Девочка и химера, стр. 31

Голос Брэдли затухал, превращаясь в шум ветра, и девушка чувствовала, как его присутствие слабеет. Но пока он был рядом и щедро делился всем, что у него было: и силой, и надеждой.

Невыносимо долго Фреймус молчал, глядя, как химера корчится и царапает землю у его ног. Плоть ее стремительно таяла и исчезала на глазах, и лишь когда чудовище уже походило на ничтожный клубок тумана, он сказал:

– Да, я, Альберт Фреймус, глава Западного ковена Англии, признаю договор с Магусом исполненным! Гореть тебе в аду, мерзкая девка.

– Забирайте свою падаль, мистер Фреймус, – выдохнула Дженни.

Колдун сбросил пальто, накрыл им почти растаявшую химеру. С бешеной злобой взглянул на девушку.

– Я запомню тебя, дрянь, – прошипел он.

Он осекся. Бросил острый взгляд куда-то за спину Дженни. На лице его проступила усмешка.

– Так, кто это у нас?

Девушка обернулась. Калеб! Мальчик встал на ноги и медленно побрел к комку полупрозрачной плоти, съежившемуся под пальто колдуна. Глаза его были открыты. Дженни, потянувшаяся его остановить, прикусила язык – такой мертвый, безжизненный был у него взгляд.

– Ты кто, мальчик? – заворковал колдун. – Как тебя зовут? И куда ты идешь? Ах, тебя она позвала…

Он засуетился, как паук вокруг своей жертвы, обматывая ее нитью. Мальчик подошел к химере. Опустился рядом. А потом… Калеб поднял пальто и заполз внутрь, прижимаясь к чудовищу, как детеныш прижимается к матери.

Фреймус наблюдал за этой сценой, и от выражения его лица Дженни передернуло.

– Отпусти его, – хрипло потребовала она.

– Он сам так решил, – колдун развел руками. В голосе его звучала неприкрытая издевка. – Не могу помочь, мисс. Не советую делать опрометчивых движений. У Магуса не осталось сил, а вы здесь совершенно одна. Ваше счастье, что я ценю древности – даже такие ослабевшие и бесполезные, как ваш цирк. Радуйтесь своей победе, а мальчика я заберу в качестве компенсации. Всего доброго, мисс, – холодно попрощался Альберт Фреймус. – Пойдем, мой друг.

Груда зашевелилась, поднялась вверх. Калеб встал на ноги и, кутаясь в большое, не по росту, пальто побрел за Фреймусом. На траве не осталось и следа от ледяной химеры. Дженни смотрела вслед двум фигурам, уходившим прочь по зеленому полю к черной машине. Девушка все глядела, пока колдун и Калеб не сели в нее. Машина тронулась с места. Исчезла за небольшим леском. Потом вынырнула и, постепенно уменьшаясь в размерах, полетела по дороге к городу Чайдок.

– Дженни!

Она оглянулась. Это движение отняло последние остатки сил: девушка рухнула в мокрую изумрудную траву, прильнула к влажной земле. Ее закачало, как в лодке, – это Людвиг бережно поднял ее на руки. Дед обхватил ее за плечи и что-то сердито сказал, но Дженни уже не слышала его голоса.

– Он так и не оглянулся, Марко, – сказала она и потеряла сознание.

Эпилог

Начало октября выдалось промозглым. Холодные осенние туманы окутали улицы городка Бигбери-он-Си на южном побережье Англии. Дженни бездельничала у окна, наблюдая за прохожими, семенящими сквозь ветер и дождь. На душе у нее было так же холодно и мглисто. После летней истории гастроли цирка «Магус» досрочно прекратились. Администрация вернула все деньги за уже проданные билеты, и в одночасье цирк уехал за неделю до истечения срока аренды поля. Недоумевающие горожане еще долго чесали языками, на все лады обсуждая странное поведение циркачей, и громче всех звучал негодующий голос фермера Бэнкса, на чьем пастбище разбил шатер «Магус».

– Половину поля какой-то отравой пожгли, подлецы! – возмущался Бэнкс. – Чем мои овечки теперь кормиться будут? Да я в суд на них подам!

После отъезда цирка поле представляло странное зрелище. С высоты птичьего полета на поле был четко различим идеальный круг. В нем трава пожелтела на месяц раньше, чем на остальном поле.

Фотографию феномена даже напечатали в «Чайдокском вестнике» под заголовком «На поле фермера приземлялись инопланетяне?», что еще больше взбесило Бэнкса. Он разошелся не на шутку, угрожая затаскать по судам не только цирк «Магус», но и всю редакцию «Вестника» за поклеп, потому как никакими инопланетянами на его поле отродясь не пахло, а всему виной мерзкие фургоны циркачей, которым сто лет в обед, и обильная утечка бензина, испоганившая отличное пастбище. И он, Джимми Бэнкс, берется это доказать. Прямо завтра закажет экспертизу почвы, вызовет Би-Би-Си, Гринпис и полицию, и уж тогда эти акробаты и клоуны у него попляшут! За Джимми Бэнксом давно закрепилась слава вздорного и склочного старика, и горожане были уверены, что он подаст-таки в суд. И клоуны попляшут, потому что хватка у старикана мертвая, и если уж он возьмется, то отсудит у заезжих циркачей все, вплоть до жонглерских булав и сценических костюмов.

Однако в то время, когда усердно раздуваемый Бэнксом скандал грозил выплеснуться за пределы городка, в Чайдоке появилась странная парочка. Худой, как щепка, невысокий человек в темном пальто, по виду – выходец из Центральной Европы, и рыжий, кряжистый, плотно сбитый ирландец, слегка бледный, словно после тяжелой болезни. Появились они в городке ближе к вечеру. Осведомились в нескольких пабах, где именно находится ферма мистера Бэнкса. Надо сказать, что они не промахнулись: фермер был большим любителем пропустить пинту-другую пива на ночь глядя, и любой бармен гораздо точнее справочного бюро мог сказать, куда сегодня отправился зловредный старикан.

– Да только что вышел, – махнул полотенцем Уильям Холдман, владелец паба «Красный лев», протирая барную стойку. – Ступайте по дороге и нагоните – тут до его фермы с полчаса ходу. Если он только такси не заказал. Но это вряд ли – старик за пенни удавится. А на кой он вам, мистер… э?

– Дьюла Вадаш, – ответил незнакомец. – Дело у нас к нему. О бараньих мозгах поговорить хотим. Значит, говорите, нагоним?

Приезжие молча вышли в быстрые осенние сумерки, которые озаряла полная луна, всплывшая над улицей.

– Ну и парочка, – заметил Холдман, когда за ними захлопнулась дверь. – Видел того, тощего? Глаза бешеные, как у волка. И ирландец не лучше – мясник натуральный.

Его постоянный посетитель, мистер Генри Гимлоу, согласно икнул. Но, вообще-то, на всех приезжих ирландцев плевал он с пожарной каланчи. Сгинули, и бес с ними. Пусть лучше Холдман ему эля еще плеснет.

Бармен налил ему желанную пинту. Протягивая бокал, он заметил, что рука слегка дрожит. А из головы не выходят серые, с сумасшедшей желтизной, глаза тощего «любителя баранины». Только сейчас Холдман сообразил, что он и вправду сильно напоминал того самого волка из пословицы, который, как известно, упорно смотрит в лес, а не в миску. Бармен тщательно обдумал все эти факты и тоже нацедил себе бокал.

Нагнали ли незнакомцы Бэнкса и столковались ли с ним по поводу поставок баранины – неизвестно. Но в следующий раз фермер объявился в Чайдоке лишь неделю спустя и шарахался от каждой тени. А о судебных исках и экспертизах и думать забыл.

– Неужто ты передумал, Джим? – поинтересовался Холдман, когда однажды Бэнкс завис у него в пабе. – Никогда бы не подумал, что Джимми Бэнкс от денег откажется.

– А ты попробуй по-другому, – пьяно пробормотал он, глядя на него мутными то ли от страха, то ли от алкоголя глазами. – Попробуй… Господи боже, если бы только ты знал, Холдман!

Фермер всхлипнул. Бросил пиво, горестно махнул рукой и вышел из паба. Большего любопытные горожане от него добиться так и не смогли и сошлись во мнении, что дело тут нечисто.

…Дженни не знала про всю эту историю. По правде сказать, пересуды горожан Чайдока или душевные терзания фермера Бэнкса ее ни капли не интересовали. Ее сейчас вообще мало что заботило – весь сентябрь она просидела в своей комнате на втором этаже маленького домика, половину которого Марко снял на зиму. Хозяйка гостиницы миссис Ллойд сочувственно покивала головой, услышав слезливую историю фокусника о внучке – талантливой спортсменке и подающей надежды звезде цирка, которая пережила большую трагедию во время тренировок и нуждалась в тишине и покое, чтобы восстановить силы.