Саранча, стр. 113

— Господи, Валерочка, как я рада, что ты приехал! А ты вроде поздоровел, а то такой бледный был два месяца назад! Видишь, у нас тут уже клубника цветет, а в Москве как? В Москве, наверное, холоднее?

Валерий Нестеренко, улыбаясь, стоял на песчаной дорожке, ведущей к дому генерального директора. Дело было спустя два месяца после описываемых событий, в середине мая. Снег с директорского участка давно стаял, обнажив неухоженную черную землю, кое-где засыпанную строительным мусором — типичный пейзаж новорусского участка.

Возле дорожки эта черная земля была уложена в грядочку и испещрена аккуратно вырытыми ямками. При каждой ямке лежал саженец низкорослой японской айвы, и в начале дорожки красовалось ведерко с золой и другое — с аммофоской.

Сразу за забором, на тщательно забетонированной площадке, предназначенной для машины Санычева, стояли два темно-вишневых джипа с московскими номерами. Валерий, в джинсах и светлой майке-безрукавке, стоял рядом с дверцей, а рядом с ним улыбалась Виктория Львовна. Руки ее, в резиновых перчатках, были по локоть обсыпаны жирной землей, и издали ее стройная фигурка в перепачканных землей брюках и старой рубашке казалась совсем девичьей. Только вблизи хорошо были заметны и лапки морщинок, разбегающихся от глаз, и рано поседевшие волосы, упрятанные под тугую косынку.

— Да что же мы здесь стоим! Заходи в дом.

На летней веранде было уже тепло и дремотно. Яркое майское солнце сияло сквозь настежь распахнутые французские окна, в стеклянную перегородку билась проснувшаяся жирная муха, и за ней плотоядным взором следил толстый рыжий кот.

Виктория Львовна, отряхивая вымытые руки, опустилась в плетеную качалку у столика, крикнула куда-то в раскрытую дверь:

— Антон! Поставьте нам, пожалуйста, чаю! Потом Дема приедет, мы ужинать будем, а сейчас просто чаю.

Валерий, перегнувшись через ручку кресла, гладил рыжего кота. Тот испуганно косил на незнакомого человека глазом, но не убегал.

— Ты останешься на ужин? — спросила Виктория Львовна. — К нам Жечков ужинать приедет, он часто приезжает, почти каждую неделю…

— Помирились, стало быть? — с едва заметной усмешкой спросил Валерий.

— Помирились, — кивнула Виктория Львовна, — сразу после того, как Демьян заболел… У него же инфаркт был, сразу после покушения, совершенно ужасный, он неделю еле дышал. Ты-то уехал, а вот Виктор Гордеич очень хорошо себя повел. Представляешь — чуть ли не каждый день в больницу ездил, меня утешал, говорил, что все будет хорошо… А выиграл он выборы, знаешь, с каким отрывом? В первом туре семьдесят процентов набрал…

Виктория Львовна помолчала, а затем проговорила:

— Виктор Гордеевич сказал, что вся беда вокруг завода началась из-за этого… Колунова. Хоть и грех так говорить, а как только его убили, так все сразу и нормально стало.

И Виктория Львовна посмотрела на Валерия немного сбоку, настороженно и лукаво, как будто ожидала, что старый приятель Игоря вот сейчас сощурится, подмигнет и признается, что Колуна пристрелил он.

— Никто заводу больше не докучает? — спросил Валерий.

— Совершенно никто не докучает, — сказала Виктория Львовна. — Нам опять льготную электроэнергию дали. Этот Молодарчук такой вежливый ходит, все кредиторы мировое соглашение подписали. Опять же — нам «Тарэксимбанк» кредит дал под гарантию областного бюджета…

— Большой кредит?

— Да.

Виктория Львовна помрачнела.

— У нас же беда была большая. Леша Чердынский сбежал…

— Куда?

Виктория Львовна развела руками.

— Просто растворился в синем воздухе, представляешь? И какие-то деньги, говорят, со счетов снял, заводу от этого было очень трудно. У него, оказывается, были проблемы с зарубежными покупателями, он их надул, они даже сюда приезжали…

— Европейцы?

— А кто их знает? Два араба таких здоровых, и один белый, вальяжный, ну совершенно как итальянских донов в кино рисуют… Два дня с ними Демьян ругался, они денег, видно, требовали. Он с этой компанией расстался, и теперь у нас другой дистрибьютор.

— Сильно шумели?

— Очень. Кончилось тем, что они на завод приезжают, а вокруг завода стоит весь наш тарский СОБР… Собровцы их за ворота не пускают, а потом к ним вышли Демьян с губернатором, и Жечков говорит: «Или вы сию минуту из Тарска убираетесь и никаких претензий к заводу не имеете, или вас из Тарска СОБР вышвырнет…» — Виктория Львовна вздохнула. — Вот кого жалко, так это Яну. Ты просто представь себе — Игоря убили, а Чердынский пропал, и все за месяц… Хорошо хоть квартиру оставил…

Валерий чуть заметно сузил глаза. Квартира от пропавшего Чердынского действительно осталась неплохая: шестикомнатная и в престижной семиэтажке в центре Москвы. Вместе с дачей в Селятине и банковским счетом в Швейцарии, который Чердынский весьма предусмотрительно открыл и на имя жены, это делало его вдову весьма обеспеченной невестой.

— А у Игоря монография на Западе выйдет, — сказала Виктория Львовна, — Игорь, доктор Гертцки и еще какой-то аспирант. На основе опытов, которые Игорь ставил, им только еще контрольную серию проделать, и летом начнут готовить монографию…

Толстый кот встрепенулся. Дверь на террасу открылась, и пожилой охранник, улыбаясь, внес на мельхиоровом подносе пузатый чайник с чашками и грубо нарезанный торт.

— Господи, Антон, да кто же так торт режет? — всполошилась Виктория Львовна. — Ты, вообще, есть, Валера, хочешь?

— Хочу, — сказал Валерий, — я на ужин вряд ли останусь.

Пока Виктория Львовна хлопотала на кухне, Валерий вышел в сад, разглядывая аккуратно нарезанные грядки, из которых уже тянулись кверху зеленые иголочки. Странно было видеть эти грядки на новорусском участке.

Валерий наклонился и вынул из земли тоненький и прозрачный, как луковая кожица, зеленый стебелек с двумя листочками, похожими на сердечко.

— Это редиска, — сказала неслышно подошедшая сзади Виктория Львовна, — видишь, у нее сначала растут два этих смешных листочка из семядоли, а потом уже настоящие листья. Но тут больше сорняков растет, чем редиски. Ужасно много сорняков.