Глаза Ангела, стр. 92

В здании больницы было пять этажей, и Кои стояла сейчас на последнем этаже, где, по ее расчетам, Хитазура поместил Тори, Кои сделала шаг вперед, в холл. Справа от нее была лестничная площадка, с которой вела вниз витая металлическая лестница. Вдали виднелись две комнаты, обе без света, с открытыми дверями. Слева находилась еще одна комната, дверь в нее была закрыта, а из-под двери просачивался свет.

Кои замерла, затаив дыхание. Боковым зрением она вдруг увидела справа от себя движущуюся тень — кто-то поднимался по лестнице. Женщина сжала свое энергетическое поле до минимальных размеров, практически перестала дышать. И вдруг увидела над лестницей голову мужчины. Послышались приглушенные голоса. Изогнувшись, Кои посмотрела вниз, на лестницу, и заметила макушку головы другого мужчины. Это был охранник, стороживший лестницу. Разговор между двумя мужчинами скоро закончился, и один из них двинулся вниз. Коротышка-охранник остался на своем посту.

Кои невидимкой скользнула к двери комнаты слева, пока внимание охранника отвлеклось на его собеседника, подождала у двери, прислушалась. В комнате было тихо. Тогда Кои открыла дверь и вошла. Спальня была меблирована в европейском стиле: на полу лежал огромный черно-красный ковер, на стене висело зеркало и несколько современных картин, на тумбочке у кровати стояла зажженная лампа. Кои посмотрела на деревянную кровать — там мирно спала красивая, несмотря на болезненный цвет лица, женщина. Кои застыла. Не двигаясь, смотрела она на спящую. Та дышала ровно, спокойно, длинные, блестящие волосы разметались по подушке.

Так вот ты какая, Тори Нан!

Токио

Тори снилось то время, когда ее называли Диким Ребенком. Это было девять лет назад, год спустя после того, как она познакомилась с Хитазурой, который помог ей и ее брату выпутаться из неприятной истории, связанной со смертью молодого якудзы. А потом Тори познакомилась с Бернардом Годвином и вскоре после этого начала работать в Центре.

Главным администратором Центра был тогда Том Ройс — долговязый, костлявый и загорелый уроженец Техаса. Необыкновенно энергичный, быстрый, сильный, Ройс напоминал удалого ковбоя, его легко можно было представить в ковбойской шляпе, гоняющимся с лассо в руках за молодым бычком. Бернард Годвин отправил Ройса в Токио, к Тори. Он должен был дать проинструктировать ее о порядках и дисциплине, заведенных в Центре. Тори считала, что в Японию надо было послать кого угодно, только не Тома Ройса. Через неделю Тори отправила Бернарду телеграмму о том, что Ройс не годится для работы в Японии, но в ответ получила следующий категоричный текст: "Ты обязана подчиняться дисциплине. И выполнять приказы. К мнению Тори в Центре не прислушались, и напрасно — она оказалась права. Пребывание Ройса в Японии закончилось самым плачевным образом.

Ройс воображал себя ковбоем, хотя никогда им не был. Однако Япония — не Соединенные Штаты, и ковбойские замашки в этой стране были совершенно неуместны. Когда однажды Тори нашла мертвого Ройса, лежащего на заднем крыльце дома, где она жила, то даже не удивилась. Этого следовало ожидать. Тем не менее все происшедшее не избавляло ее от ответственности, и Тори страшно разозлилась. Она же предупреждала! Кроме того, ей совсем не понравилось, что убийство произошло буквально у нее под носом. Она встала на колени перед телом Ройса и увидела, что Тома застрелили из его же собственного кольта. Пистолет лежал рядом с трупом. Какая ужасная смерть! Тори была готова поспорить, что Ройса убили якудза. Разъяренная, она отправилась к Хитазуре.

— Я не знаю, кто убил твоего американца, — заявил Хитазура после обычного обмена приветствиями и после того как, в соответствии с протоколом, они выпили по чашке зеленого чая и обсуждали множество малозначащих, не имеющих отношения к делу тем, — но мне его не жалко. Слезы лить я не собираюсь, так же, как и ты, наверное.

— Мое личное отношение к Ройсу здесь ни при чем, — возразила Тори. — Фактически он приехал в Японию из-за меня, поэтому я несу ответственность за все, что с ним случилось. И его убийца прекрасно понимал, что к чему; убив Ройса, он бросил вызов мне.

— Твой американец был плохо воспитан и вел себя отвратительно: говорил громко, держал себя вызывающе, агрессивно, заигрывал с нашими женщинами и унижал наших мужчин. Он получил по заслугам.

— Но застрелил-то его один человек, — сказала Тори, вставая, — и этот человек должен ответить за свой поступок.

Хитазура разлил чай по чашкам.

— Думаю, на этот раз, Тори-сан, тебе следует предать случившееся забвению.

— Но для меня это вопрос чести. Если я промолчу, ничего не сделаю, то потеряю уважение к себе, и мои хозяева тоже перестанут меня уважать.

Хитазура молчал, и Тори ушла, оставив его допивать чай в одиночестве.

В следующие несколько недель Тори развила бурную деятельность: встречалась с массой людей, знакомых и незнакомых, льстила им, угрожала, поила спиртным и так далее, но не выяснила ничего нового об убийстве Тома Ройса. Люди или действительно не знали, или не хотели говорить. Несмотря на свою известность, на уважение, которое она завоевала среди японцев, Тори оставалась для местных жителей всего лишь иностранкой. Она давно мечтала о том, чтобы Япония стала ее родным домом, но во время своего безуспешного расследования убийства Ройса поняла, что этого не будет никогда. Какой бы замечательной ни была Тори, в Японии ее все равно считают чужестранкой, хотя бы потому, что родилась она в другой стране.

Оставив свои бесплодные попытки, Тори собралась и уехала в Штаты, испытав при этом чувство необыкновенного облегчения. Она встретилась с Бернардом Годвином в главном здании Центра, а потом отправилась домой, в Лос-Анджелес, в Сад Дианы.

Отец не встретил ее словами: «А какого черта ты тут делаешь?», потому что был в отъезде по какому-то делу; Грег тоже отсутствовал, выполняя секретное задание НАСА, так что Тори повидалась только с матерью. Но вскоре, сытая по горло и Лорой, и жизнью в Лос-Анджелесе, Тори упаковала свои вещи и, попрощавшись с родительницей, улетела обратно в Токио.

Встреча с любимым городом принесла ей невыразимую радость; за время отсутствия Тори Токио успел измениться — на месте старых домов и кварталов выросли новые, и она едва узнала некоторые районы. Ей нравилась такая переменчивость, уникальная способность города меняться прямо на глазах. Тори любила его суетливость, вечную занятость, нервную энергичность, любила его за беспокойный нрав. Стоило Тори увидеть знакомые здания и улицы, и у нее на душе стало спокойно и весело. Она вернулась к своим обычным занятиям, но все-таки убийство Ройса не выходило из головы. Она постоянно вспоминала свою встречу и разговор с Хитазурой и склонялась к мнению, что Ройса могли застрелить люди Хитазуры, и, может быть, даже он сам. Тори размышляла и о том, что она будет делать в случае, если эти ее опасения вдруг подтвердятся. Начинать ли ей войну с Хитазурой или лучше сделать вид, что ничего не произошло? Этот вопрос полностью занимал мысли Тори, когда она однажды вечером пошла поужинать в престижный клуб «Неоновая морская звезда», в районе Гиндза.

Недалеко от нее, за соседним столиком, сидели два на удивление похожих друг на друга бизнесмена и пили сакэ. Судя по их внешнему виду, они уже приняли изрядную дозу спиртного; пиджаки сняли и повесили на спинки стульев. Бизнесмены были бы не прочь провести оставшуюся часть вечера в компании женщин, но дойти до ближайшего акачочина, чтобы нанять там подружек за плату, равную среднемесячному окладу обычного японца, они были уже не в силах. Вместо этого они начали рассказывать о своей сексуальной жизни в семье с отвратительными подробностями, а потом резко, без всяких переходов, как обычно бывает с пьяными людьми, изменили тему разговора. Теперь они стали хвалиться своими трудовыми подвигами, выставляя себя настоящими героями, каковыми они себя, очевидно, считали. Тори эти скучные и противные разговоры утомили, и она уже собиралась пересесть за другой столик, как вдруг один из бизнесменов, тот, что был ниже ростом, сказал: