Кайсе, стр. 79

Он наклонился, схватил кусок бетона с разрытого тротуара и, не раздумывая, запустил его, как если бы это был сюрикен.

Мессулете, должно быть, услышал свист подлетающего к нему камня, но упустил время, так как фокус его видения сузился до диаметра нити от концентрации его психической воли.

Осознание опасности пришло к нему слишком поздно. Кусок бетона ударил его и сбил с ног.

Николас бросился к Челесте, которая стояла ни коленях на дороге, не обращая внимания на гудки проезжавших машин. Одно такси было совсем близко от нее, когда ее сбросило с тротуара, и продолжало надвигаться, несмотря на отчаянные попытки водителя остановить машину.

Резкий скрип тормозов, запах горелой резины сопровождали Николаса, когда он продрался через толпу и протиснулся между двумя чугунными тумбами, врытыми на дороге, с тем чтобы не дать возможности парижским водителям парковать свои машины на углу. Он упал, так как это был единственный шанс — такси было совсем рядом. Он чувствовал его выхлопные газы, видел, как передние колеса оставляют черный след на дороге. Подогнув голову, он свернулся в клубок и, ускорив движение, подкатился к Челесте, обхватил ее за талию, поднял, перебросил через плечо и устремился к противоположной стороне дороги.

Таксомотор, отчаянно скрипя тормозами, проехал по месту, где только что находилась Челеста, и остановился через несколько футов. К тому времени Николас снова был на ногах, с испуганной Челестой в руках. Он понес ее прочь от любопытной толпы, от сигналящих автомобилей, пораженного водителя такси и опаляющего психику газа, напоминающего запах цветов греха.

* * *

— Я должна идти, мом, не дашь ли мне полсотни? — хихикнула Франси. — Мы зашвырнем потом в кино.

Затем, все еще находясь в руках Кроукера, она начала всхлипывать.

Лицо Маргариты выражало отчаяние.

— Франси, дорогая...

— О боже! О боже! — слезы катились по лицу девушки. — Я не могу больше так.

— Пойдем, Франси. — Маргарита дотронулась до нее. — Я отвезу тебя домой.

— Нет! — отшатнулась она и прильнула к груди Кроукера. — Я не пойду домой. Я умру дома.

— Франси... — начала было Маргарита, но остановилась, глядя в глаза Кроукера. Она понимала его, знала из разговора с психиатром, что иногда посторонний человек может быть полезнее, чем родственник, особенно родители.

— Франси, я не собираюсь делать ничего против твоей воли, — сказал Кроукер. — Я заберу тебя и увезу отсюда.

— Но мы не поедем домой? — вскричала она. — Я не хочу ехать домой!

— Нет, не домой. Мы поедем куда-нибудь, где ты и я сможем поговорить. Хорошо?

Франси посмотрела на его биомеханическую руку.

— Я хочу подержать ее, — прошептала она, широко раскрывая глаза.

Кроукер сжал пальцы в твердый кулак, а Франси обхватила его обеими руками.

— Теперь никто не посмеет тронуть меня, — проговорила она тихо, как бы про себя. Она кивнула головой, и Кроукер взял ее на руки.

— Здесь есть черный ход? — обратился он к Маргарите.

Она собиралась протестовать, но увидела, что ее дочь стала успокаиваться.

— Вот сюда. Я расплачусь по счету, и предупредите охранников, чтобы они не поломали вам руки.

Маргарита присоединилась к ним через несколько минут, направившись к своей машине. Охранники держались на почтительном расстоянии, но еще не забрались в свой автомобиль. Она торопливо подошла, открыла ключом дверцы. Кроукер занял вместе с Франсиной заднее сиденье.

— Куда поедем? — спросила Маргарита.

— Почему бы нам не остаться пока здесь, — предложил Кроукер. — Ты не возражаешь, Франси?

Она кивнула молча, с глазами, полными слез, уткнулась носом в его мускулистое плечо. Потом стала шмыгать носом.

— Я хочу задать тебе несколько вопросов, — сказал Кроукер тихим, спокойным голосом, — но хочу, чтобы ты запомнила: ты совершенно не обязана отвечать на любой из них.

Маргарита сидела за рулем, повернувшись вполоборота и наблюдая за Кроукером и своей дочерью через зеркало заднего обзора.

— Можешь ты сказать мне, почему ты уверяла, что чувствуешь себя так, как если бы ты умирала?

— Я еще и сейчас так себя чувствую.

— Правда? Почему?

Она пожала плечами.

— Просто чувствую себя так...

— Хорошо, а в чем состоит это чувство?

— Темнота. Просто... — Она не находила нужных слов и закрыла глаза. Вновь заплакала. На этот раз тихо.

Кроукер прикоснулся к ней, ничем другим не показав, что видит ее отчаяние.

— Франси, а кто твоя любимая актриса?

— Джоди Фостер, — ответила Франси, вытирая нос.

— Хорошо. Представь себе, что ты Джоди Фостер и играешь в кино, скажем, в «Терминаторе-4».

Девушка хихикнула.

— Это смешно. Джоди Фостер не могла бы быть в «Т-4». Это была бы Линда Гамильтон.

Она перестала плакать и заметно ожила.

— А что, если бы они не смогли заполучить Линду Гамильтон? Может быть, они взяли бы тебя. Ну как?

— Ладно.

— Теперь представь себе, что то, что произошло только что в ресторане, является сценой из фильма. Подумай о своем чувстве, как о какой-то посторонней вещи, как о чем-то, что испугало тебя, и постарайся вспомнить свое чувство. Пусть в твоем воображении возникнет вся картина. А теперь опиши мне ее.

Франси зажмурилась.

— Я в машине, не такой, как эта, а в большой. Еду за городом. Ночь и очень темно. Я, кажется, должна... спать, но я не сплю. Я бодрствую, лежу на заднем сиденье, слушаю голоса, гляжу на ночное небо. — Ее веки задрожали. — Это небо, такое близкое и черное... чернее черного, как бывает, когда забираешься под толстое одеяло летом... никаких звезд, никаких облаков... душно.

Она вздохнула и открыла глаза. В них был ужас.

— Все хорошо, — успокоил ее Кроукер, прижав к себе. — Ты в безопасности, со своей мамой и со мной.

Он проследил за взглядом девушки и увидел, что Маргарита сидела с опущенной головой, закрыв лицо руками.

— Мом? — произнесла Франси с трудом. — Это была ты, когда я слышала...

— Замолчи, детка.

— Ты и тот... мужчина.

Пальцы Маргариты сжались в кулаки, и она произнесла придушенным голосом:

— О, мой детектив, как бы я хотела, чтобы вы никогда не появлялись в нашей жизни.

— Он сказал, что знал больше о дяде Доме, чем ты, Мом. — Девушке явно необходимо было теперь выговориться, освободиться от неосознанной травмы, которая искалечила ее. — Он утверждал, что моя жизнь находится в твоих руках, а ты сказала, что он должен прекратить угрожать тебе, что ты понимаешь ситуацию. Затем позднее, когда мы заехали в один из мотелей на автостраде, он сказал, что сейчас ты думаешь о нем, как о дьяволе, но потом, спустя несколько месяцев после того, как все будет кончено, ты узнаешь правду. А когда он вышел из автомашины, ты стала плакать.

Маргарита плакала и теперь. Ее плечи опустились, рыдания вырывались из нее с мучительными спазмами.

Кроукер немного помедлил, затем спросил:

— Что это за мужчина?

— Это из-за него я умру. — Франси взглянула на Кроукера. — Он собирается прийти снова и убить меня. Этот человек убил Цезаря, а затем убил и дядю Дома.

Токио — Париж — Венеция — Олд Вестбюри — Вашингтон

Нанги пытался вспомнить, когда он заметил белую «тойоту». Было это, когда его водитель нажал на газ, чтобы проскочить светофор в Синдзюку, или же еще до того, когда они были ближе к конторе?

Он прилагал усилия, чтобы освежить все в памяти.

— Скажите мне, что вы знаете о Винсенте Тине, — обратился он к Сэйко.

— Я знаю его уже много лет. Он ухаживал за моей подругой. Так мы и познакомились. Кажется, это было на вечеринке. В Сингапуре. Хотя прошло уже много времени с тех пор, но я хорошо помню, что он сразу же произвел на меня хорошее впечатление. Он был очень умен и не принадлежал к типу доверчивых людей. В Юго-Восточной Азии нельзя позволять себе быть доверчивым.

— Так что в той или иной степени вы потом следили за его карьерой?