Хроники Амбера. В 2 томах. Том 1, стр. 187

По мере подъема туман все редел и менял оттенок; в конце концов я сумел разглядеть, что впередилежит обширное плато. Стало просвечивать и небо — разноцветное и непрерывно менявшееся, словно кто-то крутил в нем огромной мешалкой.

Сзади погромыхивало, однако самой грозы видно не было. Я прибавил шагу, но вскоре выдохся, остановился и сел на землю. Мною завладело чувство тщетности. Все зря. Ну ладно, выберусь я, скажем, на плато — и зачем? Чтобы гроза настигла меня не здесь, а там? Я протер слипающиеся от недосыпания глаза. Ну какой, спрашивается, смысл идти дальше, если у меня нет никаких шансов?

Темная тень, беззвучно скользившая в фисташковой дымке, явно направлялась ко мне. Я угрожающе поднял посох, но это был всего лишь Хуги; он затормозил и спланировал прямо к моим ногам.

— Корвин, — прохрипел ворон, — ты прошел вполне приличное расстояние.

— Да нет, — устало отмахнулся я, — не такое уж и приличное. Гроза, похоже, приближается.

— Да, по всей видимости, именно так и обстоит дело. Я предался размышлениям и охотно окажу тебе услугу, поделившись с тобой…

— Не нужно со мной ничем делиться, — прервал я его красноречие, — а если ты и вправду хочешь мне помочь, выполни небольшую просьбу.

— Какую?

— Слетай-ка назад и взгляни, далеко ли отсюда гроза и как быстро она продвигается. Ну а потом вернись и расскажи.

Хуги переступил с ноги на ногу, затем сказал: «Ладно», подпрыгнул и улетел на северо-запад.

Я оперся о посох и встал. Сиди — не сиди, много не высидишь, лучше уж идти дальше, с какой уж я там сумею скоростью. Я снова окунулся в Камень; мгновенный прилив силы на вспышку красной молнии.

Вскоре с той самой стороны, куда удалился Хуги, налетел порыв влажного ветра, затем последовал страшный, словно небо раскололось, грохот. Вот так, никаких тебе больше отдаленных раскатов и погромыхиваний.

Подзарядки, полученной от Камня, хватило на несколько сотен метров быстрого карабканья вверх. Если все равно пропадать, почему бы не добраться сперва до верха? Влезем туда и оценим обстановку, где что находится и есть ли хоть какой смысл стараться дальше.

Чем выше я поднимался, тем отчетливее проступало сквозь туман небо. За последнее время оно радикально изменилось — одну половину круга занимала теперь сплошная, ничем не прерываемая чернота, вторая же продолжала переливаться текучей массой ярких, непрерывно изменяющихся красок. И вся эта небесная плошка вращалась вокруг центра, расположенного прямо над моей головой. Очень, очень интересно. Это же то самое небо, которое мне нужно, небо, нависавшее надо мной во время той, прошлой, прогулки в Хаос.

Я полез дальше. Хотелось крикнуть — или хотя бы пробормотать — что-нибудь такое, воодушевляющее, но пересохшее горло не желало издавать звука.

Приближаясь к краю плато, я услышал хлопанье крыльев, еще через пару секунд Хуги фамильярно устроился на моем плече.

— Гроза, считай, у тебя под носом, — отрапортовал он. — Будет здесь с минуты на минуту.

Еще несколько шагов… Я собрал последние остатки сил, выбрался на ровное место и встал, хватая воздух ртом. Здесь, на высокой, гладкой, как стол, равнине, тумана не было совсем, и я видел небо далеко вперед. Я начал искать хоть небольшой бугор, чтобы посмотреть — что там, за дальним краем плато. Звуки грозы доносились все громче и громче.

— Не думаю, — заметил Хуги, — что ты пройдешь до конца, не замочив порток.

— Ты же знаешь, что там за гроза, — прохрипел я. — Будь это обычный дождь, я бы только порадовался возможности напиться.

— Знаю. Насчет мокрых порток — это я метафорически.

Я прорычал нечто непристойное и пошел дальше.

Вид на местность постепенно расширялся. Небо так и крутилось в своем бешеном танце, но освещения вполне хватало. Рассмотрев наконец, что же лежит впереди, я остановился и бессильно обвис, цепляясь за упертый в землю посох.

— В чем дело? — озабоченно спросил Хуги.

Говорить я не мог. Я просто указал на каменистую пустыню, начинавшуюся где-то под дальней кромкой плато, тянувшуюся на добрые сорок миль, а затем упиравшуюся в очередной горный хребет. Слева, на самом краю пустыни, отчетливо просматривалась тонкая черная линия.

— Пустошь? — удивился ворон. — Спросил бы, так я бы давно тебе сказал.

Я издал звук, похожий не то на стон, не то на всхлип, и медленно осел на землю.

Горячечный бред — иначе мое состояние и не опишешь. Сколько я валялся в этом бреду? Не знаю. В какой-то момент я вроде как нашел возможное решение — и ужаснулся.

Мало-помалу звуки близкой грозы и беспрестанное бормотание Хуги вывели меня из ступора.

— Мне столько не пройти, — прошептал я. — Никак, никакой силой.

— Ты утверждаешь, что потерпел поражение, — сказал Хуги. — Ошибка. Привязанности и желания не ведут ни к победам, ни к поражениям. Все это — призраки, иллюзии, порождаемые эго. Я медленно встал на колени.

— Я не говорил ни про какие поражения.

— Ты сказал, что не сможешь добраться до цели.

Я взглянул назад, на исполосованное молниями небо, на неотвратимо надвигающуюся стену грозы.

— Верно, этот путь для меня закрыт. Но если у отца и вправду ничего не вышло, я должен сделать нечто другое. То, на что способен только Бранд — если, конечно же, верить его словам. Я должен создать новый Образ — создать его прямо сейчас, прямо на этом месте.

— Ты? Ты вознамерился создать Образ? Если потерпел поражение Оберон, на что же может рассчитывать человек, едва держащийся на ногах? Нет, Корвин. Смирись, ибо смирение есть высшая добродетель.

Я поднял голову, подобрал валявшийся рядом посох, уперся им в землю. Хуги, так и сидевший на моем плече, взмахнул крыльями и опустился рядом с посохом. Я взглянул настырной птице прямо в глаза.

— Ты не веришь ничему, что я тебе говорю? — спросил я. — Впрочем, не имеет значения. Между нашими воззрениями лежит непреодолимая пропасть. Я понимаю привязанность как проявление скрытой иначе индивидуальности, а желание — как пристрастие этой индивидуальности. Ты с этим не согласен.

Я опустил ладони на колени.

— Если, по твоему мнению, величайшим благом является растворение в Абсолюте, так что же ты тратишь время зря? Почему не летишь навстречунеотвратимому, все приближающемуся Хаосу? Если я потерплю поражение, он станет самым доподлинным Абсолютом. Что же касается меня лично, я буду до последнего своего дыхания пытаться создать Образ, остановить Хаос. Я буду бороться потому, что я есть тот, кто я есть, — человек, который мог быть правителем Амбера.

Хуги опустил голову.

— Да, — ехидно хмыкнул он через секунду, — но сперва ты слопаешь ворона.

Я протянул руку и одним движением свернул ему шею. Стоило бы развести костер, да где там, в такой-то спешке. Хотя Хуги обставил все как добровольное жертвоприношение, трудно сказать, на чьей стороне оказалась моральная победа — я и так собирался его съесть.

Глава 9

…Кассис note 34 и аромат цветущих каштанов. Елисейские Поля в белой кипени каштанов…

И фонтаны на площади Конкорд… Улицы вдоль Сены и набережные, насквозь пропитанные запахом старых книг, речным запахом… Запах цветущих каштанов…

Почему это вдруг мне вспомнилась Земля, тысяча девятьсот пятый год, Париж? Может, потому, что я был тогда счастлив, очень счастлив, и теперь цеплялся за прошлое счастье, как за противоядие от неумолимого настоящего? Да, наверное…

Белый абсент, гренадин… Земляника с кремом д'Исиньи… Шахматы в кафе «Регент» с артистками из «Комеди Франсез», что прямо через улицу… Скачки в Шантильи… Вечера в Буа-де-Фурси. на улице Пигаль…

Я твердо поставил левую ногу перед правой, а затем — правую перед левой. В левой, высоко поднятой руке я держал цепочку, на цепочке висел Камень. Высоко — чтобы заглядывать в его глубины, видеть и ощущать появление нового Образа, разраставшегося с каждым моим шагом. Посох я воткнул в землю, обозначил им начало узора. Налево…