Цзян, стр. 39

Джейк плевал кровью в талый снег. Он задыхался, и у него все плыло перед глазами. Без сил он откинулся назад, прислонившись спиной к стволу дерева. Немного оправившись, он поднялся на ноги и заковылял к краю расселины. Он услышал шум небольшого обвала на той стороне и увидел осыпающиеся камни и женщину в кимоно.

Дождь утихал, и видимость медленно восстанавливалась. Женщина зацепилась за выступ скалы и лежала теперь, раскинув руки, будто собираясь обняться с бурей.

Сердце Джейка болезненно екнуло в груди, все внутри его похолодело.

Марианна!

Значит, все-таки информация, добытая им в доме Комото, оказалась верной: у Ничирена действительно в этих местах убежище. Да и Старика интуиция не подвела: Марианна оказалась тоже неподалеку. И вот она лежит окровавленная на камнях, медленно теряя сознание. Умирает за его грехи, за его упущения, за его эгоизм. Все эти дни после возвращения с реки Сумчун на его совести. Все дни, которые они могли провести вместе, но провели врозь. Все радости, которые они могли разделить, но просто не заметили. Вся жизнь, которую она ему предлагала, но он не взял.

Он потерял свою любовь к ней в тот миг, когда потерял самоуважение. Это началось на реке Сумчун, а закончилось здесь и сейчас. Марианна умирает на его глазах, а он не в силах ей помочь, наблюдая за этим через пропасть. И не меньшая пропасть разделяла их последние три года.

Джейк видел, как кто-то, ухватившись рукой за сук, другую тянет к ней. Зачем? Чтобы подпихнуть ее к последней черте? Вот она пошевелилась и оказалась чуточку ближе к зияющей пустоте. Если бы только она взглянула в его сторону! А потом до него донесся шум, похожий на тот, который слышишь при внезапном порыве ветра.

— Марианна!

Его крик, ударившись в каменную грудь окутанных грозовыми тучами гор, упал в бездну. Тело Марианны последовало за ним: былинка на крыльях ветра.

Джейк оторвал ничего не видящие от слез глаза от пустоты, разверзшейся под ним. Он сидел на краю расселины, вцепившись скрюченными пальцами в раскисшую от дождя землю. Она слегка покачнулась под ним, когда его глаза сфокусировались на второй человеческой фигуре, которая по-обезьяньи карабкалась вверх по склону, цепляясь руками за кусты.

Фигура остановилась на своем пути к безопасности, и их взгляды скрестились над пропастью, разделяющей их, и на какое-то мгновение они не могли их разорвать.

Двое над бездной — Джейк и Ничирен.

Лето — осень 1910, лето 1921 — весна 1927

Сучжоу — Шанхай

В 1895 году, ровно за пять лет до рождения Чжилиня, Китай искал мира с Японией, справедливо опасаясь фанатичной, вымуштрованной и в высшей степени дисциплинированной японской армии. В результате по Симоносекскому договору Япония получила остров Формозу, а Корея — освобождение. Подорвав могущество Китайской империи, Япония вышла из войны могучей державой, с которой теперь должен был считаться весь мир. Даже учитывая то, что благодаря совместным действиям России, Германии и Франции Япония не удержала своих с таким трудом завоеванных позиций на Ляодунском полуострове, от которого и до Пекина рукой подать, она выиграла для себя нечто более важное. В соответствии с условиями договора, Япония получила возможность строить свои фабрики в определенных портовых городах вдоль побережья Китая.

Даже обычно прозорливы английские тай-пэни, учредившие чрезвычайно прибыльные компании в Шанхае, не додумались до такого. Тай-пэнизанимались торговлей, покупая товары на огромной части Азии и перепродавая их по всему миру с огромной прибылью для себя.

Но строить фабрики в Шанхае! Для того времени это было фантастическое предприятие. Не считая нескольких цехов по производству шелка, которыми владели иностранцы, международная братия в промышленность не лезла. Хотя Британия, согласно договору с Китаем, подписанному в 1842 году, и получала приоритет перед всеми другими государствами, их тай-пэниоказались в хвосте хитрых японцев, взявшихся за индустриализацию Китая с неимоверным жаром.

Вообще японцы играли очень существенную роль в истории Китая, как и в частной жизни Чжилиня. Хотя он и оба его брата родились в Сучжоу (или Сучоу, как называли этот город англичане), семья перебралась в Шанхай к тому времени, как он вошел в пору отрочества.

Тем не менее, Сучжоу навсегда сохранился в его памяти. В этом городе были совершенно необыкновенные сады. Чжилинь родился неподалеку от одного из наиболее известных и в честь него и получил свое имя, которое буквально означает «Львиный лес».

Теперь эти сады, конечно, являются всенародным достоянием. Но в годы детства Чжилиня у каждого сада был свой хозяин, который создавал его, ухаживал за ним и наслаждался его красотой. Обычно это были мандарины из Шанхая, ушедшие на покой и ищущие на севере отдохновения от скандальной жизни большого города, или просто богатые местные чиновники.

В любом случае они приобретали в Сучжоу клочок земли и начинали на нем возделывать свой сад. Естественно, эти садики — юнь линь -создавались вокруг вилл. Множество их было разбросано по стране, но только виллы Сучжоу строились вместе с садом и представляли собою часть его.

Эти сады создавались не на показ, а для размышления. Те же самые буддийские идеалы, что, перекочевав через Южно-Китайское море, нашли воплощение в японских садах дзэн,начали свою жизнь и здесь.

Сад, который Чжилинь запомнил навсегда, находился в самом конце переулка, настолько узенького, что два человека с трудом могли в нем разойтись. В сад можно было попасть через деревянную калитку в каменном заборе, окружавшем юнь линьсо всех сторон.

Настоящих садиков для размышления очень мало. Чтобы создать такой, надо быть одновременно поэтом, архитектором, скульптором, живописцем и философом. Даже в Китае такие сады редкость. Создателей их называли гордым именем Цзян. Оно довольно многозначно в китайском языке: когда-то оно чаще всего употреблялось в значении «небесный опекун», «полководец», потом — «генерал», "мастер вэй ци". Чаще всего оно употребляется в значении «стратег», «создатель», «зодчий».

Самое главное для проектирования такого садика — обеспечить максимальное количество перспектив в строго ограниченном пространстве.

Самая интересная перспектива открывалась в саду детства Чжилиня из необыкновенно изящной беседки, расположенной в крайней западной его точке. В этом ракурсе сад напоминал мальчику нежную девушку, застигнутую в минуту задумчивости. В нем отразилась вся красота мира, лучше, чем в зеркале. Зеркало, будучи предметом, сделанным руками человека, не может отражать внутреннюю сущность смотрящего в него человека. А вот природные, хотя и не столь совершенные отражающие поверхности, как, скажем, гладь лесного озера, могут сделать это с большим успехом.

Чжилинь часто слышал поговорку: «На небесах есть рай, а на земле — Сучжоу и Ханчжоу». И, конечно, в немалой степени этому способствовали знаменитые садики. Чем больше сидел мальчик в той изумительной беседке, тем больше проникался миром и спокойствием буквально разлитым в воздухе.

Недалеко от беседки был небольшой холм, с которого открывалась другая — совершенно иная — перспектива. Сначала Чжилинь думал, что Цзяну очень повезло, что на территории этого садика оказался этот холм, поскольку Сучжоу стоит в самом центре обширной равнины и поэтому местность здесь абсолютно плоская. Но потом он понял, что тот холм тоже был искусственный: натаскали камней, засыпали их землей и посеяли траву.

Подобные сюрпризы составляли одну из прелестей садика и содержали в себе некоторый воспитательный момент. Другой пример — камни в прудике. У них был такой вид, словно вода столетиями обтачивала их, придавая им эту естественную форму. Но потом Чжилинь понял, что и эти «естественные» шероховатости искусно имитированы Цзяном, прежде чем он положил их на дно.

Часами мальчик мог сидеть у этого прудика, берега которого заросли карликовым бамбуком и миниатюрными лимонными и апельсиновыми деревьями. Следя за ленивыми движениями пятнистого декоративного карпа, плавающего в прозрачной воде, он учился проникать в священную суть вещей сквозь их блестящую, искусственную оболочку.