Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле (и), стр. 58

— А, так ты меня вздумал за нос водить! Ну, говори что хочешь, а я поговорю с тобой вот так!..

Он отпустил пиджак психолога и направил свои кулаки к его дрогнувшему подбородку. Бобо пошатнулся и хотел было опереться на школьную машину, но басовитый автомобилист подхватил его левой рукой, не давая упасть, а затем правой нанес новый удар. Джерри бросился на помощь другу. Но без молотка он был бессилен. Пытаясь защитить одухотворенное лицо психолога, он получил резкий удар в челюсть и одновременно толчок в диафрагму, упал и на какое-то время лишился сознания.

Солнце растапливало снег и ласкало своими лучами старый, истерзанный автомобиль, лишенный двигателя. Рано утром того дня школьники сняли с него мотор и бросили в колодец. Его стоимость входила в сумму тех четырех тысяч долларов, на которые юный Уэсли Кэтзервуд выписал чек школьному дворнику.

Глава восемнадцатая

Придя в себя после ошеломляющих ударов, бродяги забрались в машину и начали массировать свои онемевшие подбородки. Долгое время они сидели, как государственная комиссия, не приходя ни к какому решению. Они строили воздушные замки и разыгрывали роли, которые совершенно не соответствовали обстоятельствам. Но вот они догадались — совсем как в пьесе — подумать о цели, к которой каждый из них стремился. Бобо держал путь в Чикаго, на коронацию короля «хобо»; место назначения и смысл путешествия Джерри все еще были скрыты густым туманом. Он отправился на Средний Запад искать какой-нибудь работы, хотя мог бы отлично жить с милой женой — в кредит и в рассрочку и без всякой работы. В такие минуты отчаяния и серой тоски Джерри скучал о жене, которая любила его прежде всего потому, что он — мужчина; о своей жене, которую нужно было не понимать, а любить, потому что она всего лишь женщина.

Джерри теперь обдумывал возвращение, но, по мнению Бобо, эта мысль была совершенно безумна. Он красноречиво изображал огромные пространства в Миннесоте и Мичигане, занятые шахтами, — шахтами, где Джерри мог создать себе блестящее будущее. При помощи хиропрактики.

— У каждого горняка имеются какие-нибудь повреждения спины, — говорил Бобо. — Они извлекают железо и медь из недр земли, а ты начни извлекать доллары из их спин.

— У меня нет официального разрешения заниматься хиропрактикой где-либо, кроме клиники Исаака Риверса, — ответил Джерри.

— Устройся тогда учителем и занимайся хиропрактикой побочно. Значительная часть американского народа живет на счет побочных заработков. Хочешь сухарей?

— Нет, спасибо. Не хочу.

— А сахару?

— Не хочется. От него только зубы портятся.

Бобо подкрепился дарами взятого с собой мешка и начал обстоятельно готовиться в путь. Он разулся, обсыпал ноги тальком, снова обулся и обещал пройти до вечера не менее двадцати миль.

Они не чувствовали никаких угрызений совести, бросив на дороге старую машину и протягивая руки с поднятыми большими пальцами. Их чувство ответственности было усыплено в ту самую минуту, когда обманутый добряк, оказавший бескорыстную помощь, заговорил с ними обычным американским языком жестов и кулаков. Они знали прекрасно, что захватить школьную машину, а затем бросить ее на произвол судьбы — оба эти действия относились к числу небольших зол. И, поскольку добро, по определению Аристотеля, находится как раз посередине между двух зол, они чувствовали себя добродетельными и невинными.

Бродяги знали по опыту, что подсесть на попутную машину легче при выезде из города, нежели при въезде в него. Тем не менее друзья решили попытать счастье, и наконец судьба им улыбнулась. Правда, немного кривой, однобокой улыбкой. Какая-то очень хорошо одетая женщина, которая ехала одна в машине кремового цвета, пожелала иметь попутчиков и остановила свой экипаж, мягко присевший на рессорах. Она опустила боковое стекло, поглядела на стоявших мужчин и спросила:

— Куда вы направляетесь?

— На запад, милая мисс, — ответил Джерри, подходя и наклоняясь к открытому окошку. — У нас отказал мотор, и пришлось оставить машину в ремонте.

Бобо тоже пытался заглянуть в открытое окно, но Джерри заслонил его, взяв на этот раз инициативу в свои руки. Следуя указаниям Бобо, он решил войти в новую роль, и, поскольку жизнь была в основном сплошной актерской игрой, он хотел в полной мере использовать возможности своей роли.

— Милая девушка, не можете ли вы нам помочь? Правда, мы бедные артисты и можем заплатить вам только благодарностью.

Женщина посмотрела Джерри в глаза и улыбнулась. Это была не просто наигранная улыбка. Женщина была еще сравнительно молода — кругленькая брюнетка лет двадцати пяти или пятидесяти, с броским гримом.

— Какой вы артист? — спросила она.

— Певец. Мое имя Тино Росси…

— Джерри! — воскликнул Бобо за спиной товарища.

— А моего товарища зовут Джерри, — продолжал Джерри, не смущаясь, — Джерри Ковак, контрабасист. Вы, вероятно, его тоже знаете?

— Нет, не знаю, — ответила женщина, пытаясь поймать в поле зрения лицо Бобо.

Но Джерри снова загородил собою товарища, так как сомневался в его артистических возможностях и способности к перевоплощению. Бобо, сознавал он это или нет, был актером только на одну-единственную роль: безработного профессора психологии, который однажды попытался выступить в роли высокооплачиваемого каменщика, но очень быстро попал в число зрителей.

— Одного из вас я могу взять, — сказал женщина.

— Одного?

— Совершенно верно. Может быть вас.

— Но мы оба едем на запад. Мы вместе…

— Все равно. Я хочу только одного попутчика.

Джерри отступил от окна и вопросительно поглядел на Бобо.

— Ну, кто из вас поедет? — спросила женщина, и в ее голосе послышался холодок.

— Ни тот, ни другой, — ответил Джерри. — Мы хотим ехать вместе.

— О'кэй, — сухо возразила женщина и, уже поднимая стекло, добавила: — Как я сказала, я хочу только одного мужчину.

— Поезжай ты, — сказал Бобо другу. — Одному мне будет легче устроиться. Встретимся в Чикаго.

— Где именно.

Бобо достал из кармана замусоленный конверт, быстро пробежал его глазами, а затем показал Джерри.

— Зайди справиться обо мне в бюро розыска Армии спасения. Вот адрес. Я буду в Чикаго самое позднее через две недели.

Глаза Джерри сделались грустными. Тяжело было расставаться с попутчиком, хоть он и был обузой в дороге. Женщина стала проявлять нетерпение.

— Ну, так кто же из вас поедет? — спросила она резко.

— Я, — ответил Джерри. Он попрощался с товарищем и сел в машину рядом с женщиной.

Машина тронулась, и психолог печально помахал рукой. Затем он усердно зашагал вперед, с мешком сухарей под мышкой и с тальковой присыпкой в башмаках. Уже совсем зимнее солнце светило прямо в лицо, выпавший ночью снег ослепительно блестел. Бобо стал жевать черствый сухарь и, опираясь на свой тонкий дорожный посох психологии, мерно шагал, бормоча про себя:

— Женщины удивительны, прямо-таки удивительны. Одни женщины стараются и добиваются, другие — плачут и добиваются, но всегда добиваются своего…

Как мы уже говорили, профессор Минвеген был психологом, и, очевидно, благодаря этому — плохим знатоком людей. Джерри Финн тоже был плохим знатоком людей, хотя и не был психологом; но в нем было что-то, чем женщины восхищались. Особенно женщины средних лет и немного постарше, которые хотели завоевывать, после того как сами были уже столько раз завоеваны.

— Меня зовут Ирен Болдин, — сказала женщина, когда они миновали Пэйнсвилль и выехали на дорогу, ведущую в Кливленд.

— А меня — Джерри… То есть простите, я хотел сказать, что моего товарища зовут Джерри. Я…