Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле (и), стр. 32

— Я позову полицию, — крикнула она. — Тебя задержат, и ты попадешь в тюрьму.

Инстинкт самосохранения заставил Джерри действовать решительнее. Он поспешил к жене, схватил ее в свои объятия, на руках отнес в спальню и уложил на кровать.

— Негодяй, я ненавижу тебя… — шипела Джоан.

— Я больше не чувствую к тебе ненависти, — сказал Джерри спокойно, — но для верности…

С последними словами он проверил рефлексы своей жены и сковал ее по рукам и ногам. Джоан хотела было закричать, но Джерри прижался губами к ее губам и поцеловал так, что она онемела. Затем он чуть ли не бегом помчался в переднюю, схватил свой чемодан и вышел.

Короткая семейная сцена была окончена. Она отличалась от обычных семейных раздоров только тем, что в ней по ходу действия никто не бросал в противника сливочным тортом и не переворачивал мебель.

В спальне Нью-Йорка был вечер. На улицах загорались миллионы рекламных огней. Улица и ночью не знала покоя. Даже ветер уснул где-то на своем насесте, но улица бодрствовала. Прямо в окна квартиры молодоженов светила сказочная полная луна…

Глава двенадцатая

в которой Джерри Финн становится безработным и заявляет о своем отъезде на Луну, а Джоан несчастна, так как не знает нового адреса мужа.

Было бы ошибкой думать, что Джерри Финн вырвался на свободу, беззаботно насвистывая, — он скорее беззвучно рыдал. Когда он подошел к двери мистера Риверса, сердце его стучало почти так, как, бывало, стучал его неразлучный молоток. Отворив дверь, Исаак приветствовал своего коллегу следующими словами:

— Ага! Пришел-таки за расчетом? Заходи, заходи. Мы сразу выясним все наши дела.

Чего-то в этом роде Джерри ожидал, ибо он уже раньше заметил, что Исаак был оптимистом лишь до известного предела. А затем он превращался в реалиста и тех, кто нарушает правила игры, готов был послать ко всем чертям на вечное поселение.

— Первые действительные невзгоды в моей жизни начались в тот самый момент, когда ты женился, — сказал Исаак серьезно.

— Так же, как и в моей, — тихо отозвался Джерри, словно эхо, и замолчал, ожидая продолжения.

Исаак продолжал:

— Я отдал восемьсот долларов на рекламу моей практики. В первые дни у нас был наплыв, и мы заработали хорошо, и я и ты. А потом? Да, потом ты избрал своим флагом женскую юбку, за которой и маршируешь вот уже неделю. На работу являлся когда вздумается — и отвадил почти всех пациенток. Сегодня после обеда ты и вовсе не подумал прийти, — и вот мы лишились как новых, так и старых больных.

— Но Исаак… Сегодня у меня возникло непреодолимое препятствие… — пытался оправдаться Джерри. — Моя жена повредила себе спину…

— А ты — голову. А больные оказались настолько нечуткими, что даже не пообещали когда-либо впредь нас навестить. Сейчас я сделал подсчеты и установил, что после твоей женитьбы я потерял более двух тысяч долларов чистыми деньгами. Ты еще не понимаешь, что в наше время необходимо вести жесточайшую борьбу за клиента. Людей надо уметь обслуживать. Они могут простоять полдня в очереди за билетами на бокс — но не на прием к хиропрактику.

Исаак достал из кармана пачку денег и отсчитал коллеге пять двадцатидолларовых билетов.

— Вот твое жалованье за девять дней и гонорар за привлечение больных.

Джерри сунул деньги в бумажник, но мир не стал от этого казаться ему менее мрачным. Он не находил жизнь поэтичной. Будущее представлялось гнетуще серым, в прошлом тоже не было слишком яркого света. Весь мир был полон счастливых браков, а кругом были несчастные супруги, чьи подушки стонали в бессонные ночи.

— Что же мне делать теперь? — спросил он беспомощно.

— Вот уж этого я не знаю, — ответил Исаак. — Спроси у своей жены.

— У меня больше нет жены…

— Кто же тобой тогда командует?

Подумав, Исаак даже подскочил:

— Что ты сказал? Нет жены? Разве твоя жена умерла?

— Нет, я оставил ее…

— Скверно. Очень скверно. Жену нельзя оставить — кроме как в том случае, когда ты застанешь ее в спальне с другим мужчиной и на последнем будет надета твоя пижама. Таков закон.

Лицо Джерри сделалось еще мрачнее. Он был бессилен, как старый псалом, допетый до конца.

— Исаак, ты должен дать мне совет, — сказал он с мольбой. — Я не могу жить с моей женой. Моя жизнь в опасности…

— Бей и ты ее, — гаркнул Исаак. — Только не по лицу. У меня когда-то был напарник — немец. Я работал тогда в шахте в Миннесоте. Так он регулярно два раза в неделю закатывал своей бабе трепку. Самую основательную. По голому заду. Ремнем, насколько я помню.

— Нет, Исаак… Это серьезно.

— Разумеется. Потому я и даю тебе совет. Я тоже пытался как-то задать жене трепку. Но пока я дошел до того, что оставалось лишь замахнуться, — у меня весь гнев пропал…

Джерри сделал нетерпеливый жест. Исаак снова превращался в оптимиста, который чужие беды видел в веселом свете.

— Должен ли я понять, что ты гонишь меня на улицу? — спросил Джерри подавленно.

— Нет, Джерри. Ты сам себя выгнал. Я устроил тебе блестящее будущее, но ты женился. Разумеется, в этом нет ничего плохого, но ты свою практику сменил на семейную жизнь, — это уж слишком. От этого страдает и моя репутация.

Джерри помолчал, словно припоминая что-то. Наконец он сказал:

— Ты ведь мой поручитель, и ты должен заботиться обо мне.

— Только в том случае, если будет установлена твоя нетрудоспособность. Я тебе скажу совершенно честно: теперь для двоих нам просто не хватит пациентов. А затевать сейчас новую рекламную атаку бесполезно.

— Что же со мною будет? — тяжело вздохнул Джерри.

— Эх, дорогой мой! Тут страна великих возможностей! Попробуй где-нибудь найти работу. Ну, а если уж нигде не найдешь — тогда приходи обратно.

Последняя фраза была рассчитана на прощание. Но Джерри не двигался с места. Он чувствовал, что по отношению к нему совершается непоправимая несправедливость. Понятливость Исаака была, по его мнению, ниже всякой критики. Исаак был из числа тех людей, которые пишут скверно, говорят кое-как, а думают только в крайнем случае.

— Можно мне все-таки хоть переночевать у тебя? — робко спросил Джерри.

— Почему тебе на пойти домой? — ответил Исаак.

— Не могу… больше.

— Ну что ж, ничего не поделаешь…

Исаак собирался сказать еще что-то, но в этот момент зазвонил телефон, и он поспешил снять трубку. Джерри услыхал ответы своего попечителя:

— Да, сэр. Так точно, сэр. В августе… Совершенно верно… Больше уже нет… Нет, он уволился сегодня. Получил полный расчет… Конечно, сэр… Сбежал?.. Нет, не видел… Ударил — чем?.. Молотком… Значит, по голове?.. Да, конечно, сэр… Сообщу немедленно, сэр… Конечно, ведь я же его поручитель… Спокойной ночи, сэр…

Исаак положил трубку на место.

— Кто-то спрашивал обо мне? — спросил Джерри встревоженно.

— Да. Полиция.

— Вот как! Что же им нужно?

— Побеседовать с тобой.

— Что еще? Говори!

— Ты как будто ударил одного гражданина этой страны молотком по голове…

— Верно, Исаак… Это правда… Но я оборонялся…

— Это уже частности.

— Он умер?

— Кто?

— Брат моей жены.

— Э, так вот кого ты ударил! Нет, он не умер.

— Так что же? Ну говори!

— Дело не стоит выеденного яйца! Парень заявил в полицию, а полиция желает знать, что это у тебя за молоток такой, который не оставил на голове жертвы никаких следов избиения…

Напряжение несколько разрядилось и Джерри с облегчением опустился на тахту.

— Но это еще не все, — продолжал Исаак. — Полиция желает знать, почему ты убежал из дому. Я ведь говорил тебе, что жену нельзя бросать, пока не получен развод. И пока не начнешь платить алименты. Может быть, все-таки самое разумное ночевать тебе дома.

— Возможно, ты и прав, Исаак, — сказал Джерри мрачно. — А почему бы мне и не умереть для разнообразия?..

— И вот Джерри Финн взял свой чемодан и ушел. Исаак проводил его на лестницу и здесь произнес следующее заключительное слово: