Колумб Земли Колумба, стр. 9

Колумб немного подумал, поискал и нашел подходящую для рычага жердь. Долго раскачивал и поддевал он рычагом ствол, пока не добился своего. Пропитавшееся водой тяжелое березовое бревно беззвучно съехало в воду. Мальчишка оглянулся, облегченно вздохнул, ополоснул прохладной водой потное лицо и шею, оделся, оттащил подальше в сторону свои «инструменты» и в предвечерних сумерках зашагал домой.

На следующий день к месту, где лежала береза, явился Ильмар Калликук со своим звеном, и ребята не поверили собственным глазам: березовый ствол, служивший мостом между Большой землей и островом, исчез. Его словно вообще никогда и не было. Лишь глубокая вмятина, оставшаяся в земле, свидетельствовала о том, что вчерашнее открытие им не привиделось. Долго галдели ребята на берегу пруда. Среди них, сжав губы, стоял будущий Колумб. Он не произнес ни слова. В конце концов ребята махнули рукой на свои строительные планы, и все происшедшее дало лишь повод для различных, самых неправдоподобных предположений.

А будущий Колумб начал тайком строить плот. В одиночку, подальше от всех глаз. Однажды лунным вечером он столкнул только что законченный плот на воду и взял курс на остров.

От каждого толчка шестом отражение луны в воде разламывалось на тысячи осколков. Впереди по курсу лежал одинокий остров — молчаливый, высокий и черный. Словно это был уже не тот, прежний остров, да он и не должен был быть тем самым.

Луна разламывалась и снова сливалась из осколков в цельную луну. У камышей всплескивала рыба, и лунный свет дробился в дрожащей поверхности пруда тысячами серебристых искр. Они ярко сверкали, пока не гасли в черной воде. Беззвучно, как тени, трепетали над водой ширококрылые летучие мыши. Был час привидений. Но у морехода было отважное сердце и четкая цель. Он смеялся, смеялся беззвучно, не нарушая таинственного безмолвия лунной ночи, и его зубы в улыбке тускло поблескивали. Он отталкивался шестом, гнал вперед свой плот и широко раскрытыми глазами вглядывался в остров.

Он пришвартовался, прикрепив веревку за ствол ивы, победно глянул через искрящийся осколками лунного света пруд, повернулся и, по-хозяйски раздвинув руками кусты малины, исчез в зарослях.

Остров был почти круглым — сотня шагов и вдоль и поперек. На мысу высился небольшой ельник, еще на острове росли можжевельник и березы. Попадались и клены. Один край острова был окаймлен густым ольшаником, другой — кустами малины. Здесь росло даже четыре больших орешины. Вокруг разрослись черные папоротники, они поднимались выше головы мальчишки. И еще здесь была крохотная полянка с мягкой, как ковер, травой.

Он обошел остров из края в край. Лунная ночь придавала всему свою форму и цвет. Где кончалась действительность, где начиналась сказка? Или наоборот. Потому что разве не загорается каменным цветком огромная люстра папоротника? Не обернется ли вдруг огнедышащим драконом мечущаяся, как привидение, летучая мышь? И может быть, это ведьмы, а не слетевшиеся на ночевку вороны каркают в чернильной темноте ельника?

Разве он бывал здесь раньше? Разве на этом острове вообще кто-нибудь бывал? Нет, на этом острове не бывал никто! Этот остров открыл он! Этот остров заслуживает великого первооткрывателя, и потому, стоя тут под папоротниками, он назвал себя Колумбом. А остров — Землей Колумба…

III

Теперь Колумб снова плыл в свою страну.

Океан ревел и бушевал, но шторм не устрашил отважное капитанское сердце. Наоборот, завывание шторма доставляло ему радость и удовлетворение. Смертельная опасность подстерегала его с другой стороны — «Санта-Марию» выслеживали конкистадоры жадного короля. Никогда не узнать заранее, где притаились лазутчики конкистадоров, могущие проникнуть в тайну капитана, вторгнуться по его следам на остров и поднять над страной Колумба флаг короля.

Сейчас Колумбу предстояло преодолеть самую опасную часть рейса. Возле последнего бамбукового острова — а для глаза непосвященного это был лишь кустик камышей — мореход лег на палубу ничком и стал зорко всматриваться в горизонт. Среди бамбуковых зарослей прятаться было легко, но впереди лежала добрая миля — метров сто — чистой воды… Щенок поскуливал, хватал Колумба мокрыми лапами и пытался лизнуть в лицо.

— Не подлизывайся, матрос! — шепнул Колумб с горечью и оттолкнул щенка. Сердце Колумба грызла досада.

В сухопутных условиях Клык выказывал себя славным и понятливым щенком, однако на плот пришлось затаскивать его насильно, а в море Клык стал абсолютной размазней.

— Не скули! — велел Колумб и ударил щенка. Колумб любил отвагу и ненавидел хныканье. Сейчас он всей душой презирал щенка, Клык разочаровал его. Щенок охотно делил с Колумбом радость, но делить с ним трудности Клык отказался. Жалкий, трусливый щенок!

Колумб следил за горизонтом — в душе гнев вперемешку с жалостью к дрожащему щенку. Ах, зря он его ударил, это жалкое существо. Напрасно и глупо!

По тропке вдоль берега пруда шли двое мужчин — Сандер Алтвелья и Михкель Пылд. Ни одному из них не было дела до Колумба и его рейса. Но Колумб, покусывая губы, неподвижно застыл на плоту. Иди знай, где или когда из уст мужчин может вырваться слово о нем, если они увидят его сейчас. Колумб, наконец, собрался уже подняться, но в этот миг увидел, что по берегу пруда торопливо шагает Маннь Лийв. Маннь вот-вот должна была скрыться за деревьями, но навстречу ей вышла Лийде Лаане. Лийде опустила на землю ношу, которую держала в руках, и обе женщины долго судачили, не двигаясь с места.

— Не скули! — прошипел Колумб щенку сквозь зубы.

Лийде Лаане доводилась матерью Вестасу Лаане, а Вестас был в одном звене с Колумбом…

Но вообще-то во всем этом не было ничего нового для Колумба. Он не в первый раз плыл к своей стране. Если сравнить путешествия знаменитых мореплавателей с его плаванием, то эти пучки тростника были для нашего Колумба его мысом Доброй Надежды.

Колумб покусывал губы и ждал. Чудно, ни в одном жизнеописании героев никогда не говорится о таком подвиге, как ожидание. А ведь это, пожалуй, один из труднейших и мучительнейших подвигов в хронике великих деяний.

Наконец настал момент, когда Колумб смог снова взяться за шест. Оставляя за собою след на воде, плот вырвался из-за камышей. Вперед, капитаны! На чашу весов успеха были брошены скорость и удача!

Колумбу повезло. Ему удалось преодолеть опасную часть пути, оставшись никем не замеченным. Тяжело дыша от возбуждения, он причалил за склонившейся над водой ивой. Сюда уже не мог проникнуть чужой взгляд, чтобы разоблачить его тайну. Колумб был в стране Колумба.

— Ну, матрос! — сказал Колумб и дружески потрепал щенка по загривку. В его голосе были гордость и радость победы и расслабление. Вновь обретя твердую почву под свои ми мокрыми лапами, щенок прыгал от радости и вилял хвостом. Он понял, что шлепок, отпущенный ему по непонятной причине, позабыт хозяином, и последовавший затем столь же незаслуженный период недовольства его поведением миновал. Щенок не был скуп на выражение благодарности.

— Это страна Колумба, понимаешь? — объяснил Колумб щенку и снова потрепал его по загривку. — Только мы с тобой населяем эту страну, понимаешь? Тут у тебя начнется захватывающая жизнь, братец!

Щенок радостно завизжал, словно действительно понял, что ему говорили, и прошмыгнул под кустами. Колумб в улыбке обнажил зубы. Он смеялся, смеялся беззвучным колумбийским смехом.

IV

С той лунной ночи, когда Колумб впервые ступил на землю своей страны, на острове кое-что изменилось. На необитаемый остров пришла цивилизация. Первооткрыватель построил столицу своей страны. Столица состояла из дворца, который назывался Хижина Колумба, ели, носившей теперь название Капитанская башня, Парка Папоротников и Площади Первооткрывателей.