Девочка и химера, стр. 29

«Красивый какой!»

В миллиметре от лица пролетели смертоносные когти. Удивительно, как она успела увернуться. Промахнувшись, химера упала на четвереньки, но тут же оттолкнулась от земли коленями и взвилась в воздух.

«Взлетела, – растерянно подумала Дженни, – а крылья какие большие…»

Химера полностью втянула в себя Калеба, его тело зародышем еле проглядывало сквозь плотную оболочку монстра. Распахнув клюв, усеянный мелкими зубами, чудовище спикировало на девушку, нацелившись в нее сразу всеми когтями на всех четырех лапах.

Дженни сгруппировалась и ушла в кувырок. Химера успела сообразить, что промахивается, и в последнюю секунду изменила траекторию полета. Она ударила Дженни по лодыжке и отшвырнула в шершавый, как наждак, снег, а сама врезалась в землю. Над скомканным грязно-белым клубком перьев и шерсти, содрогающимся от боли, медленно всплыло синеватое облачко, но не рассеялось, а медленно поплыло в сторону стоянки цирка «Магус».

В темном вагончике, пропахшем крепким пивом и дешевыми сигаретами, по-прежнему стояла тишина. Солнечный зайчик пробился сквозь задернутые шторы, упал на лицо Роджера Брэдли и растворился. Был ли это отблеск распахнутого окна напротив, или отразилось солнце в боковом зеркале, которое задел плечом один из работников цирка, пребывающий в счастливом неведении «светлого сна», кто знает? Был отблеск солнца и исчез. Но следом за ним по застывшему телу дрессировщика легкой волной прошла дрожь. Широкая грудь Брэдли, обтянутая свитером грубой вязки, приподнялась, синие губы приоткрылись, и меж них с тихим свистом втянулся воздух. Веки задрожали, и под ними заметались глазные яблоки. Роджер Брэдли видел сон и шел в этом сне по опасному следу.

…на земле хорошо – спокойно и прохладно. Лодыжку печет. Зарыть глубже в холод, так меньше болит. Болит, болит…

Дженни открыла глаза. Звереныш облизывал ей лицо. Он отскочил и, казалось, пригласил ее лапой – дескать, вставай хозяюшка. Она повернула голову. Уставилась на грязно-белый холм, который трепетал и колыхался. Холм пытался подняться. Дженни моргнула и поняла, что лежит на снегу. А рядом ледяная химера ворочалась, как бесформенный мешок меха и перьев. Дженни с трудом села. Осмотрела лодыжку.

«Гадина пернатая! Как же болит!»

Когти острее алмазного стеклореза глубоко распороли мякоть икры. Под ногой быстро расплывалась алая лужа…

Девушку замутило. Она стянула с шеи шарф и, шипя и ругаясь, крепко перетянула подколенную артерию, останавливая кровотечение. Если бы она не была цирковой и не изучала анатомию, так бы и осталась в снегу, без сил от кровопотери. Теперь, по всем правилам первой помощи, следовало запихнуть под жгут записку с точным временем наложения, но у Дженни не было часов, и она, хоть убей, не могла придумать, на чем написать. Да и ручки с собой на сражение с химерой она не захватила.

«Вместо чернил можно взять кровь. Ее тут полно! – соображала Дженни. – А вместо бумаги? Что за чушь?!»

Ее охватило лихорадочное веселье, предвестник истерики. Девушку мутило от вида и запаха крови, от боли и страха. Ей совсем не нравился этот волшебный мир.

Мир, где подростков отправляют отлавливать опаснейших тварей, которым место не в Красной, а в какой-нибудь Черной книге – в списке запрещенных к существованию существ, а взрослые отсиживаются в безопасности. Где существует магия и последствия ее применения смертельно опасны. Где каждое твое слово влечет за собой последствия и ни один поступок нельзя отменить словами «я не хотела», «я не знала» или «оно само».

Химера вытянула лапы, приподнялась и снова рухнула. Дженни с большим трудом встала. Больше всего ей хотелось убежать. Но она с кривой улыбкой сделала шаг. Затем еще один. Алые следы впечатывались в рыхлый снег.

«Лучший способ победить безумие – быть более безумным», – говаривал Эдвард, отстегивая ее от страховочного карабина на высоте четырех метров.

«Без этого я никогда не почувствую воздух, да, Эд? – пробормотала она. – Наверное, без этого «шага в пустоту» вообще ничего не случается всерьез».

Химера обернулась, уперла в Дженни ненавидящий взгляд желтых глаз.

– А ну пошла вон! – гаркнула девушка не хуже Роджера Брэдли и, раскинув руки, рухнула на спину монстра.

Если бы происходящее снимал фотограф в режиме скоростной съемки, он бы поймал то радужное сияние, которое появилось на мгновение между серебристой химерой и летящей на нее девушкой. Присмотревшись, он бы увидел, что это не дефект изображения, а световой след от маленького дельфина на груди Дженни.

Роджер Брэдли часто и неровно дышал. На лбу его выступила испарина. Он не мог унять дрожи в руках и комкал одеяло.

– Не… не уйдешь… – сбивчиво пробормотал он, – я тебя достану…

Сильнейшая судорога скрутила его, он всплеснул руками, словно стремясь задушить незримое нечто в объятиях. Гипотетическому фотографу этот жест напомнил бы движение, с которым Дженни бросилась на химеру. А нелюдимый венгерский верфаркаст Дьюла тотчас бы определил, что Роджер Брэдли, Ловец из рода наездников Грифона, вошел в «охотничий транс» [42].

Она была холоднее льда, ее перья острее бритв резали ладони. Дженни прильнула к горбатой спине. Под льдистыми перьями вспухали могучие мышцы. Лютый холод вытягивал из нее даже не тепло – ей казалось, что она обнимает оживший айсберг, и где уж ей, такой маленькой в сравнении с ним, набраться жара, чтобы его растопить.

– Мам… мочки, – простонала девушка. Онемевшие пальцы, липкие от крови, скользили. – Львеныш…

Оглушенный монстр вставал на лапы, пытался стряхнуть назойливую ношу, чтобы расправить крылья. Зов хозяина становился сильнее, он гремел в голове химеры, заглушая хор защитников Магуса. Преграда, мешавшая чудовищу воссоединиться с повелителем, становилась все тоньше. Единственной помехой была надоедливая девчонка, вцепившаяся в крылья.

Чудовище развернулось. Царапая лапой спину, оно старалось сбросить Дженни. Пользуясь моментом, львенок вцепился химере в глаза. Тварь взвыла, замотала уродливой башкой, присела от неожиданности. Дженни почувствовала землю под ногами, и это придало ей силы.

– Калеба отдай! – завопила она, что есть сил заламывая крылья химеры – и они, огромные и мощные, с хрустом поддались.

Точно поверх ее рук легли другие – мужские, и силы Дженни удвоились. Плоть химеры внезапно побледнела, сквозь нее проступила земля, на которой скорчилась фигура мальчика, опутанная коконом серебристых нитей. Перед глазами девушки заплясала радуга, она тянула полупрозрачную тушу монстра назад, к себе. Тонкие напряженные нити лопались одна за другой. Взгляду ее распахнулось нутро чудовища – клубок льдистого пламени, выбрасывающий яростные протуберанцы. А внутри, в самой сердцевине холодного огня мерцала изящная бабочка, фигурный вензель, таящий в себе суть химеры, ее… Имя. Девушка попыталась схватить, постичь эту бабочку, развернуть в понятные ей символы, но безуспешно.

«Это моя работа, – сказал кто-то сильный, стоящий за ее спиной. – Я ее не доделал, Далфин. Надо вот так…»

И химера взвыла пожарной сиреной, когда взгляд Дженни острой иглой вонзился ей в сердце и развернул его, как конфетный фантик.

Глава пятнадцатая

– Не могу больше… – Людвиг Ланге сполз на пол, обхватив большими ладонями голову. – Все…

– Держись, Ланге, – просипел Морриган. Лицо его посерело, полные щеки обвисли. – Она справится.

В воздухе шапито звенела не слышная никому, кроме людей Договора, мелодия, и она вот-вот грозила оборваться. Члены Совета бессильно обмякли в креслах, подпитывая «кольцо», а позади, в зрительном зале, раздавались стоны – противостояние с Фреймусом изматывало Магус.

– Слишком много всего, – сквозь зубы заметил Марко. – Ты навесил второй «светлый сон» на «кольцо» снаружи?

вернуться

42

Транс Ловца (охотничий транс) – «те из людей Магуса, что издревле имели дело с фейри-животными, или же животными Скрытых земель, именуются Ловцами. Сказывают, что раньше они могли впадать в некий сон-забытье, во время коего дух их преследовал дух зверя в Верхнем мире и мог даже допытаться до подлинного Имени зверя, что давало великую власть над сим животным». Из записок Теодоруса Додекайнта.