Призрак и другие соучастники, стр. 26

По Тихореченску поползли слухи, что в деле замешан молодой князь. На рынке, в пропахших кислой капустой кабаках и изысканных гостиных люди шептались про дух шамана, живущий в голубом камне. Мол, иноземный чародей мстит за свою смерть и заставляет князя совершать непотребные поступки. Уж откуда взялась эта неправдоподобная версия, неведомо, только дошло до того, что местной жандармерии пришлось провести обыск в доме Вершицких — в одном из номеров губернского вестника содержится подробный отчет об этом. Естественно, найдено ничего не было.

А на следующий день Тихореченск постигла новая трагедия. Обнаружили тело еще одного ребенка — девятилетней дочери крестьянина Егорова. Она вместе с отцом приехала в Тихореченск на субботнюю ярмарку, да затерялась в толпе разряженных горожан. На утро не находившему себе места отцу сообщили, что малышку обнаружили мертвой на берегу реки, точно там, где до этого лежало тело мальчика. Как и в первый раз, горло ребенка было перерезано.

Вот теперь уже Тихореченск охватило настоящее безумие. Все чаще звучали призывы поджечь дом душегуба-Вершицкого, а самому ему вогнать осиновый кол в сердце. К этим разговорам добавился еще один слух. Говорили, что, якобы, жестокий князь держит свою несчастную жену в подвале, привязанной к кровати. Вроде при обыске жандармы наткнулись на тайную комнату, но так как отношения к убийству детей этот факт не имел, вменять в вину князю ничего не стали.

Всего Сергею Николаевичу Загубскому удалось отыскать упоминание о шести схожих преступлениях. Все они произошли с интервалом в месяц — во время полнолуний — жертвами были дети от девяти до тринадцати лет. Пожалуй, ни что не могло уже удержать горожан от самосуда над Вершицким, но тут скончалась его жена. Сразу после похорон князь отписал свое состояние местной бедноте, а дом передал кадетскому корпусу. Несколько лет он возглавлял учебное заведение, отгораживаясь от гнева толпы государственным чином. Правда, по воспоминаниям современников, делами корпуса Вершицкий почти не занимался. Жил во флигеле, как раз там, где сейчас находится интернатская мастерская, в городе показывался редко, с людьми старался не встречаться. Умер князь тихо, за три года до октябрьской революции, и был похоронен на местном кладбище.

К удивлению Стаси, история Владимира Вершицкого на этом не закончилась. Неожиданном образом легенда о призраке и кровожадном князе получила продолжение. Лет пять назад в одном немецком журнале, читатели которого в основном составляли русские эмигранты, была опубликована любопытная статейка. В ней приводились воспоминания некого поручика Ершова, который, якобы, вместе с князем совершил путешествие на Мадагаскар в поисках колдовского сапфира. Понятное дело, статья была написана на потребу публике. В ней фигурировало и проклятие шамана, и мстительный дух, покидавший камень каждое полнолуние, и красавица Вершицкая, к которой, судя по всему, горячий поручик питал сердечную слабость. По словам Ершова, после смерти сына князем действительно завладела жажда крови, и гостившему в то время в Тихореченске поручику довелось пару раз видеть его в окровавленной одежде с мясницким ножом в руках. Каждый раз после таких встреч приходило известие об очередном убийстве.

Но, пожалуй, самым интересным в этой статье оказался рассказ о судьбе злосчастного сапфира. Согласно дневнику Ершова, камень был спрятан в неком помещении, где злодей держал свою супругу. В тексте упоминался план подвала нынешнего интерната, на котором, якобы рукой поручика, была изображена мифическая комната. «Да, уж, мифическая. — хмыкнула Стася, — теперь про нее вся тихореченская милиция знает». Любопытно, что этот план не выдумка автора немецкой статьи. Он хранится в краеведческом музее нашего города, — пишет Сергей Николаевич, — По его мнению, сапфир до сих пор находится где-то в здании дома Вершицких. Возможно, в его словах есть тень правды, — признается Загубский, — Нельзя не обратить внимания, что ни в период революции, ни во время коллективизации, ни в последующие годы наш интернат не пострадал. До сих пор в нем полностью сохранена вся отделка, лепнина, скульптуры и даже живописные полотна, которые украшали дом еще в эпоху российских царей. Словно некая волшебная сила охраняет это здание. Возможно, где-то в его недрах и поныне томиться, заключенный в камне, дух могущественного чародея, и пока он здесь, нашему интернату не страшны никакие исторические потрясения…

Стася захлопнула книгу. Кто бы мог подумать, что бывший директор был таким шутником! Закончил свой рассказ о Вершицких красивой сказкой. Ну что же, не самый плохой способ внушить воспитанникам любовь и уважение к родному интернату. Впрочем, сказка сказкой, а в музей наведаться придется — что-то во всей этой истории не сходится.

ГЛАВА 12. Гарик

Если бы сердце Гарика уже несколько дней как не было занято, он бы влюбился. Влюбился в изображение женщины, проплывавшее мимо него. Затененные глаза красавицы смотрели загадочно и одновременно грустно, словно нашептывая мальчику: «Увы, малыш, мы с тобой разминулись во времени. Нас разделяют полтора века — непреодолимая пропасть даже для такого мечтателя как ты». Гарик помотал головой, отгоняя наваждение. Два мужика, кряхтя и матюгаясь, волокли по лестнице картину, извлеченную сегодня утром из подвала. Плесень и паутина поглотила большую часть полотна, оставив только лицо обворожительной княжны Вершиской.

— Эй, а куда вы ее тащите? — крикнул вслед уплывавшей красавице Гарик.

— На кудыкину гору! — отрезал один из мужиков.

— В кабинет рисования. — уточнил другой.

Гарик побрел в столовую, бормоча про себя любимое стихотворение: «Ее глаза как два тумана, полуулыбка, полу плач…».

Столовая гудела, обсуждая последние новости. Все уже знали про таинственную комнату, обнаруженную в подвале. Фима Лютиков даже пытался попасть в нее через шахту лифта. Для этого он прокрался в мастерскую, которую не очень добросовестно охранял молодой милиционер, и спустился в лаз. Но добраться до комнаты не смог — шахта оказалась слишком узкой для упитанного Фимы. Лютик застрял в дыре, оглашая окрестности душераздирающими воплями. К нему на помощь прибежал милиционер, извлек тушку испуганного парня из шахты, дал подзатыльник и посоветовал больше не появляться на месте преступления.

Гарик слушал разные предположения о том, что скрывается в этой загадочной комнате, и украдкой улыбался, наслаждаясь чувством собственного превосходства — он-то там каждый сантиметр изучил, пока выход со Стасей искал. Кстати, а где она? Да и брата по близости не наблюдается. Чтобы не терять время напрасно, Гарик решил выяснить подробности убийства Мироныча.

— Что ты! Что ты! — всплеснула руками тетя Аля, чьи глаза за ночь покраснели от слез и теперь напоминали помидорчики черри, — Жив он! В коме наш Мироныч. Врачи сказали: отравили его. Когда в себя придет — не знают. Может, сегодня, а может — никогда…

На последнем слове женщина всхлипнула и промокнула глаза краем фартука.

Наконец, в столовой появились Вадик со Стасей. Они о чем-то весело болтали. Гарик, наблюдая за братом и новенькой, испытал приступ раздражения. В манной каше тут же обнаружилась пара неаппетитных комков, ломоть батона показался кислым, а чай не сладким.

— Привет, Гарик! Что слышно? — на щеке девочки мелькнула ямочка, в вишневых глазах отразилось окно столовой, залитое утренним солнцем. Гарик уже собрался сморозить что-нибудь язвительно, мол, нужно не болтаться неизвестно где и неизвестно с кем, а пораньше на завтрак приходить, но, к счастью, не успел. Его отвлек громоподобный голос интернатской медсестры. Колотушкина О.В. отличалась мощным телосложением и таким же мощным голосом, который мгновенно заполнил собой до самого потолка пространство столовой.

— Минуточку внимания! Послушайте меня! — гремела она, — Повторяю для бестолковых: прекратите носить мне в кабинет мочу в баночках! Виола, отдельно для тебя: я не знаю, зачем ей промывать глаза! Никакой эпидемии в интернате нет! Кто только придумал эту чушь!