Общага (СИ), стр. 1

Th.Wagner

Общага

Одиночество (POV Саши)

Снова заметно похолодало, поднялся сильный ветер, предательски задувающий под свободную джинсовку. Не успело весеннее солнышко пригреть, как снова вернулись холода. Хотя, чего греха таить, все дело отнюдь не в погоде. Иду сейчас, в кои-то веки один, и до чертиков паршиво на душе.

Сегодня Васька сказал, что наша компания больше не та, и он тоже решил стать семейным. От кого-кого, а от Васьки я такого не ожидал. Этот веселый раздолбай, которому море по колено и горе до лампочки, в свое время выпивший со мной не одну цистерну пива и водки, который трахал все, что шевелится, сейчас собирался, ради своей очередной девчонки, перечеркнуть все наши с ним отношения.

Девчонок у Васи было много. Он тот еще ловелас и соблазнитель — любую уговорит. А вот c Лелей вышло все наоборот. Как-то, по пьяни, он оказался у нее дома и по закону жанра, в кровати. Тут-то Леля и сделала, что называется, ход конем. «Ты меня соблазнил — женись». Надо отдать должное Васе, он сопротивлялся. Вплоть до тех пор, пока не привык к домашней готовке своей навязчивой невесты. Леля ударила по больному: Вася пожрать любил и толк в этом знал.

Вот и сегодня, мой последний, свободный приятель сделал выбор в пользу домашнего уюта. Василий, прочитав мне долгую, поучительную лекцию о пользе вкусной и здоровой кухни, пошел укреплять слово делом, а я, как неприкаянный, побрел в общагу.

Раньше нас в комнате жило четверо. Игорь соблазнился богатой Таней, папа которой был профессором на нашей кафедре. Девочка она была развязная и без комплексов, и это подстегивало деревенского интеллигента, готового душу продать нечистому, лишь бы остаться в тепле гостеприимных стен мегаполиса. Парнишка покинул общагу с радостью крупногабаритного жителя пустыни, орошенного первыми каплями осеннего дождя.

Потом настала очередь Славки. Про них с Ленкой, как раз, можно будет лет через сорок-пятьдесят сказать: «Жили они долго и счастливо». Глядя на эту тихую парочку ботаников, нельзя было глаз отвести. Нашел-таки Славик сапог себе в пару. Они были идейными, вкусы безоговорочно совпадали во всем, начиная от политики реформ сельского хозяйства до цвета коврика в ванной. К тому же, Ленка была из семьи честных работяг, как и Славка. Поэтому, совместная жизнь их началась с покупки квартирки и холодильника в кредит. И продолжалась, как в старых совковых назидательных историях: все в дом, и ничего не должно быть лишнего. Славик выпал из нашей разгульной жизни раз и навсегда.

А сейчас Вася. Черт! Вот от кого, но только не от него я мог ожидать такую подставу. Да, Вася, ты свинтус редкой воды! Так я и остался один…

В комнате было тихо. Очень тихо и одиноко. Даже возня за стенами не разбавляла этого гнетущего ощущения одиночества и «все покинутости». Не хотелось ни есть, ни спать, ни даже вылезти из окна покурить. Я тупо сидел и смотрел на постепенно, скрывающийся за крышей соседнего дома, закат. Местные — коренные, если быть точным, — жители общаги начинали появляться из своих щелей. А я все сидел, в компании прусаков, и таращился, отсутствующим взглядом, в окно.

Из состояния полнейшего отупения меня вывел стук в дверь. Кого-то принесло за «сахарком» или «солькой», или же старосте нашего крыла вожжа под хвост попала затеять шмон, на ночь глядя, на предмет нахождения посторонних. Странно, но я был абсолютно уверен, что это не Васька пришел мириться. Потому как, с каких пирогов ему стучаться?

Нехотя слез с кровати и побрел открывать. Настроения совсем никакого, а тут еще на мозги капать начнут. Прусаки разбежались по щелям, как только почувствовали движение необъятного объекта по своему миру.

— Иду-иду, что так двери-то выносить?! — недовольно открываю и щурюсь от яркого света в коридоре. Все-таки у моей задницы потрясающая интуиция: староста почтил нашу комнату своим присутствием.

— Я не выношу твою дверь, лишь спокойно постучал, — холодно и чинно заявил Просковин. А я, в очередной раз глядя на него, пообещал себе, что, как только подвернется возможность, подарю ему очки, дабы завершить имидж Кролика из «Винни-Пуха», и подсуну бо-о-ольшую кнопку под его худой зад, чтобы хоть раз увидеть какую-либо эмоцию на лице этого прожженного счетовода.

— Что надо, чем обязан? Никого нет дома! — протараторил я стандартные фразы и уже собирался дверь прикрывать, на полном серьезе уверенный в том, что визит закончен.

— Никого, говоришь? Вот и замечательно. Потому что с сегодняшнего дня я переселяюсь к тебе, — в голосе Просковина проскользнула издевка.

— Не понял, — я стоял и таращился опешившим взглядом на кузнечика-переростка, в то время, как он бесцеремонно вошел в комнату и деловито обведя ее глазами, потянулся к выключателю.

— Лампочка перегорела или электричество экономишь? Чего в темноте сидишь?

— Дрочу, — недовольно отвечаю назойливому старосте. — А ты весь процесс испортил, настрой сбил, так сказать.

— То-то я смотрю, долго дверь отпирал, — с едва уловимой, подъебистой ноткой парировал наглый оккупант. Он уселся на кровать Славки, все такую же ровную и прибранную, словно Славка и не полгода назад уехал, а вчера. Затем откинулся спиной на стену и закинул ногу на ногу.

Я только стоял и диву давался. Просковина созерцал в общаге уже три года. Из-за непрошибаемой серьезности и щепетильности в делах, его назначили старостой нашего крыла еще на первом курсе. Тому, как звали этого загадочного пацана, я даже значения не придавал, относясь к нему, как к турникету на входе: нечто постоянное, необходимое и не нужное. Только, вот сейчас, этот «турникет» сидел вразвалку на Славкиной кровати и нагло сообщал о жилищных рокировках. Сложно сказать даже, что меня сегодня удивило больше: Вася со своим выбором моногамии или новое лицо Просковина.

Признаться, в данный момент я готов был последнему в челюсть съездить. Мне, понимаешь ли, плохо, все бросили, у всех бабы, а я один! И еще это чудо приперлось!

— Еще раз спрашиваю, — стою с видом нервной мамаши, только что помывшей полы во всем доме. — Что тебе здесь надо?

— Понимаешь, Саша, у меня сосед по ночам храпит, спать мешает. А тут, он еще себе подругу приводить повадился. Совсем жизни никакой, даже спокойно подрочить негде, — чинно заявляет винни-пуховский Кролик.

Если до этого мое состояние можно было охарактеризовать как «обалдевший», то сейчас, наверное, оно выросло до энной степени офигения.

— Слышь ты, Просковин!.. — только и смог я выпалить после внушительной паузы, достойной великого и бесценного Станиславского.

— Сергей.

— Что «Сергей»? Какой Сергей?

— Я Сергей. Хватит меня уже по фамилии называть. А то как-то, соседи уже три года, а ты и имени моего не знаешь.

Хотел я сказать что-то ехидное, да промолчал. Рыкнул только и развернулся, уселся на свою кровать. Делай мол, что хочешь, только меня не трогай. Пнул ногой тапок и улегся, не раздеваясь. Достал из-под подушки какую-то книгу и сделал вид, что читаю.

— Ну, я так понял, ты не против, — продолжал меня доставать староста. — Тогда я сегодня у тебя переночую. А то меня не прельщает опять делать вид, что уснул, и слушать, как там Лешка с причвакиванием жарит свою козу.

В какой-то мере я сейчас понимал Просковина. Потому как сам находился в такой ситуации не единожды. В этих вопросах Ваське равных не было. Меня порой посещала мысль, что он это специально делал. Может, хотел, чтобы я к ним присоединился, а может, пытался подколоть в том, что у меня за три года так никого и не было. Только мне, от этих его «мастер-классов самца», было как-то неприятно, неудобно и даже противно. Бывало, что я представлял, как будто не Васька жарит там телку на соседней кровати, а я Васю имею по самые помидоры и это мои яйца хлопают с разгону по его голой заднице. От таких идей в паху начинало ныть, и во избежание эксцессов, приходилось насиловать свой мозг, а точнее, память. Я снова и снова вспоминал пройденный за день, а порой и за весь год материал, стараясь отвлечься от назойливых мыслей. Но один положительный момент во всем этом был: учиться я стал лучше.