Отойди от моей лошади, стр. 2

И поеду дальше.

— Привет, Коля, — скажу я Коле-строителю. — Как дела? Как идёт строительство?

— Забежал перекусить в перерыв, — скажет Коля. — А строительство идёт как надо. Завтра кончаем.

И я поеду дальше.

— Здоро?во, ребята! — скажу я. — Когда футболисты из двадцатого дома будут плакать, поражённые нами?

— В понедельник! — скажут ребята.

— Здоро?во, девочки! — скажу я.

— Здравствуй, — скажут девочки и пригласят меня поиграть в «классы».

Но я поеду дальше.

Я побеседую с управхозом и со штангистом Васей.

Я переброшусь словом с профессором из четвёртой квартиры и узнаю, как дела у девушки Нины, бухгалтера.

Я потолкую ещё с разными людьми и, когда доеду до второго угла, встречу маму.

Солнце уже будет низко, мама будет идти с работы, и будет уже полседьмого вечера.

Наш новый дом такой большой, что от угла до угла раньше и не доедешь.

Коровий доктор

Ни за что вам не угадать, какие звери жили у нас с братом Павкой в комнате. Думаете, кошки там или щенки? Хо-хо! Два ежа, вот кто у нас жили, два ежа, черепаха Лиза, три белки и попугай. Я уж не говорю о разных рыбах, птицах и белых мышах. Этих было полно. Постоянно в нашей комнате что-нибудь пело, шуршало, пищало и щёлкало. Все говорили, что к нам войти нельзя, но мы с братом Павкой были счастливы. Своих зверей мы кормили и лечили.

— Ты кем будешь, когда совсем вырастешь? — спрашивали мальчишки во дворе.

— Трактористом.

— Ого! Здо?рово! А ты?

— Как и папка, на завод пойду, слесарем.

— Тоже не худо. Без слесарей какая жизнь. А ты?

— Бухгалтером.

— Кем, кем? Бухгалтером?!

— Да нет. Я пошутил. Корабли буду строить.

— Молодец, если не врёшь. Строй лучше прежних.

— А я буду учителем физики и рисования.

И только у меня мальчишки ничего не спрашивали. «Этот будет коровьим доктором, — говорили они небрежно. — Коровий доктор «номер два». Лечит своих мышей и овец».

— Врёте вы всё, нет у меня овец, — говорил я.

— А какое это имеет значение? — говорили мальчишки.

Они много ещё говорили разной ерунды, но в одном они были правы: и я, и мой старший брат Павка — я был «номер два», потому что он был «номер один» — собирались стать ветеринарами, то есть вырасти и стать докторами у животных. Не разводить их, не охотиться — а лечить.

— Учителем физики и рисования нельзя стать одновременно, — как-то сказал я Генке, — а мы с Павкой вырастем и станем ветеринарами.

— Если захочешь, всё можно, — сказал Генка.

— А мы с Павкой, когда вырастем, станем ветеринарами, — повторил я.

— Один уже вырос, — сказал Генка, — худой, длинный и слабый, только всё равно коровьего доктора из него не получилось.

Это тоже была правда. От первого до последнего слова.

Я ещё ничего не рассказал о Павке. Павка был мой старший брат, он был старше меня на целых семь лет. Он собирался стать ветеринаром, закончил десять классов и подал заявление в ветеринарный институт. Он был — Генка не врал — длинный, худой и слабый, и в институт его не приняли. Он получил две тройки на экзаменах. Все мы очень расстроились и стали думать, что делать Павке дальше: то ли идти работать на завод, то ли в зоосад — сторожем или научным сотрудником, кем удастся.

Папа сказал, что на завод, — пусть парень потрудится своими руками и узнает жизнь.

Мама сказала — в зоосад, поближе к любимому делу.

Я колебался, склоняясь в то же время к тому, что сказала мама. Пока мы все думали, Павке пришла повестка, что его призывают в армию. И через некоторое время мы узнали, что Павка будет моряком. Не слесарем, не ветеринаром — а моряком.

Папа был доволен, хотя и говорил, что будет скучать. Мама плакала, расставаясь с Павкой, и говорила, что будет скучать, но чтобы Павка был всем примером во флоте. Я не плакал, глядя на худого, длинного и слабого моего брата Павку, я думал. Я думал, что вот уезжает Павка, будет у него другая жизнь, прощай дорогие животные, и белую мышку Веру, которая вчера чем-то захворала, я буду лечить один.

Павка уехал.

Я продолжал учиться в школе, ухаживать за больной мышкой Верой и готовить себя в ветеринары.

Прошло много времени, и вот однажды, в начале лета, утром, когда папа и мама были на работе, а я вколачивал гвоздь в новую клетку для белок, дверь отворилась — и вошёл длинный моряк с большим чемоданом в руке. У него были мускулистые руки и широкая грудь.

— Не может быть! — закричал я, а потом добавил: — Что вы хотели? Вам кого?

— Не валяй дурака, — сказал моряк, ставя чемодан на пол, — родного брата на «вы» называть.

— Не может быть! — закричал я от такой неожиданности. — Вы не мой брат, вы другой моряк, вы вообще другой человек, с сильными мускулами и широкой грудью! У моего брата не так!

Конечно же, я узнал его, это я так кричал, от восхищения. Все звери зашевелились и запели, потому что они тоже узнали его. Черепаха Лиза — та прямо бежала к нему навстречу.

— Здоро?во, — сказал моряк и поцеловал меня. — Ну, как дела? Новая клетка? А как зверюшки живут? Я в отпуск приехал.

— Ой, Павка, — сказал я, — какой же ты стал замечательный парень!

— Ну-ну, ладно, — сказал Павка, — пока старики на работе, пойдём гулять, побродим по городу, я соскучился.

И мы пошли. И Генка с нами пошёл. Он сидел во дворе и ничего не делал, так просто, стругал чего-то. От нашего дома на улице Чайковского до самого Невского я всё боялся, что Генка упадёт от удивления. Он всё смотрел на брата и никак не мог поверить. Павка сказал, что он давно не пил газированную воду, что он соскучился, и на каждом углу покупал себе стаканчик газированной воды. Потом мы втроём съели килограмм пломбира, и когда вышли, стояла уже такая жара, что мы решили покататься на лодке. Мы проплыли почти всю Фонтанку и очутились на Неве, поближе к морю, как сказал Павка. Никогда я ещё не плавал на лодке так быстро и красиво. Павка сидел на вёслах, болтал с нами о всякой всячине и грёб совсем без напряжения, будто и не замечал, что у него вёсла в руках.

— Замечательно быть моряком! — воскликнул я.

— Хочу во флот! — воскликнул Генка.

— Эх ты, — сказал мне Павка, — а сам-то мне всё время твердил: «Буду ветеринаром, животных лечить».

— «Эх ты»? Я — «эх ты»?! — обиделся я. — Это ты «эх» и Генка «эх», а я просто сказал, что замечательно быть моряком, просто сказал, и ничего такого, а ты — уже моряк и лечить не будешь!

Павка рассмеялся.

— Да здравствует морская жизнь! — закричал Генка, щупая Павкины мускулы. — Да здравствует голубой простор без конца и края! Да здравствуют тельняшки и походные песни! И сильным мускулам тоже — ур-ра! А кому охота иметь хилый вид и скучную жизнь, пусть лечит своих коз и мышей, пусть будет коровьим доктором, пусть…

— Но-но, малёк, — остановил его Павка. — Смени направление. Полегче насчёт коровьего доктора.

— Можешь не защищать меня, — продолжал я сердиться на Павку. — Не больно-то хотелось.

— Ты меня не понял, — сказал Павка задумчиво. — И зря ты меня «эх» назвал. Не думай, что я забыл, что хотел стать ветеринаром. Не забыл я. Вот отслужу на флоте…

— Павка, — сказал я.

— …и снова подам заявление в ветеринарный институт…

— Дорогой Павка! — обрадовался я.

— … и стану ветеринаром. Обязательно. Мне без этого никак. Так уж я решил… давно ещё…

— Ура! Ура! Ура! — закричал я.

Генка раскрыл рот и ничего не понял.

— А химии и физики я не боюсь, — сказал Павка. — Тогда мне по ним тройки поставили, а теперь будет по-другому. Первую буду учить изо всех сил, а вторую я и так уже назубок знаю. Ведь я не просто моряк, я моряк-радист.

— Вот это я понимаю! — сказал Генка. — Моряк-радист! А то коровий доктор, тьфу…

— Ладно, парень, — сказал Павка. — Брось.

— Не серди ты его, — посоветовал я Генке. — Не забывай, что у него теперь всё по-другому: мускулистые руки и широкая грудь.