Журнал «Если», 1995 № 07, стр. 29

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Теперь твоя планета под нашей опекой. Пожалуй, пришло время оставить эту иллюзию и узнать нас получше. Ты готова?

— Я…

— Позволь объяснить. Это вроде сна наяву, с его помощью наши ученые пытаются облегчить тебе переход в новую жизнь. Я начальник исследовательской службы и только что прибыл сюда для беседы с тобой. До этого ты разговаривала с моим подчиненным. Я лучше знаю ваш народ. В этом иллюзорном состоянии ты провела несколько лет вашего времени. Поскольку нанести нам ущерб ты не способна и поскольку сведений, полученных от тебя, пока достаточно, в иллюзии нет необходимости, и я решил, что можно позволить тебе проснуться. Когда будешь готова, ты проснешься, и тогда окружающая тебя обстановка будет настоящей. Понимаешь?

— Ничего я этого не хочу, — сказала она. Несколько лет? А ведь кажется, будто она отключилась всего на мгновение. Леденящим темным щупальцем в мыслях зазмеилось отчаяние.

Ощущение холода сгинуло, зато пошли приступы легкой боли. Растаяли иллюзии Родоса и дома Патрикии. Она открыла глаза и обнаружила, что лежит на твердой и теплой поверхности в квадрате света, который имел оттенок раскаленного угля и понемногу мерк. Кожа саднила, как расцарапанная. Рита взглянула на свои руки — красные, будто в солнечных ожогах.

За пределами светового квадрата виднелся темный человеческий силуэт. А кругом владычествовала тьма цвета маслины — цвета сна до его начала или после конца. Рите было дурно.

— Я больна, — прошептала она.

— Это пройдет, — пообещал силуэт.

— Ты ярт? — Рита попробовала сесть. До сего момента она не решалась произнести этот вопрос вслух — боялась ответа. Сейчас, охваченная безнадежностью, она смотрела на силуэт.

— Я пытался решить, что означает это слово. Возможно, это мы, но ведь ты никогда не встречалась с яртами. Бабушка тоже. Вы о яртах знаете только понаслышке. Мы такого слова не употребляем. Вероятно, народ твоей бабушки не способен выговорить нашего самоназвания или перенял этот термин у иных, нечеловеческих рас. Как бы то ни было, я могу дать утвердительный ответ.

— Мне говорили, что вы воюете против людей.

Фигура в тени предпочла уклониться от признания.

— Нас много, мы разные и способны менять свою форму по желанию. Не только форму, но и функцию.

Рите полегчало, если не физически, то душевно. Отчаяние разжало хватку; вместе с яркостью сияния (уже коричного цвета) умерилось странное чувство жаркого холода. В маслиновом сумраке загорались новые огни, тусклые, уютные.

— Я на Земле?

— В том явлении, которое вы называете Путем.

Дыхание сорвалось, и она с трудом подавила стон. Слова незнакомца означали для нее все и ничего. Можно ли верить этим существам?

— А мои друзья живы?

— Они здесь, рядом с тобой.

Увертка, решила она. И спросила заново:

— Они живы?

Силуэт шагнул вперед, появилось лицо в мягком нимбе. Рита съежилась, очень резко ощутив, что это не сон и не иллюзия. Лицо было волевым, но не слишком выразительным. Чистая кожа, узкие глаза. Не из тех, что в толпе привлекают к себе внимание. Ни богоподобное, ни чудовищно ужасное. Незнакомец носил куртку и брюки — как солдаты, с которыми Рита путешествовала несколько лет назад, если ей не солгали.

— Хочешь с ними поговорить?

— Да. — Она задышала чаще. Провела ладонью по своему лицу — никаких перемен. Перемены? Почему она их страшится? Потому что пленившее ее существо выглядит как человек?

— Со всеми? — спросил ярт.

Секунду она глядела вниз, шевеля губами. Потом вымолвила:

— С Деметриосом и Оресиасом.

— Дай нам, пожалуйста, немного времени. Мы выполним обещание.

ПУХ ЧЕРТОПОЛОХА

— Не чаяла снова тебя увидеть, — холодными синими и зелеными пиктами сообщила Рам Кикура.

Ольми многозначительно улыбнулся и вслед за Мирским и Корженовским прошел в конференц-зал для телесных, зарезервированный под «Проект «Содружество» Рам Кикуры. Дизайн подражал земной обстановке, точнее — интерьеру промышленного офиса середины двадцатого века: аскетичные стулья из металла и дерева, длинный деревянный стол, голые стены цвета обглоданной кости, и лишь на одной — панель дисплея.

— Извините за примитивизм.

— Ничего, навевает воспоминания. — Ланье ощутил холодок между Кикурой и Ольми. Похоже, Ольми относился к этому спокойно; впрочем, Ланье ни разу не видел его раздраженным. — В таких кабинетах я провел немало долгих часов.

— Наши земные гости все еще в городской памяти, — сказала Рам Кикура. — Мы силимся отдалить неизбежное фиаско. Карен подойдет минут через пять. Я от нее слышала, что в последние два дня набрало силу несколько нечистоплотных группировок. Нексус решил открыть Путь, да? — Она старалась не смотреть Ольми в глаза.

Корженовский стоял с недоуменным видом, ощупывая стул.

— Да, — ответил он, мгновенно выйдя из задумчивости. — Нексус принял решение и ставит его на голосование перед Гекзамоном. Но участвовать в референдуме будут только объекты и Пух Чертополоха.

— Видно, они затеяли оживить законы Возрождения. Давно надо было вымарать их из сводов. — Горечи и злости в голосе Рам Кикуры звучало больше, чем в день ее первой встречи с Ланье. На ней тоже сказались возраст и Возрождение, хотя за сорок лет ее внешность и стиль почти не изменились.

Ольми, упругой львиной поступью расхаживавший вокруг стола, замер и спросил:

— Ты уже знаешь историю господина Мирского?

Рам Кикура кивнула.

— Постольку, поскольку она затрагивает и меня. Это ужасно!

От удивления у Мирского округлились глаза.

— Ужасно?

— Чудовищная грязь. Чудовищное святотатство. Я родилась и выросла в Пути, и все-таки… — Казалось, она вот-вот начнет плеваться. — Открывать Путь и держать открытым не просто глупо. Это подло!

— Ну не будем впадать в крайности, — ровным тоном предложил Корженовский.

— Простите, господин Корженовский, — вмешался Мирский, — но мне непонятно, почему она назвала мою историю ужасной.

— Если верить вам, то Путь, как удав, душит нашу Вселенную.

— Неточное сравнение. Он осложняет, даже, возможно, сводит на нет проект, разработанный нашими далекими потомками. Но эти существа вовсе не считают Путь ужасным. Изумительным явлением — пожалуй. Чтобы такое крошечное сообщество, как вы, путешествующее среди миров и при этом замкнутое в царстве материи, за столь недолгий срок добилось столь многого… Беспрецедентно. В других вселенных тоже встречаются сооружения наподобие Пути, но никто их не строил на раннем этапе развития общества. Путь для наших потомков — все равно что египетские пирамиды для нас. Или Стоунхендж. Была бы возможность, они бы его сберегли как памятник первобытного гения. Но увы. Его необходимо демонтировать особым образом, и начать можно только отсюда.

В конференц-зале появилась Карен, направилась к мужу, поцеловала, пусть и мимолетно. Словно хотела этим сказать: забудем на время семейные проблемы.

— А что если ярты только и ждут, когда мы сунемся за порог? — спросил Ольми.

Корженовский поморщился.

— Меня уже несколько ночей мучает этот кошмар. Я отправил в городскую память дублей, они наблюдают за всеми заседаниями комиссии. Если мне прикажут, я приму участие в обороне Гекзамона…

— А чем мы будем обороняться? — поинтересовалась Карен.

— Как правило, информация такого рода хранится в строжайшей тайне, — ответил Корженовский. — Но даже строжайшие тайны становятся явью, когда власти предержащие находят это целесообразным. На Пухе Чертополоха складировано оружие невероятной мощи. Использовать его в чисто оборонительных целях слишком невыгодно, поскольку оно бесполезно в крепостях Пути, но ни один стратег не бросит оружие, зная, что однажды оно может пригодиться. Поэтому оно хранится в пещерах астероида. Старое, но исправное и смертоносное.

Прикрыв нос и рот молитвенно сложенными ладонями, Рам Кикура покачала головой и прошептала: