Черное сердце, стр. 67

Кровь мерно капала на пол. И Киеу вдруг увидел результат того, что он сделал: кровь, кровь на женщине, кровь на нем. Рот женщины был разверст, словно вход в темную пещеру, откуда тянуло смертью.

Но, и умирая, она продолжала сражаться, сражались ее руки, ее острые ногти – они впились в тело Киеу, разодрали ему рубашку и кожу под рубашкой, оставив на его груди розовые бороздки, словно она хотела утащить его за собой, в смерть.

Киеу встряхнулся, один за другим оторвал ее уже неживые пальцы, отпихнул тело и долго-долго выдохнул.

Голова Кэтлин упала на колени Эллиоту, и он, закричав, еще сильнее вжался в стену. А Киеу, оскалившись, словно впервые его увидел и за плечи потянул Эллиота вперед, повалил на окровавленный труп.

– Смотри, ты! Ты понимаешь, что ты наделал? Понимаешь?! – Киеу действительно был испуган тем, как близко его брат подошел к тому, чтобы взорвать всю «Ангку».

И на мгновение свет вновь зажегся в Эллиоте. Он вспомнил всех девушек, которых увел у него Киеу, всех девушек, которые по праву должны были принадлежать ему.

– Да, – с вызовом ответил он. – Она дала мне жизнь, она хотела быть со мной, именно со мной!

И тогда Киеу ударил его по лицу. Голова Эллиота дернулась, и глазах его появилось какое-то детское удивление. Лицо же Киеу превратилось в маску, побелело, словно от него отхлынула вся кровь.

– Нет! Она заставила тебя забыть об ответственности. О твоем долге перед «Ангкой»! – И снова он ударил его по лицу. – Ты не уважаешь отца! – Еще пощечина, и еще, – Ты ничего не понимаешь! И ничего не заслуживаешь!

Эллиот зарыдал, как ребенок, в голове его, вытесняя все мысли, звучало одно лишь слово: «ничего, ничего, ничего».

– Да, я знаю... – жалобно прошептал он.

Март – апрель 1969 года

Район 350, Кампучия

Три года сражении в джунглях Кампучии были равны трем столетиям. Особенно если учесть, что за эти три года обстановка, по сути, не изменилась.

Правда, с красными кхмерами, как с силой, сражающейся за освобождение, теперь приходилось считаться. Число их значительно возросло, да и оружия у них теперь было гораздо больше.

Но прежнее правительство все еще оставалось на своих местах. И по-прежнему страной правил ненавистный Сианук, хотя красные кхмеры уже давно грозились с ним разделаться. В 1968 году его премьер-министр Лон Нол попал в автомобильную катастрофу – он лично выехал на одно из мест боев. Его отправили на лечение во Францию, но год спустя он вернулся к исполнению своих обязанностей, и многими владело странное чувство: будто какая-то машина времени швырнула их на год назад.

Изменилось лишь одно: умер Мусаши Мурано.

Именно этим событием измерялось отныне для Сока время. Память о семье была теперь словно запечатана где-то на дне его души, он даже уже не помнил, в каком именно месяце они сгорели. Джунгли и постоянные бои продырявили хранилище его памяти, и она вылилась на пропитанную кровью землю.

Но память о смерти Мурано была еще свежа. Он сам вырыл могилу, он своими руками положил в нее тело, ставшее теперь таким легким, он засыпал могилу, ковыряя землю штыком, и он плакал в ночи, когда никто – даже Сам не мог его, видеть.

Сам никогда не любил и не понимал сэнсея. Такого рода наука была не для него. Его привлекали люди вроде Рене Ивена: архитекторы революции, ее философы. Он сражался бок о бок с другими, но все понимали, что солдат он никудышный: ему не хватало в бою страсти. Зато он постепенно превращался в одного из тех, кто разрабатывает стратегию и тактику боев – в офицера. В лагере даже поговаривали, что он встречался с членами «Ангка Леу», но спросить его об этом впрямую никто не решался.

Но даже шок от смерти Мурано отступил перед новостью, потрясшей их подразделение.

Китайцы создавали невероятно сложную цепочку поставки героина американским солдатам с целью подорвать их боевой дух. «Ангка Леу», как оказалось, была полностью согласна с такой тактикой, и подразделение Сока стало одним из звеньев этой цепи. Связь с китайцами была важна и тем, что тем же путем поступало и оружие.

Именно Сам однажды и сообщил им об этом новом задании.

И вот почему, когда однажды вечером Сама вызвали на командный пункт и там объявили о его аресте, все испытали настоящий шок.

Сразу же после этого из рядов вывели и Сока, отобрали у него оружие и препроводили в палатку. У входа в нее встал часовой.

Началась долгая мучительная ночь, и наконец в дверном проеме кто-то возник. Сок пододвинулся поближе и узнал Роса.

– Mum Ченг оказался предателем, – сразу же начал он. – Обнаружилось, что на самом деле он тайно работал против «Ангки».

– Он – мой друг! – не поверив, вскрикнул Сок. – Это невозможно! Он абсолютно предан нашему делу, я могу за это жизнью поручиться. Произошла какая-то ошибка!

– Сейчас идет разбирательство, – Рос не обращал внимания на слова Сока. – И тебя проинформируют о решении революционного суда.

– Я ничего не понимаю. Я... – Но Рос уже не слушал. – Мим Рос! – окликнул его Сам. – Я бы хотел повидаться в ним, – но Рос молча повернулся и вышел.

Сок действительно ничего не понимал. Что случилось? Наверно, это просто страшный сон. Но боль, которую он чувствовал, была слишком реальна. И мерцающие во тьме факелы были реальностью. И джунгли.

Подошло время ужина, но ему еды не принесли. Никто с ним не заговаривал. Время от времени он видел прогуливавшиеся по лагерю группы по два-три солдата. Они поглядывали в сторону помещения, где собрался трибунал.

Наконец он услышал какой-то шум и подбежал к порогу, надеясь хоть что-то разглядеть. Но часовой преградил ему путь, и все же Сок понял, что процесс окончен.

В центре лагеря начали собираться в кружок солдаты – это было похоже на тот давний кружок, в котором пытали обезьяну. Но только теперь сюда втолкнули не животное, а человека. Сама.

Пытка должна бала начаться сейчас же. О Сам, Сам! Значит, суд признал его виновным, вердикт вынесен, и, как Рос и говорил, Сока «проинформировали»: он понял все по собравшимся в круг.

Если б только он мог спасти Саму жизнь! Но он знал, что сделать уже ничего нельзя: «Ангка» сказала свое слово, и джунгли услышали ее голос. Попытайся он вмешаться, и его самого тут же уничтожат. Так какой в этом смысл? Но он не мог, не мог быть свидетелем смерти брата.

И тогда он вспомнил Мурано, вспомнил его уроки. Сутью кокоро были действия, не продуманные заранее, реактивная агрессивность. А это наука, доступная только терпеливым.

Если он сможет отрешиться, не думать о том, что неизбежно должно произойти, он сможет подумать о том, что будет потом. Он знал тех, кто вершил суд, он знал членов трибунала. И кокоро лишит их жизни, одного за другим, отправит их в царство змей. Сок поклялся в этом, услышав звук первого удара.

Глухой удар, удар дубинки. Незадолго до этого «Ангка» приказала заменить ими штыки, поскольку считала последние не слишком надежными: ведь, проколов штыком человека, можно было его не убить, а только ранить.

Это был влажный, отвратительный звук, звук, не имеющий аналогов в природе. Звук разрывающейся плоти, крошащихся костей: Он все повторялся и повторялся, и хотя Сок уже произнес свою клятву, он все же не выдержал и попытался заткнуть уши, отгородиться от этого звука. Он так сильно закусил губу, что по подбородку потекла кровь, он ощутил ее тепло и соленый вкус.

И он думал о будущем, о том, как расправится с ними со всеми, как уничтожит их одного за другим, но тело его вздрагивало при каждом ударе и возвращало его к настоящему. К кошмару.

Наконец удары стали реже, затем прекратились. Сок выдохнул весь скопившийся в легких воздух. Кончено.

– Мим Сок!

У входа снова появился Рос. Его черная униформа была заляпана кровью.

– Тебя призывает «Ангка». – В голосе Роса не было никаких эмоций. В руке он сжимал потемневшую от крови дубинку. – Иди.

* * *