У-у-у, проклятая эльфийская грамматика! Уж лучше бы я и дальше слушал дедовы байки, честное слово!

Я уже открыл было рот, чтобы высказать свое недовольство, но, заметив, что дед смотрит на меня так ласково… умильно… с таким кровожадным оскалом, только тяжко вздохнул и тоскливо уставился на ровные строчки.

Что ж, приступим. Ар'радине'эр литарр онне'беролл линнэ от'торранэ…

Торрэн буквально выпал из портала во дворце Каирри и кинулся на поиски сестры. Нужно было найти ее прежде, чем разъяренная Имиалла узнает, кто создал пятно гнили на Лиэ-Лио-Лане, и придет мстить за уничтожение своих нимф.

Всей своей сутью он чувствовал, что произошло нечто страшное. Непоправимое. Это было напрямую связано с его любимой сестрой – но несло опасность для всей их семьи.

Трижды оббежав весь дом и не найдя в нем никого – даже захудалой сущности, обычно служившей у Каирри на побегушках, – Торрэн уже вознамерился было уйти и поискать в другом месте, когда его словно что-то толкнуло: подвал, там он еще не был.

Медленно, словно пытаясь отсрочить неизбежное, Торрэн спустился вниз и пошел по лабиринту подземелий. Откуда-то он знал, что идет правильно и что находящееся на том конце, чем бы оно ни было, доставит ему много неприятностей.

Наконец возле одной из дверей, на которой не было замка, бог понял: здесь, его сестра именно здесь.

Но что Каирри забыла в пыточной, которая, на памяти Торрэна, не использовалась уже много тысячелетий? Он не стал задумываться над этим вопросом, а просто толкнул неожиданно легко распахнувшуюся дверь.

От представшего его взору зрелища мужчину аж передернуло от ужаса. Окровавленные куски тел… Тяжелый, непереносимый запах свежей крови и мочи… Не поле битвы и даже не пыточная – скотобойня. Скотобойня для людей.

А посреди всего этого кошмара на дыбе сидела Каирри, болтая в воздухе ногами, словно маленький ребенок, и смачно глодала какую-то большую кость.

Не может быть…

На скрип двери сестренка обернулась, и Торрэн наконец получил возможность увидеть лицо женщины с пустыми, мертвыми глазами и с черной тенью Ничто в них.

Может.

Каирри окончательно поддалась безумию твари Пустоты.

Эилиан был прав. Как всегда.

– Бра-а-атец, – прошелестела Каирри вместо приветствия и, растянув окровавленные губы в жуткой ухмылке, протянула ему кость с остатками плоти на ней. – Хочешь?

И брезгливо отпихнула ногой в сторону подкатившийся к ней череп.

Торрэна затошнило от омерзения. И пусть он знал, что от его любимой сестры в этом теле не осталось ничего, кроме рефлексов и отдельных обрывков воспоминаний, – ему было невыносимо тяжело видеть, как Каирри уничтожает свои же творения, да еще столь чудовищным образом.

Мужчина хотел уже отказаться, но осекся под пристальным взглядом частички пустотной твари, занявшей тело сестры. Он не готовился к битве, перенесясь сюда в одних легких штанах и рубашке, лишь с небольшим ножом. Если сестра вздумает напасть, он не выстоит.

– Давай, – переборов отвращение, Торрэн даже сумел растянуть губы в довольно правдоподобной улыбке и шагнул вперед. Протянув одну руку к угощению, предложенному довольно улыбающейся сестрой, кулаком другой он сильно, но аккуратно ударил Каирри в висок.

Женщина, в чьих глазах в самый последний момент мелькнуло изумление, мягко осела на пол, выронив остатки своего кошмарного пиршества. Не церемонясь, мужчина перебросил сестру через плечо, словно мешок, и, поджигая все на своем пути, бросился прочь.

Гори, огонь… Сожги всю ту дрянь, которая возникла здесь с появлением твари. Сожги все – ткани, помнящие вкус крови, посуду, помнящую боль своих хозяев, стены, впитавшие в себя ужас смерти. Все, чего коснулась тварь, должно быть уничтожено!

Когда Каирри очнется, он, Торрэн, сам поможет сестре с созданием нового дворца, еще краше прежнего.

А пока марионетке твари Пустоты самое место в его замковой темнице – как и полагается преступникам.

Глава 9

Время летело незаметно: восемь улэдов моего пребывания у эльфов пролетели, как один миг. День сменялся днем, хаидэ сменялась хаидэ, закончилась осень, прошла удивительно теплая зима и наступила сырая, неожиданно противная весна. Теперь я понял, почему Элли так мерз в долине. В эльфийском Лесу даже снега не выпало! Я уж не говорю о каких-либо существенных холодах.

Все это время я… Учился? Да, именно учился. Хотя скорее это можно назвать самой настоящей дрессировкой. Мне не давали ни единой свободной минуты, в прямом смысле слова вколачивая знания и умения. Да что там! Времени очень часто не хватало даже на полудрему-полусон – дрессура была не только днем под руководством деда и Тиса, но и ночью – Арициан все-таки вспомнил про свое обещание и принялся наверстывать упущенное время. Уж лучше бы он и дальше страдал склерозом!

Я научился засыпать на любом месте и в любой позе, будь то алтарь в храме Мертвого солнца, куда меня все-таки загнал верховный в попытке выяснить, откуда у меня в ауре имеется некое таинственное темное благословение, или как раз освободившаяся дыба в пыточной, где только что проходил урок по жестким методам дознания. Про стулья, столы, полы, землю и ветви я молчу – стоило мне просто устроиться поудобнее, как мое сознание уплывало в царство Морфея. А уж нормальное одеяло и подушку я видел столь редко, что они стали недосягаемой мечтой.

Научился жрать любую дрянь, которая только летает, бегает, ползает или растет в этом трижды проклятом богами эльфийском Лесу. Еще бы, когда на меня нацепили пограничники [14], шарахнули между лопаток какой-то искрящейся дрянью, от которой крылья парализовало намертво, и пинком отправили через портал в нежилой район Леса (в самую чащу) в одних штанах – то тут не до жиру. Что поймаю, то и съем. Правда, чаще всего мне приходилось сидеть на подножном корме: я обнаружил одинокое, совсем молоденькое – лет двадцати, не больше – нир-аш-алэ, рядом с которым тек ручеек, и, когда в желудке начинало бурчать слишком уж громко, объедал его листья. Благо, что в свое время успел вытрясти из княжича один из главных эльфийских секретов: листья нир-аш-алэ вполне себе съедобны, хоть и безвкусны, и могут служить неким самовозобновляющимся НЗ на черный день, если настанет голод. Вот я и пользовался этим самым НЗ, поскольку жрать было совсем нечего. Ну не землю же мне жевать…

В чаще я прожил около двух хаидэ, не рискуя отойти далеко от обжитого пятачка. И признаться, окончание этого странного времени робинзонства стало для меня неожиданностью. Вот честно: в первый момент, когда на поляне появилась компания из довольного деда, чему-то улыбающегося князя и невозмутимого, словно йог в нирване, са'ара, мне уже не хотелось ничего – ни ругаться, ни орать… Только очень хотелось пожевать чего-нибудь сладкого. В идеале меда. Ну и еще поспать – все-таки компания хоть и не смертельно ядовитых, но достаточно неприятных кусачих и, что самое обидное, абсолютно несъедобных из-за невероятной жесткости и горечи мяса змей еще никому не прибавляла спокойствия.

Оказалось, что это была всего-навсего проверка на выживаемость и приспосабливаемость в экстремальных условиях, сиречь без магии и подручного оружия, в незнакомой местности! Ну не сволочи они, а? Сволочи. Натуральные.