Хоровод нищих, стр. 49

– Это ты, мой дорогой, ты! И все еще в глубоком сне! Кафтан вылил воду на постель, протянул пустое ведро бывшему юристу и скомандовал:

– Еще воды! Здесь писака, мой братишка! Воды, воды!

Кафтан повернулся к учителю и со злостью крикнул:

– Молись!

Учитель закрыл лицо руками и жалобно простонал:

– Это больше не поможет… Человек уже горит…

Пока остальные стояли неподвижно, Кафтан стащил Йере за ноги на пол и принялся одеялом с соседней кровати тушить загоревшийся соломенный матрац. Йере согнулся крючком, втолкнул руки между коленями и жалобно завыл.

– Да это же мой собрат по искусству! – произнес Малышка Лехтинен. – Скоро он сыграет на небесной гармошке.

– Господи, помилуй его! – воскликнул учитель. – Его одежда в огне!

Юрист принес Кафтану второе ведро воды. Тот половину вылил на постель, а остатки – на голову Йере.

– Тащи еще, – бросил Кафтан юристу, – да лей побыстрее.

Кафтан стащил с Йере брюки, нежно приговаривая:

– Мой любимый дружище! Проснись, черт возьми, я твой ближайший друг! Знаю, что у тебя огненная душа, но мнение хочется, чтобы ты сгорел во сне.

Йере съежился в комок, закрыл лицо руками и завыл еще громче:

– Помогите! Я горю! Ионас… Лидия… Я…

Глава девятая,

– Я тону! Спасите!

Руки Йере крепко сжимали края кровати, ноги сталкивали одеяло, а губы тряслись.

– Помогите! Ионас!

Еремис и Импи-Лена подбежали к кровати. Они уже целых два часа были на ногах, но им было жаль будить Йере, который еще вечером принес в общую копилку сто марок. Они с удивлением смотрели на Йере, колотившего кулаками по подушке.

– У него жар! – с тревогой произнесла Импи-Лена. Но папа Суомалайнен спокойно сказал, что мальчика мучает кошмарный сон. Еремиас склонился над сыном и похлопал его ладонью по щеке. Йере проснулся, сел на кровати и принялся тереть глаза.

– Что случилось? – спросил отец. Йере осмотрелся и ответил:

– Ничего. Видел кошмарный сон.

– Судорога была?

– Была.

– Не следует засиживаться так долго.

Еремиас вернулся к прежнему занятию – продолжил просмотр колонки объявлений в утренней газете. День он начинал с разведки: не требуется ли его персона для чего-либо иного, кроме получения заказов фирме по увеличению фотоснимков? Ответ был таким же, как и вчера: не требуется. Правительство утешало безработных обещаниями дополнительных работ по заготовке древесины предстоящей зимой, а церковь сулила вечное блаженство.

Йере вспомнил сон. Удивительно, что за восемь часов произошли события, равные по объему целому роману. Он почувствовал глубокое облегчение от того, что ему не пришлось обмануть доверие Лидии и при этом еще сохранить личную свободу. Мир был бы намного счастливее, если бы все больше людей вступали в брак только во сне.

Йере встал, умылся, оделся и ожидал чашку крепкого кофе. Он удивлялся молчанию отца и Импи-Лены. Еремиас вдыхал ноздрями запах печатной краски газеты и прятался за ней. Импи-Лена продолжала думать об уходе из дома. Тишина повисла над столом, когда пили кофе.

– Ты сегодня пойдешь в город? – спросил наконец Еремиас сына.

– Едва ли. А ты?

– Возможно, и я не пойду. Вчера безуспешно прошлялся целых одиннадцать часов. Увы, никто не желает увеличивать свои портреты.

– Да и парламент на каникулах, – вставил Йере. Снова воцарилось молчание. Только звякание посуды да проникающие через окно крики детворы нарушали тишину летнего утра.

Еремиас вышел на улицу. Во дворе он встретился с Амандой, которая рассказала ему свежие новости Денатуратной: Сиилен прошлой ночью избил свою жену так, что у нее затек глаз; из кооперативного магазина Эландо украли тачку; младший сын Юрванена вернулся из поездки в Америку и в субботу принял участие в празднике в Долине любви; Тутисева-Аксели купил новый точильный станок, который приводится в движение правой ногой, а собака у Вириляйнена снова принесла щенят.

Еремиас выслушал рассказ, который не требовал комментариев. Он намеревался уйти, но Аманда припасла еще такое, о чем она могла сообщить только шепотом. Еремиас узнал жгучую тайну: у продавца магазина Эландо этой ночью была женщина. Не сделал бы он только женщину несчастной: холостяки настолько непредсказуемы. Они искренне верят, что жить одному дешевле, чем двоим, хотя и не проверили этого на практике. Как говорится, наблюдали, да не танцевали.

Однако самой большой новостью был день рождения Кусти Харьюла. Он прожил уже шестьдесят лет.

– Господин еще не получил приглашение на это торжество?

– Пока нет. Наверное, придет позднее.

– Там крепких напитков не подают.

– Да, не подают.

Аманда толкнула Еремиаса локтем в бок и доверительно продолжила:

– Пропустим по наперсточку? Я не хочу выглядеть навязчивой, но если уж так хочется, то…

Еремиас осмотрелся вокруг и принял предложение. Они вошли в комнаты Аманды. Хатикакис спрыгнул со стола и начал ласково крутиться вокруг ног Еремиаса. Хозяйка наполнила бокалы и доверительно произнесла:

– В честь господина! Здесь все натуральное… господину не следует думать, что у меня такая привычка. Принимаю понемногу только в дни стирки. Интересно знать, кого Кусти пригласит на свой день рождения. Конечно, Юрванена, может позвать Торниайненов. Но крепких напитков там, повторяю, не подают.

Аманда снова наполнила бокалы и продолжила список гостей. Но мысли Еремиаса были уже далеко. Пожалуй, Кусти может пожелать в честь своей знаменательной даты увеличить собственное фото? Блестящая возможность получения заказа для фирмы заставила Еремиаса тут же отправиться в путь. Он поблагодарил гостеприимную хозяйку за угощение и, приятно покачиваясь, покинул ее. День начался почти весело. Но уже в передней утреннее настроение несколько помрачнело. В дверях его встретила Импи-Лена.

– Выпили в честь помолвки? – язвительно спросила женщина.

– Подглядывать в замочную скважину следует тайком, – ответил Еремиас.

Импи-Лена схватили узел с бельем и сердито огрызнулась:

– Это я тебе еще выстираю. Но потом сам будешь стирать свое тряпье. Ты – козел!

Женщина с узлом в руках выскочила на улицу. Еремиас понемногу уверовал, что женщина настроена серьезно. Она говорила со своим хозяином на «ты», а это было, вне сомнения, выражением ненависти. Еремиас потеребил свою бородку и отправился к Кусти, который лучшие дни своей жизни провел в Америке. Он застал Кусти в небольшом саду, где тот насаживал оловянную фольгу на острия палочек. Земляника начала созревать, и ее надо было охранять от хулиганствующих представителей птичьего мира. Кусти во всем следовал обычаям Запада. Человеку, не побывавшему на Западе, возражать ему не было смысла.

Еремиас поинтересовался, есть ли у Кусти фотография, на которой он запечатлен в Америке. Смешной вопрос. Конечно, есть. Спустя мгновение они уже перелистывали старые альбомы. Некоторым людям необходимо показывать старые альбомы с фотографиями, прежде чем они поверят в то, что мода приходит и уходит.

Кусти с удовольствием согласился увеличить два фотоснимка, сделанных в Америке. На одном из них он был запечатлен в спецодежде шахтера, а второй снимок был сделан на празднике «Сбор первопроходцев».

– Увеличим их до размера, принятого на Западе. Только не потеряй их. И не запачкай.

– На них какие-то пятна…

– Это мухи обкакали, но ты пятна не увеличивай. Конечно, в фотомастерской знают, как это сделать, если только бывали на Западе.

Легкой походкой делового человека Еремиас отправился на трамвайную остановку.

Питать большие надежды на будущее не стоит, ибо, едва оно начнется, ему обычно приходит слишком быстрый конец.