Общага (СИ), стр. 12

Наглею, с трудом расстегиваю его джинсы. Руки дрожат, да и ткань в натяг.

Увлекаю его за собой на тесную, одноместную кровать. Он все еще не выпускает меня, в пол-оборота ко мне, смотрит, как завороженный. Боже! Какой ты, Саша, красивый! Как же я хочу, вот сейчас, в эту минуту влиться в тебя, ощутить всего по полной. Даром, что состояние не позволяет.

Его рука проводит по моей голой ноге, поднимается выше, по внутренней стороне бедра, а глаза, такие пронзительные и возбуждающие, меня словно насквозь видят: как вибрирует каждая клетка, как трепещет кожа от его прикосновений.

Призывно облизываю, пересохшие от жаркого дыхания, губы, сияя, как леденец на солнце.

У него под джинсами, на плавках, появляется влажное пятнышко в районе головки. Провожу уверенно по нему пальчиком, маняще, развратно улыбаясь полуоткрытыми глазами. Перехватываю инициативу, насколько мне позволяет моя динамика, привстаю над ним, стаскивая с него шмотье. Он снимает с меня футболку, тянет на себя, укладывая на свой живот, чтобы, недолго мучаясь, стянуть с меня шорты с трусами.

Сам тяжело, надрывно дышит, подрагивает подо мной. Глаза прикрываются, губы безмолвно что-то шепчут. А я, в его руках, как пластилин — делай со мной, что хочешь.

Только Саша не спешит: чуть неуклюже, но с полной, незабвенной страстью, ласкает мою спину у самых лопаток и ниже, поясницу, ниже, сжимая, в своих крупных ручищах, мои ягодицы.

Черт, сейчас одно движение — и я верхом бы на нем был, только он сам не позволит этому случиться. Вместо этого, я приподнимаюсь на нем так, чтобы обхватить рукой два, порядком побагровевших, стояка. Сжимаю их и начинаю уверенно двигать рукой. Ноги, как ватные, подрагивают, слабеют, ноющее ощущение от паха медленно, но верно, растекается по всему телу, заражая томящей вибрацией каждую клетку.

Саша перехватывает инициативу, держа, своими длинными пальцами крупной руки, наши стволы, подрачивая, сжимая и отпуская, растирая совместную смазку.

Меня накрывает теплым, вязким туманом, сладким и острым мраком. Только и успеваю, закусить свою руку, чтобы не выдать гортанный крик. Сашка вторит мне, выдыхая глухо, с каким-то звериным рычанием.

Рука, на которую я опирался до этого, окончательно слабеет, и я падаю на Саню.

Сегодня не так, как вчера. Мы оба понимаем это. Но молчим на эту тему. В данный момент ничего нет, кроме обоюдного тепла и влаги, покрывших наши тела. От страха, сковывающего меня утром, не осталось и следа. Моя надежда вернулась, лежит рядом, все еще не в состоянии справиться с дыханием.

Из сладостного небытия, меня возвращает теплое поглаживание по спине и легкий шепот:

— Прости меня.

— За что? Все было классно, — едва выдавливаю из себя томным голосом.

— За вчера, — он тянется рукой к полотенцу, висящему в изголовье кровати, тащит на себя, ловит и начинает бережно стирать результаты нашей страсти.

— Ну и дубина, — целую его в кончик носа. — Не случись вчера — не было бы и сегодня. По доброй воле я тебе никогда не сознался.

— Глупый, может, не сегодня, а через месяц или два, но я бы признался тебе. Другое дело, наверное, ничего и не было, если бы ты не пришел ночевать, тогда, в пятницу. Я, как глаза открыл, — Сашка перевернулся на бок, увлекая меня за собой. Я кладу ладони на его грудь и упираюсь в них подбородком. — Странный ты, Серега, — продолжает Сашка размеренным, чуть уставшим голосом. — И что бы было, если ты не пришел тогда ко мне ночевать?

— Что было, что было? Ты сейчас кувыркался с Сороковым, — резко вырывается у меня. — Кстати. А что произошло, и где тебя носило?

Шило в кармане (от имени Влада)

Сложно вот так, с ходу, поменять свою жизнь — комфортабельный, частный дом на комнату в общежитии. Тяжело, вообще, мое вольное и беззаботное времяпрепровождение сменить на эту шумную, тесную, вонючую, захудалую комнатушку с двумя соседями — моральными уродцами из какого-то, богом забытого, Чуркистана.

Мама, зачем ты так, а?

Вопрос, конечно, риторический. Благо, в кадетку не сдала. А всего-то делов: сказал, что мне парень понравился. Правда, это был не просто парень, а мой сводный брат — сын второй жены моего папы. Может, если бы он таковым не являлся, мама, наверное, и не так активно отреагировала. Но факт остается фактом. Славика я потерял на время обучения в этом долбаном институте. Проблема, что ли? В техническом ВУЗе навалом симпотных парней.

С комнатой мне, правда, конкретно не повезло, даже если не брать в расчет соседей и местную фауну. Заселили меня в «шикарный номер» рядом, с сортиром. И не просто сортиром, а женским. Господи! Чего я только не наслушался в нем. Угу, угу. Именно в нем. Ибо мне было, в основном в падлу, ходить в другое крыло, в мужской туалет. Все равно оказалось, что разницы фактически никакой. Заботливые архитекторы и тут постарались, соорудив отхожие места одинаковыми, независимо от гендерной принадлежности пользователей. К тому же, посидеть с утречка да подумать над бренностью бытия ни там, ни сям я спокойно не мог. Ажиотаж большой на это место.

Так вот. Мы знаем, что все, наиболее важные дела, происходят именно в сортирах и курилках. В нашем случае это одно и то же. Это значит, что самые грязные сплетни можно всегда услышать за процессом осмысливания бытия.

— Ты знаешь, что эта сучка вчера его забрала из общаги?

— Вот. бля. У нее, видно, совсем ума ни на копейку. Нафиг он ей такой нужен!

— Да не пизди, сама сучка. Как под него стелила.

— Я его любила. Кто ж знал, что он от того, что его в жопу пялят, тоже кончает?

— Таня, реально, не пизди. Ты так до сих пор и не успокоилась из-за того, что какая-то прошмандовка серая, у тебя Ваську из-под носа увела.

— Иди ты!

— Ага, щас пойду, подставляй.

Сижу и офигеваю. Девочки, в естественной среде, просто страшные люди, даже скорее нелюди. Сомнений быть не может. Вася у нас один… звездец, единственный и неповторимый. А узнать, что он двустволочка, — это уже нечто. И откуда,эти две курицы, знают о нем столь неинтеллигентные подробности?

Вася трахался везде. Перетрахал все и вроде бы угомонился. За его цветистые порно-лавры сейчас боролись сразу трое, но все равно безуспешно. Парень, похоже, ушел от них в отрыв, так сказать, левел-ап получил.

И узнать, что такой поворот?!

Похоже, впервые, за три года жизни, в этом вонючем муравейнике, у меня появился интерес. Тем временем, две шлюшки оживленно продолжали.

— Василиса тебе подставит, у него сейчас там просто пропасть, а не очко.

— Да, десять мужиков за раз обслужить — это геройски! Не зря он только на третий день ходить начал.

Я чуть не подавился. Ни хрена себе подача! Утро, короче, удалось. А я-то думал, что это с Сороковым стало, когда вчера вечером встретил его, бледного, с красными глазами, повисшего на плече очередной его девочки.

Дождавшись, пока можно будет спокойно выйти из засады, проскользнул в комнату. Начал приводить себя в порядок. Скоро на пары и близится сессия. А это вам не цацки-попки. Попку надо с вазелином носить сейчас, ежедневно.

На пары, похоже, Сороковой забил окончательно. Во всяком случае, на лекции. А жаль. Появившийся с утра интерес, не давал мне покоя весь день.

Вечером караулил на кухне. Как-никак, Вася это место всегда любил. У меня вообще сложилось впечатление, что он готовил на всех в своей комнате. Интересно, как там его Жаров теперь поживает? Голодает небось.

Стою, мелко нарезаю лук на разделочной доске. Захотелось сварганить оливьешку. А тут Просковин. Тоже мне, блюститель порядка. Пришел готовить что-то. Староста крыла у нас вообще личность запоминающаяся. Такого, чтобы не приметить, надо совсем слепым быть. И фигурка, и манеры — рубль за сто даю, что один из «наших».

— Привет, — спокойно здоровается со мной и к плите идет, ставить кастрюльку.

— Привет, — кидаю оценивающий взгляд на его изящные ноги, как нарочно, выставленные напоказ в трикотажных шортах.