Лунный нетопырь, стр. 55
И — снова осечка: пружинящий толчок отбросил ее в сторону.
Назад, на вершину!
Вверх-то сработало.
Отсюда, с высоты, едва уловимая дымчатая полусфера, прикрывающая частокол, если не просматривалась, то, во всяком случае угадывалась. Хорошо. Сегодня нет времени на дальнейшие попытки, да и стоит сначала порасспросить Горона о природе этого загадочного укрытия, он-то наверняка о нем знает. И разузнать у своих дружинников, не слышал ли кто-нибудь о том, что свободный перелет джасперян хоть где-то был остановлен невидимой преградой. Хотя вряд ли, за столько дней, проведенных вместе, ей наверняка поведали бы о такой небывальщине…
Глубокая выемка возле самой вершины привлекла ее внимание — здесь можно укрыться, чтобы уж точно быть уверенной, что сюда никто не забредет. И, между прочим, устроить склад необходимых вещей — ведь даже Юргу обязательно бросится в глаза, что она каждый вечер надевает одно и то же платье и обувь. Заодно держать запасы соляных кристаллов. Оружие. А сейчас пора присмотреть себе укромное местечко возле Поруха, где она объявится завтра, чтобы потом как ни в чем ни бывало выйти на тропу и поглядеть, будет ли Горон так же ждать ее, как она сегодня ожидала его…
Только вот в последний раз глянуть свысока на неприступный зазубренный хоровод, опоясывающий чуть посветлевший каменный лабиринт, точно всплывающий из глубины еще не тронутой рассветом мглы. Каменные обелиски, осыпи рухнувших пирамид, треугольные глыбы…
И — плавный размах исполинских крыльев, которые до сих пор, в рассветной дымке, были неотличимы от черных скал.
14. Боль по наследству
Теперь и на Игуане продолжалась эта легкая и лукавая, как улыбка эльфа, игра: неприметно для всех остальных обитателей Бирюзового Дола появлялись и бесследно исчезали какие-то мелочи; местом неусыпного внимания принцессы почему-то стал не береговой участок, выбранный для строительства замка, а тенистый загон для коз, куда Юрг, как правило, не заглядывал. Распорядительный Эрромиорг нисколько не удивился, когда ему было велено прислать туда мешочек самой крупной соли; так же старательно он выполнил просьбу найти в кладовых побольше тисненых разноцветными узорами ремней и серебряных колокольчиков. Поразился этой внезапной причуде Юрг, но — «Разве ты не помнишь, муж мой, любовь моя, как ты рассказывал сказку про Серебряное Копытечко?..»
Детвора была в восторге от новой забавы — обряжать флегматичных длинношерстных животных в узорчатые ошейники: Фирюза — в силу своей женской склонности к любому причудливому убранству, Ю-ю — потому что отец, не желавший отстать от матери, пообещал ему соорудить настоящую козлиную упряжку, на манер тех, что были мечтой каждого мальчугана античных времен. И, естественно, никто не заметил, как в неизвестном направлении улетучилась и добрая половина соляного запаса, и несколько ремней, чей рисунок напоминал змеиную кожу, и дюжина колокольчиков-бубенчиков, и еще целый ряд незначительных мелочей, включая десинтор с приличным запасом зарядных батарей.
И что окончательно привело командора в состояние предельного изумления, так это уклончивое, но неизменное стремление жены избегать встреч с Алэлом.
— Ты же сама говорила, что не худо бы получить у него формальное разрешение на возведение нехарактерного для данной местности дворцового комплекса со всякими архитектурными излишествами?..
— Говорила; ну и что? Ты — глава семьи, да и вообще, строительство — исключительно мужское дело. Так что забирай Ю-ю, как наследника будущего дворца, в свиту возьми Эрма и Пы, чтобы выглядеть посолиднее хотя бы в силу их весовой категории, и вечерком отправляйтесь с официальным визитом. Королеве и сестричкам-царевнам подношения не забудь. А мы с Паянной тут приглядим за Эзриком и нашей синеглазой куколкой…
— Фирюзой? А почему бы и ее не взять, она обидчивая, как заметит, что ее обошли, такой вой поднимет…
— Справимся. — В голосе принцессы появилась несвойственная ей жесткость. — Мне в гостях за нее просто неудобно, она так недвусмысленно тянется к любой драгоценности… И вообще — жадина.
— Ну, так воспитывай, тебе и карты в руки! По вашим дурацким этикетам девчонки — твоя забота.
— Предпочитаю, чтобы это были руки Паянны, потому что в них нужны не карты, а хороший ремень. Совершенно забаловали сиротинку несчастненькую. Она же этого не понимает, ей никто не говорил, что мы ей — не родные.
— А знаешь, она ведь никогда не называет тебя мамой…
— Да? Не заметила. Ну ладно, уговорил, бери и Фирюзу.
— Кстати, а почему попозже, а не днем?
— Потому, что мы с тобой, муж мой, любовь моя, просто бессовестные бездельники, а у Алэла королевских забот полон рот, да и дом у него — не чета нашим замкам, где на каждом шагу по серву на любой случай жизни.
— Да уж, плюнуть некуда…
Вот так освободилась еще на один вечер — вернее, на маленькую его дольку. И если бы кто-нибудь, наблюдающий со стороны (хотя бы пресловутый внутренний голос, который на Игуане предпочитал помалкивать), шепнул ей, что ее поведение несколько смахивает на измену мужу, она очень удивилась бы. Ну, Горон не в счет, из него соперник Юргу — все равно как из Паянны танцовщица.
А впрочем… Два соперника, а точнее, соперницы, у ее супруга все-таки имеются: это — их величества Свобода и Тайна.
Навстречу им она и ринулась, едва командор со свитой отбыл с официальным визитом к королю Алэлу.
На Невесте традиционно занималось бледное утро.
Обнаруженная вчера пещерка, узкая, но глубокая, за ночь продутая прохладными вершинными ветрами, могла бы стать убежищем и на целый день, тем более что здесь не водилось даже крупных птиц, иначе кто-нибудь из них обязательно устроил бы в этой норе, выходящей на запад (хорошо — солнечные лучи сюда не могли заглянуть) свое гнездо.
Теперь здесь она будет каждый раз надевать свое легкое светло-лиловое платье — без рукавов, но с закрытым воротом, чтобы не дразнить любопытство невестийцев нитью колдовских хрустальных бус; распускать волосы по плечам — тоже по здешней моде; обвивать правую руку поскрипывающими полосами «змеиной кожи». Сюда бы еще и зеркало.
Однако светало.
Разглядеть поближе непотребное Нетопырево жилище, разумеется, так и тянуло, но она решила не рисковать: еще приклеит, как в прошлый раз, к стенке, точно муху, попавшую в паучьи тенета, а Горон дожидаться не станет, исчезнет в неизвестном направлении, и ищи ветра в лабиринтах столбчатых. А ведь под ослепительным полуденным солнцем эти слоистые каменные башни кажутся, наверное, совсем золотыми… Надо будет как-нибудь появиться здесь на одну секундочку посреди бела дня, полюбоваться, а затем сразу — в прохладное море.
Она глянула вниз, на темную змейку затененной дороги, и вдруг заметила над обрывистым склоном площадку, на которой что-то белело, вызывая какие-то мрачные ассоциации. Она, не задумываясь, слетела туда…
На самой середине крутого склона, совершенно очевидно недоступного для здешних туземцев, в неглубокой выемке покоились два человеческих скелета. И опрокинутый кувшин, не тронутый ветрами и временем.
Кто, каким образом, а главное — зачем смог забраться на такую высоту, чтоб закончить здесь свои дни… а вернее — ночи?
Еще одна загадка Невесты.
Для тебя самая главная тайна этой земли — это сам Горон. И он ждет.
А то я не знаю! И я… я уже рядом.
Странная вещь — слово. Оно может быть правдой и ложью одновременно. «Рядом» — это ведь если сравнить с расстоянием, отделяющим Джаспер от Невесты. А по здешним меркам не так-то она и близко от Поруха, вчера пришлось выбирать такое местечко, где между двумя зигзагами тропы ее внезапное появление не станет ни для кого из туземцев настораживающим чудом. Так что бежать ей еще и бежать по этому узкому каньону, укрытому сверху подозрительно позванивающей зеленью, в которой копошится кто-то неведомый, пока она не попадет в долину, где приютился Порух. Хорошо еще, что лишь солнышко начинает припекать, верхний слой листьев смыкается, образуя не проницаемую кровлю, похожую на металлический панцирь. Так что до выхода, так сказать, на финишную прямую (еще одно выражение Юрга, здесь звучащее несколько диковато) она успела споткнуться и растянуться на камнях не более трех раз; но зато от громадных, в добрый кулак, не то жуков, не то кузнечиков, то и дело бросавшихся на нее сверху, она успевала увернуться — как видно, эти твари привыкли нацеливаться на менее подвижных туземцев, и им оставалось лишь разочарованно забираться обратно, под многоярусную крышу, оставляя за собой толстую пушистую нить паутины.