Орел и Волки, стр. 64

— Ты его видишь? — спросил Макрон, всматриваясь в окружавшую валы тьму.

— Нет. Голос доносится… вроде оттуда. — Катон указал откуда.

Макрон кивнул группе легионеров, вооруженных луками и пращами.

— Эй, ребята. Попробуйте его заткнуть. Стреляйте на звук.

Конечно, рассчитывать на успех особо не приходилось. Попасть в Тинкоммия в темноте было труднее, чем угодить камушком в горлышко амфоры с двадцати шагов и с завязанными глазами. Однако имелась надежда на то, что слепой обстрел сгонит Тинкоммия с места или хотя бы прервет его попытки забивать головы простодушных в своей сущности атребатов идиотскими и несбыточными посулами.

В ночную темень полетели стрелы и камни, но Тинкоммий, расчетливо маневрируя, продолжал обрабатывать соплеменников. Макрон повернулся в сторону города и крикнул вниз старшему интенданту, все еще топтавшемуся возле своей повозки:

— Сильва! Дуй на склад, доставь сюда трубы!

— Пусть поторопится, — пробормотал Катон. — Этот негодяй говорит им, что именно ты напал на Верику.

— Вот негодяй!

— А сейчас он утверждает, будто мы удерживаем царя в плену, прячем от его собственного народа. А все потому, что Верика понял бесплодность и вредоносность союза с Римом… Поэтому, мол, мы решили от него избавиться.

— И что, он считает, что этому поганому бреду могут поверить?

— Если мы его не заткнем, почему бы и нет?

Макрон приложил ладони ко рту:

— Эй, тащите живей эти дудки! — Он торопливо оглядел слушавших своего принца атребатов и снова повернулся к Катону: — Парень, надо бы тебе с ними поговорить.

— Мне?

— Ага, а кому же? Скажи им что-нибудь.

— Да что?

— Почем мне знать? Пошевели мозгами, ты ведь у нас хренов умник и слов ихних знаешь прорву. Ори, что придет на ум, главное, громче, чем этот тип.

Катон встал около частокола и, торопливо припоминая речи великих ораторов, что он читал еще в детстве, заговорил, а точней, заорал во весь голос. Конечно, переводить обороты риториков Рима на кельтский язык было делом нелегким. Юноша то и дело запинался, подыскивая нужные слова или целые фразы, которые были бы поняты атребатами и убедили их не верить предателю-принцу, а сохранять верность царю, которого именно этот предатель и пытался убить. Тинкоммий громогласно отозвался из темноты, совершенно бездоказательно, но с большим пылом опровергая все сказанное Катоном. Молодой центурион усмехнулся и повысил тон голоса, уже не пытаясь ни в чем подражать классикам древности и их приемам, усвоенным им под руководством наставников-греков. Теперь он выкрикивал все, что, как ему казалось, могло заинтересовать атребатов и помешать этим простым парням внимать своему знатному соплеменнику, который ревел как бык, пытаясь заглушить слова римлянина, и имел шансы преуспеть в этом, ибо юноша довольно быстро устал и вряд ли мог дольше держаться. Молодой центурион хорошо это понимал, понимали и атребаты, и не появись наконец на валу Сильва, доставивший со склада охапку труб, кто знает, скольких еще из них смутили бы лживые увещевания принца.

— Ну, еле успели, — прохрипел севшим голосом Катон, когда Макрон рассовывал инструменты оторопевшим легионерам.

— Погоди, дело еще не сделано, — отозвался Макрон, впихивая трубу в руки одному из солдат.

Тот глядел на нее испуганно, словно на ядовитую диковинную змею.

— Не хрен таращиться, — рявкнул Макрон. — Набери в грудь больше воздуха и дуй в эту дырку изо всех своих сил. И не вздумай лениться: иначе я эту штуковину тебе в глотку забью. Или дуй, или, на хрен, проглотишь ее целиком. Дошло?

— Так точно, командир!

— Молодец. Теперь дуди.

Легионеры не в лад принялись оглашать ночь дикой какофонией трубных звуков, в которых, однако, полностью потонули крики Тинкоммия.

— То, что надо! — кивнул, подбоченясь, Макрон. — Продолжайте какое-то время в том же духе, потом можно будет передохнуть. Но ежели враг снова примется гавкать, опять начинайте. Всем понятно? Все, выполнять! — Он подался к Катону поближе, чтобы тот его смог расслышать сквозь шум: — Убери атребатов со стены. Вели им отдохнуть. Утром этим парням потребуются все их силенки.

ГЛАВА 30

Едва рассвело, Макрон приказал проверить боеготовность всех находящихся в городе сил. Катону было велено присоединить уцелевших Вепрей к Волкам, а сам ветеран вывел с базы гарнизонных легионеров и собрал возле ворот, возлагая на них роль резерва. Молодой центурион послал человека в чертог, призывая выйти на вал и царских телохранителей. Пока Макрон наставлял своих воинов, он совершил полный обход оборонительного периметра Каллевы. Призывы Тинкоммия, не прекращавшиеся всю ночь, возымели действие, и к тому времени, когда Катон вернулся к воротам, стало ясно, что более трех десятков бойцов перебрались через частокол и примкнули к врагу.

Пелена тумана помогла им сбежать, и даже сейчас молочно-серая дымка окутывала округу. Катона порадовало лишь то, что очень немногие из дезертиров принадлежали к Волкам. Все же его стремление общаться с кельтами на родном им наречии и старание больше узнать об их жизни привело к неплохим результатам. И жаль, промелькнуло у него в голове, что политики Рима редко, если вообще это случается, учатся на подобных примерах. А ведь во многих непростых ситуациях такое сближение римлян с местными жителями наверняка позволило бы избежать лишней крови и обеспечило бы империи на ее дальних окраинах неисчерпаемый приток новобранцев.

— Сколько у нас парней? — спросил Макрон, когда Катон взобрался на сторожевую башню.

— Не считая восьмидесяти боеспособных легионеров, у нас осталось сто десять Волков и шестьдесят пять Вепрей из твоей когорты. Есть еще царские телохранители — человек пятьдесят.

— Можем мы на них положиться?

— Они верны Верике. Кровью клялись защищать его, — кивнул Катон.

Губы Макрона скривились в усмешке.

— Тинкоммию, похоже, эта клятва не больно-то помешала. Можно ли доверять Кадминию?

— Думаю, да.

— И где же он, в таком случае?

— Не желает покидать царский двор. И людям своим не позволяет.

— Это еще почему?

— Он говорит, они должны охранять царя.

— Охранять царя?

Макрон обрушил кулак на брус ограждения.

— Здесь они сделали бы куда больше для его безопасности.

Катон помолчал, потом тихо сказал:

— Я пытался довести это до Кадминия, но он не пошевелился.

Макрон обежал быстрым взглядом вал, обозревая редкие фигуры бойцов, распределенные вдоль частокола.

— Едва наберется половина когорты. Недостаточно… далеко недостаточно.

Катон присмотрелся к вражеским приготовлениям.

— Похоже, там их тысячи.

— А будет и того больше. Тут и конница подвалила, пока тебя не было. Подскакала с северо-запада.

— Спасибо, утешил. Они нас раздавят.

— Прекрати пораженческие разговоры!

Катон усилием воли справился с накатившей волной раздражения. Макрон, без сомнения, прав. Подобные мысли следует держать при себе, особенно командирам. Ни слова о поражении. Это Макрон внушил ему еще два года назад, когда они только знакомились. Поэтому молодой центурион глубоко вдохнул утренний воздух и, невзирая на холодок в животе, заявил:

— Я к тому, что нам следует поднапрячься, чтобы выстоять до прибытия помощи. К концу дня Квинтилл должен добраться до легиона. Ну и им, конечно, потребуется некоторое время, чтобы дойти до нас. Продержаться — вот наша задача.

Макрон повернулся и всмотрелся в лицо юнца:

— Ну да, тут ты прав. Продержаться. И ничего другого. Для нас это просто работа.

— Еще, правда, та.

— А то как же. Однако она не так уж плоха. Хорошая плата, недурное жилье, славная доля в добыче и возможность орать что заблагорассудится. Можно ли желать большего?

Юноша против воли заулыбался, искренне радуясь тому, что Макрон находится рядом. Казалось, этого человека не проймет ничто и никто.

«Кроме женщин», — напомнил себе Катон и улыбнулся опять.