Библия в СМСках, стр. 57

В Сиене было плюс семь. Сиена готовилась к встрече Рождества. Первым делом, как разместились, Макс и Алла пошли на пьяцца дела Кампо, знаменитую средневековую площадь, похожую на ракушку. Побродили, держась за руки. Поснимались. Съели пополам мандарин, который лежал у Макса в кармане куртки с самого самолета. Поднялись по улочке в довольно большой книжный магазин на углу. Это был любимый магазин Макса, в прошлый раз он накупил тут кучу альбомов, но не взял довоенный альбом со старыми фотографиями Романдии в букинистическом отделе и жалел потом об этом. Сейчас они вышли из магазина с заветной Романдией, которую, по счастью, за полгода так никто и не купил. Есть им пока не хотелось, но Максу не терпелось полистать альбом. Они вернулись на пьяцца дела Кампо – площадь Поля, зашли в кафе и заказали два кофе. Макс – крепкий, без сахара, Алка – каппуччино.

– Вот она, та самая знаменитая фотография, о которой я тебе говорил! – обрадовался Макс, тыча пальцем в коричневый прикольный кадр, на котором были запечатлены два мужика: на голове одного из них был огромный горшок, по виду – чугунный.

– Мне больше эта нравится, – Алка ткнула в другой снимок, на котором у дверей собственного каменного дома в спокойный солнечный день сидела довольно стройная и нестарая еще сеньора в одежде XIX века и ткала ковер; рядом с ней стояла чистенькая девочка-ангелочек лет шести и с любовью смотрела на младенца в люльке.

– А сюда посмотри! – воскликнул Макс.

Алла посмотрела. На третьей фотографии давили виноград на вино.

– Здорово! – согласилась Алка. – А как луч солнца пойман! Тут наверняка отражатели ставили…

Алла повернула альбом к себе и стала вглядываться в фотографию.

– А давай выпьем вина! – предложил Макс.

– Давай! Давай, только я это… я вино не хочу, я сок буду… – загадочно улыбнулась Алка.

«Ага!» – догадался Макс.

Послесловие

В следующий раз Стас попал в Москву, когда ему исполнилось девять, вместе с классом. Их повозили по городу, показали Красную площадь и какой-то музей с картинами. Стас не запомнил, какой именно, ему это было не очень интересно, он давно разлюбил рисовать. Станислав учился в нормальной школе, в самом обычном классе. Учился плохо, многие предметы не давались ему совсем, но все-таки он учился.

Салим помогал брату с уроками каждый день, когда ночевал дома, до самого того страшного момента, когда за ним пришли из милиции. Пришли, сунули бабушке под нос какую-то бумажку и стали переворачивать дом вверх дном. Нашли меченные деньги и увели старшего брата навсегда. Ну, не навсегда, но надолго. Бабушка бегала, хлопотала и выхлопотала-таки, чтобы это «надолго» стало как можно короче. Стас видел брата в последний раз, когда ему было десять, а Салиму – двадцать один. Салим сказал ему на прощанье:

– Бабушку береги. Понял, придурок? Пропадешь ты без нее. А я выйду – и стану богатым. Очень богатым. Куплю тебе все, что ты захочешь. Мое слово.

А бабушке он сказал:

– Ты давай не реви, живи подольше. И береги дурака этого. Пропадет он без тебя. А за меня не бойся. Я выйду – и заживем. Мое слово.

Больше о Стасе и Салиме я ничего не знаю.

Бабушка Вера жила долго, о чем сохранилось свидетельство в письменном виде – запись о том, что ей дважды, с промежутком лет в восемь, делали операцию на глазах по поводу катаракты. Обе операции проведены успешно, но это все, что мне известно. Вскоре после описанных в этой книге событий Вера со Стасом переехали на другую квартиру, на какую, как и зачем – покрыто мраком. Соседи их тоже переехали. А дом в Ельце – весь, полностью, – купила моя подруга, хорошая русская сказочница. Она поселилась в нем вместе с умницей-дочкой, кучей животных, фигурками бабок-ёжек, настоящим, хоть и окаменелым, яйцом динозавра и уникальной коллекцией детских книжек, которую они всей семьей до сих пор собирают по всему миру. И дом с подвалами пятнадцатого века наконец зажил той счастливой жизнью, которой полагается жить старому русскому дому.

Ева очень быстро прижилась в новой американской школе, и помог ей освоиться веселый долговязый одноклассник, саксофонист Джон. Родители Джона были сначала не слишком довольны выбором сына, но потом смирились. Как только они смирились, подросшая Ева сменила Джона на Джека, потому что поступила в Вест Мичиган Юниверсити, а Джек мог помочь ей освоиться в универе лучше, чем Джон. Впрочем, на Джеке Ева не остановилась, а остановилась еще через пару лет на Уильяме, с которым они быстро организовали небольшой семейный бизнес, ставший со временем весьма большим. Они часто ездили в Россию всей семьей, сначала вдвоем, потом с детьми, которых в итоге у них родилось трое. У среднего ребенка вроде были какие-то проблемы со здоровьем, но какие именно, я не знаю. Честно говоря, я даже не помню, мальчик это был или девочка. Возможно, этот ребенок был и вовсе не от Уильяма. Понятия не имею. Да и какая теперь разница, от кого?

Алка примерно через десять месяцев после смерти Вигнати родила Максу сына, у которого обнаружились феноменальные математические способности. И Максим полностью и с удовольствием посвятил всего себя воспитанию своей маленькой копии. Ну, конечно, не совсем полностью, ведь надо было еще заниматься делами. Но он успевал. Алка хотела родить мужу и дочь – для полного, так сказать, комплекта, но получился опять сын. Больше попыток они решили не делать. Тем более что Максу вскоре после долгожданной поездки в Перу и защиты кандидатской приспичило стать еще и доктором.

Любуня осталась жить в Опалихе ко всеобщему удовольствию. Лучшей сторожихи и хозяйки для дома и придумать было нельзя. Проведывать одиноко живущую Любуню повадился один из охранников коттеджного поселка, усатенький вдовец Михаил Сергеич. Он ласково называл Любуню «баб Любой», а когда она начинала вяло сопротивляться, разводил руками: «Так чем же не баба? Ого-го какая баба, в самом соку!» Они быстро подружились. А потом Сергеич подружился и с подросшим сыном Макса, с тем самым, со способностями, и даже стал для мальца сначала «дедом Мишей», а потом и просто дедом, без имени.

Одна из близняшек, младших сестричек Евы, едва успев вырасти, погибла в автокатастрофе, вместе со своим бой-френдом, в ста метрах от дома. Мать от этой трагедии так полностью и не оправилась до конца жизни. Вторая близняшка, Аня-Энн, влюбилась в заядлого яхтсмена и даже совершила с ним кругосветное путешествие. И хотя убитая горем мать ни за что не хотела ее отпускать, ничего ни особенного, ни страшного с ними за все путешествие не произошло.

Внучка Ани-Энн, появившаяся на свет много-много лет спустя, стала очень известным человеком, ее имя я видела в топ-списках в самом конце XXI века, это была именно она, я уверена. И с ней тоже за всю жизнь ничего особо-страшного не произошло.

И вообще в жизни ничего особенно-страшного не может произойти. Каждый, абсолютно каждый из нас – и старик, и младенец, и гений, и дурак, и трудоголик, и бездельник – гарантированно успевает сделать в своей жизни три дела, – единственные, которые он должен в ней сделать: родиться, пожить и помереть.