Жизнь и смерть Кришнамурти, стр. 27
То, что сестры ничего не знали о том, что происходило в прошлом, придает их свидетельству особую ценность, ведь столько схожего с тем, что отмечали в Охай, Эрвальде и Пержине, — частая потеря сознания от боли, благоговение тела перед Кришной, страх вернуть его обратно, понимание того, что боль отпустит, если только Кришна вернется, но тогда остановится и сам «процесс». Затем упоминание о близости смерти (в Эрвальде, когда внезапно зазвонили колокола церкви в момент «отсутствия» Кришны, тело подверглось такой агонии, что Кришне пришлось вернуться. Впоследствии, по словам леди Эмили, он говорил: «Это было очень близкое приближение. Практически колокола звонили по мне»). Из записей Пупул Джаякар следует, что кроме К. присутствовали и кто-то еще, как и в остальных случаях: и «они», которые были очень осторожны с телом, — вероятно, те же самые «они», которые вернулись в первом упомянутом Пупул случае, — чистые, нетронутые, незапятнанные». Присутствовал также «он», кто пришел «полностью» во время прогулки 17 июня, «с полным зарядом». Существо, лежавшее на кровати в агонии, «горело», создавая больше пустоты, чтобы больше «его» вошло в К. или его тело.
Итак, теперь можно различить три сущности, не считая множества, называемого словом «они» — существо, оставленное чтобы терпеть боль тела, уходящий и возвращающийся К., и таинственный «он». Были ли эти сущности разными аспектами сознания К. или отдельными существами? Увы, единственный, кто мог бы пролить свет, сам К., не помнил ничего о том, что происходило в Ооти, равно как и о протекавшем ранее «процессе». Поскольку он был вне тела, то это неудивительно. Он всегда осознавал, что защищен кем-то или чем-то; и он верил, что такая защита распространялась на всех, кто его сопровождал. Откуда же защита исходила, он сказать не мог. Важнее всего то, что из этого сообщения мы узнаем, что над телом К. все еще велась подготовительная работа.
После Ооти К. проводил беседы в разных уголках Индии, посетил свои школы в Раджхате и Долине Риши. Он не возвращался в Охай вплоть до апреля 1949 года, отсутствовав в течение 19 месяцев.
ВОЙТИ В ДОМ СМЕРТИ
Раджагопалы обратили внимание на новую для них независимость в К. по его возвращении из Индии, что обеспокоило их. До них доходили слухи о Нандини; Розалинда сильно по-человечески ревновала, оставаясь долгие годы единственной женщиной в жизни К. Ревность приводила к чувству собственичества, а К. нельзя было владеть, как бы сильно он не любил. В ноябре он снова вернулся в Индию. На декабрьской беседе в Раджамунди, в 350 милях к северу от Мадраса, его спросили: «Вы говорите, человек есть мера мира, и что когда он изменится, наступит мир. Подтверждается ли это вашей собственной трансформацией?» К. ответил:
«Вы и мир — отнюдь не две разные реальности. Вы есть мир, не идеальный, а действительный... поскольку мир — вы сами, преобразуя себя, вы преобразуете общество. Спрашивающий подразумевает, что, поскольку эксплуатация не прекращается, все, что я говорю, бесполезно. Верно ли это? Я езжу по миру, пытаясь указать на истину, а не веду пропаганду. Пропаганда лжива. Пропагандируют идею, но не истину. Я разъезжаю, указывая на истину; ваше дело, узнавать ее или нет. Одному человеку не под силу изменить мир, а вот вместе мы в состоянии. Мы с вами должны выявить, что такое истина, ведь истина разрушает печаль и несчастья мира».
В январе 1950 года, когда К. впервые выступал в Коломбо, ему задали примерно тот же вопрос: «Почему вы теряете время, проповедуя, вместо того, чтобы осуществлять практическую помощь?» К. ответил:
«Вы имеете в виду такое изменение мира, которое приводит к лучшему экономическому регулированию, лучшему распределению богатства, лучшим отношениям, или, грубо говоря, сводится к помощи найти лучшую работу. Вам хочется видеть изменение в мире; каждый образованный человек так хочет; и вам необходим способ для такого изменения, раз вы спрашиваете меня, зачем я трачу время на проповедь, а не занимаюсь практическим делом. Неужели то, что делаю я, — пустая трата времени? Это была бы потеря времени, не так ли, если бы я ввел новый набор идей вместо старой идеологии, старой схемы. Вместо того, чтобы указать на так называемый практический способ действия, жизни, получения лучшей работы, разве не важно выявить помехи, которые на самом деле препятствуют реальной революции — не революции слева или справа, а фундаментальной, радикальной революции, основанной не на идеях? Именно потому, о чем мы уже говорили ранее, идеалы, вера, идеологии, догмы препятствуют действию».
В августе 1950 года в Охай К. принял решение уйти на год от мира. Он не вел бесед, не давал интервью, почти все время проводил в уединенных прогулках, медитируя и «бездельничая в саду», как он сообщал леди Эмили. Зимой 1951 года он снова вернулся в Индию, на этот раз с Раджагопалом, который не был здесь 14 лет; К. по-прежнему вел полуотшельнический образ жизни, не ведя бесед и будучи в уединении. Казалось, он все время глубоко погружен в себя.
Самое приятное событие, которое извне произошло с К. в начале 1950 годов, была крепнущая дружба с Вандой Скаравелли, племянницей Пассильи, с которой он познакомился в Риме в 1937 году. После двух дней, проведенных у нее с мужем осенью 1953 года в Риме, она отвезла его в Иль Леццио [25], свой большой дом на Физоле. Там, среди оливковых деревьев, кипарисов и гор он наслаждался миром. Иль Леццио стал для него прибежищем между постоянными поездками из Охая в Индию. Хотя по пути он имел обыкновение останавливаться в Англии, иногда в Париже или в других местах в Европе, только здесь он по-настоящему отдыхал от бесед, дискуссий и интервью.
В мае 1954 года К. выступал и проводил в течение недели дискуссии в Нью-Йорке, в средней школе им. Вашингтона Ирвинга. Беседы привлекли толпы людей; у него появилось много новых сторонников после недавней публикации «Первой и последней свободы». Рецензируя американское издание книги, Энн Морроу Линдберг писала: «...удивительная простота того, что он говорит, захватывает дух. В одном абзаце, даже отдельном предложении, читатель получает достаточно, чтобы начать поиск, задаться вопросом, начать непрерывно думать». Когда книгу напечатали в Англии, один рецензент из «Обозревателя» писал: «...для тех, кто пожелает услышать это, будет огромная польза», а другой, из литературного приложения к газете «Таймс» отмечал: «Он художник, как в своем видении, так и в анализе». Когда два года спустя вышло американское издание «Комментариев к жизни», безупречно подготовленное к печати Раджагопалом, Френсис Хэкет, известный американский писатель и журналист, писал о К. в «Нью Рипаблик»: «Чувствуется, что он владеет магической тайной... Он именно тот, кем мы его представляем, — свободный высочайшей пробы человек, становящийся, подобно алмазу, старше, но с драгоценным пламенем, не поддающимся старению, вечно живым». Рецензент литературного приложения «Таймс» писал об английском издании: «Просветленность, как духовная, так и поэтическая в «Комментариях...» так просто выражена, как требует того глубина предмета».
К. никогда не упоминал в письмах к леди Эмили об опубликованных книгах, хотя в 30-х годах он сообщал, что давно перестал редактировать беседы. К. не интересовали собственные опубликованные труды, разве что иногда он предлагал название для книги, когда его об этом просили. Объясняется ли это плохой памятью или тем, что он никогда не думал о раз и навсегда ушедшем?
После еще одной зимы, которую он провел с Раджагопалом с октября 1954 года по апрель 1955 года в Индии, выступая с беседами, и еще одного посещения Иль Леццио и бесед в Амстердаме, К. в июне прибыл в Лондон, где 6 раз выступал в Доме Встречи Друзей. (Бывая в Лондоне, он теперь останавливался у миссис Джин Байндли, старого друга по Ордену, поскольку леди Эмили переехала в небольшую квартиру, где для него не было места; несмотря на это, они виделись ежедневно).
25. Название дома дано по имени огромного дерева, разновидности дуба, растущего в саду.