Дворец для любимой, стр. 46

Люди, напавшие не меня, почему-то действовали молча, и только тот, которому досталось острием шпаги в лицо, завыл на одной ноте, раскачиваясь на коленях из стороны в сторону.

Я направил коня на шарахнувшегося от меня в сторону низкорослого типа, похожего на сказочного гнома из-за своей непомерной ширины и бороды лопатой, доходившей ему до середины груди, и достал его клинком. Двое оставшихся врагов поспешили скрыться в кустах, один из них бежал, сильно склонившись набок.

Все, как будто бы все. Я огляделся по сторонам и убедился, что больше никого нет. Соскочив с Ворона, я попытался опереться на раненую ногу и едва не упал, успев в последний момент ухватиться за ремень стремени. Плохо дело, очень плохо. Рана большая, крови успело набежать полный сапог, необходима срочная перевязка. Но сначала маленькое дельце, иначе никак. Их трое, еще живых врагов, и каждый из них должен умереть. Не хочется получить пулю или железо в спину, когда стану перевязать рану и мне будет не до них. И никаких уколов совести, что мне придется добивать раненых, потому что я спешу спасти свою похищенную дочь, а эти люди встали у меня на пути.

Шелк сорочки вырывался из рук. И я плюнул на то, чтобы разорвать ее на узкие полоски, обмотав ею ногу прямо поверх штанов. Куда же они угодили, раз кровь едва удалось унять? И еще очень плохо то, что почти не чувствую ноги, хуже некуда.

Послышался стук подков по каменным плитам, покрывающим тракт. Стук очень частый, вероятно, люди спешат на звуки выстрелов. Но кто они?

В седло с ходу вскочить не удалось, и я прикрылся Вороном, держась за него. Голова пульсировала болью при каждом ударе сердца, серьезно же ей досталось. Раненую ногу почему-то сгибало в колене, хотя сам я не прикладывал к этому ни малейших усилий. Ну кто же там едет, дьявол их всех разбери?

Наконец из-за зарослей молодого бука показалось несколько всадников, то ли трое, то ли все четверо, разглядеть было сложно из-за пелены в глазах, которую я безуспешно пытался проморгать.

Первый из всадников, увидев открывшуюся перед ним картину недавнего боя, придержал коня и удивленно присвистнул, затем шенкелями послал коня вперед. За ним показались и остальные. Они определенно не были бандитами, те не щеголяют в мундирах конной стражи.

Стоять на одной ноге стало невмоготу, и я опустился на траву, обхватив голову руками.

– Артуа? – спросил один из приблизившихся, чей голос показался мне смутно знакомым.

Я с трудом поднял голову. Так и есть, этого человека я знаю. Хотя с той поры, когда мы виделись с ним в последний раз, прошло уже без малого десять лет. Он мало изменился за эти годы, такой же худой, как будто бы его долго вялили на солнце, с лицом, покрытым многочисленными морщинами, и темными, совсем не выцветшими от возраста глазами.

– Здравствуй, Хийом, давно не виделись. – Меня хватило лишь на несколько слов. Хийом бросил взгляд на шпагу, лежавшую рядом, под рукой, на украшенный золотыми позументами камзол, валявшийся на траве неподалеку, который мне не хватило ума сменить на что-либо более скромное, и голос его стал другим:

– Ваша милость… светлость… – И затем, после небольшой паузы: – …сиятельство?..

Последнее слово он произнес чуть ли не с придыханием, при этом понизив голос.

Все равно не угадал, да и важно ли это? Сейчас важно только одно: мне срочно нужно в Дрондер.

– Ты должен мне помочь, Хийом. Очень тебя прошу. Помоги мне добраться до Дрондера. А там… А там проси что хочешь, все, что смогу…

Слова давались с трудом. После того как схлынула горячка боя, до ужаса хотелось одного – прилечь на травку и лежать. Тихо так лежать, не шевелясь, чтобы в голове перестал бить болью колокол.

В столицу мы прибыли под вечер. Уже в самых предместьях, когда меня начало сильно пошатывать в седле, Хийому удалось нанять карету. Небольшую такую, тесную, с жесткими сиденьями, но пересесть в нее было чуть ли не блаженством, ведь появилась возможность пристроить раненую ногу поудобней.

Хийом стушевался, когда мы въехали в центр Дрондера, и я велел править к императорскому дворцу.

Непонятная логика: броситься втроем на звуки выстрелов, когда неизвестно, кто там и сколько, – не страшно, а вот дворец внушает страх. Мы подъехали к черному ходу, ведь перед тем, как увидеть Янианну, мне необходимо было хоть немного привести себя в порядок, а не показываться перед ней залитым кровью с головы до ног, в камзоле на голое тело и в безобразном тюрбане на голове с проступающими сквозь него алыми пятнами.

Выбраться из кареты мне помогли. Сначала я попытался прыгать на одной ноге, опираясь на Хийома. Получалось плохо, каждый прыжок отдавался в голове, и я не стал возражать, когда Хийом с одним из своих спутников, таким же худым, как и он сам, но не в пример более рослым, сцепили руки крестом, и я уселся на них, придерживаясь за их плечи.

«Успеть бы смыть с себя кровь и переодеться, – думал я, когда мне на голову лили теплую воду, стекающую на пол розоватыми струями. – Янианне уже непременно сообщили, в каком виде я заявился. В императорский дворец не пробраться незамеченным. Но ведь негодяи, укравшие мою дочь, умудрились и пробраться, и выбраться из него, и их не видели. Никто не знает, где ее искать, а я в таком состоянии».

Боль ушла, уступив место отчаянию.

Привести себя в порядок я не успел. Обернувшись на слабый вскрик, я увидел в дверях Янианну, медленно опускавшуюся на руки окружавших ее фрейлин.

Глава 20

Красивое имя

Этот дом очень походил на тот, что был в Гроугенте. Такой же двухэтажный, сложенный из неотесанных камней, крытый красной волнистой черепицей и с небольшим садом. По всей Империи их тысячи, если не десятки тысяч. И район примерно такой же: не трущобы, имеющиеся в любом городе, но и не центр. Отличий у дома было всего два: располагался он в Дрондере и где-то внутри него находилась моя дочь.

Когда я спросил у Коллайна, как он об этом узнал, тот, хищно ощерившись, ответил коротко:

– Я не церемонился.

Где и с кем он не церемонился, понятно без слов. Императорский дворец – не то место, которое бывает пустынным в любое время суток. Яна пропала средь бела дня, и кто-то непременно должен был хоть что-то увидеть. Как выяснилось, вместе с ней пропала одна из ее многочисленных нянек. Один из конюхов видел, как в закрытую карету садилась женщина с девочкой, хотя описать он их не смог, было далековато. Служанку нашли, правда, нашли уже мертвой, похитители заметали следы. Но Коллайна это не остановило, и вот результат – двухэтажный домик, сложенный из неотесанных камней, крытый красной волнистой черепицей.

Все было готово к захвату, а я никак не мог решиться отдать приказ на штурм, ведь при этом могла погибнуть моя дочь. Оставалась крохотная надежда на то, что похитители объявятся и выдвинут свои условия. Я приму абсолютно любые, какими бы они ни были, пусть даже самые невероятные.

Я заикнулся было о том, чтобы перед штурмом послать человека, который начал бы переговоры. Я хотел уверить похитителей, что в случае освобождения Яны их никто не будет преследовать ни сейчас, ни потом, а золота они получат столько, на сколько у них хватит фантазии. Но Анри меня перебил:

– Артуа, переговоры невозможны. У этих людей приказ, и ты должен понимать то, о чем мне не хватает духу сказать. Уж это мне удалось выяснить.

Время шло, а я, в ответ на красноречивые взгляды Коллайна, продолжал делать вид, что их не замечаю.

Я сам должен был быть там, среди людей, готовящихся к штурму дома, и плевать на то, что мои навыки значительно им уступают. И я обязательно был бы там, если бы не рана, не позволяющая передвигаться без костылей. Мне вообще удавалось держаться на ногах только благодаря снадобью доктора Цаннера, лечебный эффект которого мне однажды уже пришлось на себе испытать.

Тогда, приняв его, я приперся во дворец, чтобы исполнить одну песенку, после которой Янианне резко разонравился мой певческий талант. Но действие этой микстуры не вечно, ее хватает буквально на пару часов, а у меня в запасе всего пара мензурок. Цаннер категорически отказался дать мне их больше трех, заявив: