Подводные мастера, стр. 5
На завтрашний день принялись мы за работу.
Среди моря покачивается круглый рыжий буек — наша водолазная заметка над миноносцем. Рядом стоит вспомогательное судно. На борту у него машины, каждая с двумя толстыми шлангами.
Вот они у нас и заработали. Разогнали на дне всех рыб и крабов. Одним шлангом с железной решеткой на конце машина песок сосет, другим, с медным наконечником, гонит воду на дно. А там стоит водолаз и направляет шланг с наконечником под миноносец, роет твердой струей тоннель. Глубже и глубже подкапывается под корпус миноносца.
Работаем мы по очереди несколько дней подряд. Уже промыли тоннель метров в двадцать.
Пришла моя очередь в воду итти. Спустился я на дно, а водолаз, что до меня на грунте был, наверх вышел.
Вижу — темное отверстие в песке под миноносцем. Это и есть тоннель. У отверстия вьется, осаживаясь, серо-желтая муть. Подождал я, пока муть осела, и нашел два толстых шланга от центробежки. Они уходили в тоннель.
Я согнулся и стал пробираться под миноносцем. Рукой нащупал палубный люк и стальной выступ торпедного аппарата. Верх моего шлема звякнул о дуло пушки. Еще шаг — и я уперся в глухую стену грунта. До этого места, значит, прорыли, а мне дальше прорывать.
Взял я шланг с наконечником, а шланг с решеткой оставил позади. «Промою метра два. — думаю, — а потом другой шланг возьму и буду отсасывать песок».
Кричу в телефон:
— Дайте воду в шланг!
На баркасе сидит Кравцов с телефонными наушниками. Он отвечает:
— Сейчас дадим.
Стою я в тоннеле, согнувшись, держу в руках шланг, как винтовку, и жду. Пока полная тишина, только шикает воздух у меня в шлеме. Но вот тряхнуло в руках шланг, и ударила из него струя. Зашумел песок. Зашуршали ракушки. Шаг за шагом подвигаюсь вперед. Еще метра три пройти — и выберусь на ту сторону миноносца.
Бьет струя, шуршит песок, трещат ракушки. Я зарываюсь всё глубже. Работаю. А песок обваливается и обваливается. Стало мне тесно, в моей норе. Пора остановиться и отсосать песок другим шлангом. А то, чего доброго, засыплет.
Бросил шланг, а из него струя так и бьет. Шагнул назад и остановился. Прохода нет. Завалило. Кругом завалило.
Хочу пробиться обратно, а шланг и сигнал меня крепко держат, не дают шагу ступить. Придавило их грунтом.
Кричу в телефон:
— Перестаньте гнать воду! Отсасывайте песок!
Прикладываю ухо к холодному кружку телефона.
Слушаю, — не отвечают.
Снова кричу сильно и громко, — нет ответа. Только струя из наконечника как живая по дну хлещет.
Понял я: где-то в тоннеле мой телефонный провод задел за что-то острое, — выступ торпедный или крышку люка, — мало ли там железа торчит? Порвался мой телефон. А песок всё забивает проход, заваливает мне ноги. Не вырваться никуда из песка.
Сел я и подумал: «Ох, и далеко же я забрался. Сижу в песчаной норе, под ржавой тысячепудовой мышеловкой, а сверху надо мной всё Черное море. И куда только человека не занесет? Сам в могилу залез, под железный памятник».
И вдруг совсем тихо стало.
Перестал шипеть в шлеме воздух. Что это, — качать бросили или шланг песком придавило? Вот сейчас задыхаться начну. Стало душно, как в сундуке. Сам слышу, как легкие мои хрипят.
Откопали меня товарищи. Вернее сказать, отмыли. Хоть и был я от них в сорока метрах под водой, под миноносцем, а они всё-таки во-время узнали, что мне дышать нечем. На манометр взглянули и говорят:
— Стрелка прыгнула на 55, а нужно только 45. Ясно, с водолазом несчастье. Остановить центробежку! Привернуть два запасных шланга! Кравцов и Трудов — в воду!
Спустились водолазы под миноносец. Видят — тоннель завален. Сообразили, что я внутри похоронен. Принялись с двух сторон штурмовать шлангами. Скоро разрыли мою могилу и меня наверх вытащили.
А через месяц и железный мой памятник — миноносец — со дна подняли.
Отремонтировали и его и меня. Он больше на дно не садился, а я опять по дну топаю.
В Череменецком
Череменецкое озеро находится в Ленинградской области — у Луги.
Приехали туда водолазы, погрузили костюмы на телегу и двинулись по дороге.
Встретился им мальчишка из Череменецкого совхоза, увидел водолазов — и бегом домой.
Кричит-надрывается:
— Едут дяденьки с головами и зеленые дяденьки без голов!
Зеленые дяденьки без голов — это резиновые костюмы. Навстречу мальчишке шли летчики. Услыхали они, что мальчишка кричит, и обрадовались.
— А, водолазы, — говорят, — это они к нам едут!
Подъехали водолазы к самому Череменецкому. Тут их летчики встретили и повели через парк к себе на базу. У них в столовой на столе два ведра молока и большая буханка хлеба:
— Мы ждали по крайней мере человек десять водолазов, — говорят летчики, — а вас только трое.
— Ничего, — говорит Зубарь, — мы и втроем справимся.
Действительно, справились — два ведра молока выпили и буханку хлеба съели.
— Ого-о-о, — смеются хозяева, — вы, и вправду, за десятерых работаете.
— Таков наш водолазный аппетит — всё, кроме жареных гвоздей, едим, — говорит Третьяков и встает из-за стола.
— Ну, теперь к делу перейдем, — говорит Фадеев. — Расскажите, как потонула ваша стрекоза.
— На учебном полете, — отвечают летчики. — Пилот и механик молодые, не управились с мотором. Он у них — бряк-бряк — и прямо в озеро.
— И давно это произошло?
— Третьего дня.
— Ничего, выудим вашу стрекозу.
Вышли водолазы в парк, оглядываются. Кругом зелень, беседки, столетние липы вершинами шушукаются.
— Чей парк?
— Был когда-то монастырский, теперь совхозный.
Похлопал Третьяков огромную толстокожую липу.
— Э, старуха какая! Небось, старых хозяев помнишь? Забудь, а то срубим.
Проспали водолазы ночь, а наутро на катерах выплыли на середину озера.
Интересно летчикам посмотреть на водолазную работу. Стали они помпу качать. А водолазы принялись за дело. Одели Зубаря. Фадеев на сигнал становится, Третьяков на шланг.
А Зубарь шагнул с борта и сразу на дно. Ребята на берегу так и завизжали от радости.
Долго бродил по всем направлениям Зубарь. Это видно было по пузырькам. Наконец, вышел — да в каком виде! Весь в иле, зеленая паутина на плечах, на манишке, даже на шлеме.
— Ничего там нет, одна только грязь!
Отплыл катер в другое место озера. Снова походил под водой Зубарь. Вылез, как лягушка зеленый.
— Нет ничего, только каша непролазная, — говорит.
— Хватит на сегодня?
— Хватит.
— Ну, так раздевайся.
Одели Фадеева. Отплыл катер еще немного вбок. Спустился Фадеев. Несколько часов под водой ходил, искал.
Вылез и говорит:
— Не? там самолета — ручаюсь.
— Может, его рыбы съели? — смеется Зубарь.
— А, вернее, его совсем и не было, — говорит Фадеев.
Тут на берег вышел живой свидетель крушения самолета, молодой летчик, весь забинтованный.
— Давайте, — говорит, — еще в этой стороне пошарим.
Отплыли. На этот раз оделся и спустился в воду Третьяков. Прошло минут десять. Ничего со дна не сообщает. Водолазы уже приуныли, а про летчиков и говорить нечего, «Вот, — думают, — увяз в грязи водолаз!»
Вдруг — сигнал:
— Нашел! Спускайте трос!
Загалдели на берегу, спускают на дно толстый трос.
Вот сейчас застропят самолет и вытянут на берег. Только как его вытянешь?
На озере ни подъемного пловучего крана, ни лебедки в то время не было. Был только деревянный ворот.
Положили его на борта двух катеров и начали веревку наматывать.
А ветром относит катера всё дальше от берега.
Никак на месте не удержаться.
Остановили ворот. Как же быть?
Тут Третьяков повернулся к берегу и, показав на монастырские липы у берега, сказал:
— А вот намотаем на них канат и заставим тянуть.
— А ведь верно! Ай да изобретатель!
Перенесли конец каната с ворота на липу. А другой конец к самолету привязали.