Жила Комстока, стр. 63

После этого они долго ехали молча, потом Тэпли сообщил:

— Трев, помнишь Джонни Эльдорадо? Говорят, он подался в Вирджиния-Сити, хочет потягаться с Фермером Пилом.

— И самое ужасное, что он таки найдет его, — вставил Ледбеттер. — Лэнгфорд Пил никому еще спины не показывал.

— Я видел Джонни несколько месяцев назад, он тогда грозился приехать в Уошу, — сказал Вэл. — Пилу передали его слова, так что Джонни не застанет его врасплох. — Они проехали еще немного молча. — Ладно, Джим, — наконец произнес Тревэллион, — попробуем заняться моими скважинами. Утром найму людей, и начнем копать две горизонтальные выработки. Поработаем, пока денег хватит.

— А об Уилле Крокетте ничего не слышно? — поинтересовался Тэпли. — Мелисса беспокоится. Она думает, его убили.

— Кому это нужно?

— Трев, ты лучше меня знаешь кому. Пока Уилл где-то поблизости, Эл Хескет не успокоится. Крокетт хоть и добродушный, но всякой доброте есть предел, и он не позволит какому-то Хескету смешать себя с грязью. Он обязательно вернется. Если жив, — прибавил Тэпли.

— Уж коль разговор зашел о Хескете, то мне известно только то, что он служил бухгалтером у Крокетта. А чем он занимался раньше, откуда приехал? — спросил Вэл.

— Откуда-то с приисков Калифорнии. Только какая разница, чем человек занимался и откуда приехал?

Тревэллион повернулся в седле и посмотрел назад. Почему-то всегда, когда разговор заходил о Хескете, ему хотелось оглянуться… Почему?

Они застали Мелиссу в кондитерской, она окинула их быстрым, каким-то испуганным взглядом и пошла за чашками. Налив кофе, она долго хлопотала у плиты и только потом спросила:

— Яичницу хотите?

— Я хочу, — отозвался Ледбеттер. Он не сводил взгляда с Мелиссы, и Тревэллион с удивлением заметил в его глазах задумчивую грусть. Поймав взгляд Вэла, Джим смутился и спросил невпопад: — Что слышно о войне? Есть какие-нибудь новости?

— Какие новости? Я же с тобой был.

— Да я просто интересуюсь. С тех пор как появился телеграф, новости распространяются быстро. Туго, должно быть, приходится старине Эйбу. Странно, как его вообще избрали президентом. Народ-то ведь у нас не понимает, что нужен не сладкоголосый краснобай, а человек твердый, решительный. А по бумажке кто хочешь может разглагольствовать. Красивыми речами никого не удивишь, а вот принять нужное решение в нужный момент, это совсем другое дело.

Говоря, Ледбеттер не сводил глаз с Мелиссы.

— Она чем-то озабочена, — заметил Тревэллион. — Чем-то еще, кроме кофе и яичницы.

Мелисса вернулась к столу.

— Бэйнес сейчас принесет нам поесть. — Она села напротив и опустила глаза. — Я должна поблагодарить вас за то, что вы помогли мне встать на ноги. Дела у меня шли неплохо…

— А лет через пять станете совсем богатой, — заметил Тэпли. — Бум еще только начинается.

— Да вот… — нерешительно начала она, — не все так считают. — Она переводила взгляд с одного на другого. — Я хочу продать свою часть дела, пока оно еще чего-то стоит.

— Замуж выходите? — мягко поинтересовался Вэл.

Мелисса покраснела.

— Да, выхожу.

Тревэллион тайком глянул на Джима.

— И кто же этот счастливчик? Уж не Альфи ли?

Она снова зарделась.

— Он самый, — произнесла она, гордо подняв подбородок, и, словно оправдываясь, прибавила: — Я знаю, вы невысокого мнения о нем, но он очень изменился. Теперь он встал на ноги и хочет увезти меня отсюда в Сан-Франциско. Многие прииски закрываются. Альфи считает, что через три года закроются все. — Она снова виновато посмотрела на них. — Простите, но мне хочется иной жизни, не такой, как здесь. Альфред считает, что я слишком много работаю и что мне пора немного отдохнуть.

Джим Ледбеттер внезапно поднялся.

— Хочу только напомнить, — проговорил он, — что мой караван отходит утром. — Он приподнял шляпу и быстро вышел.

— Вы причинили ему боль, — сказал Тревэллион.

— Я причинила боль Джиму?! Но каким образом?

Тревэллион поставил чашку.

— Неужели вы не поняли? Он любит вас. Все это время он думал только о вас.

Глава 40

В ресторане было мало посетителей, и Грите это нравилось. Она встала рано и уже успела договориться насчет лошади, так как хотела проехаться по городу и осмотреть окрестности. О предстоящей поездке она не сказала никому, чтобы побыть одной и кое о чем подумать. Она с удовольствием потягивала крепкий, горячий кофе, когда звук шагов, тяжело отдававшихся по каменному полу, и позвякивание шпор прервали ее размышления. Грита подняла глаза. Перед нею стоял вихрастый парень, совсем еще мальчик, гладко выбритый и одетый невероятно чисто и опрятно, — редкость для этих мест.

— Мисс Редэвей? Меня зовут Джонни Эльдорадо.

Парень явно ожидал, что имя окажется ей знакомым. Он держался смущенно, застенчиво и в то же время решительно.

— Да, мистер Джонни.

На мальчишеских щеках вспыхнул ровный, густой румянец.

— Мэм, не мистер Джонни, а Джонни Эльдорадо. — Потом, с уже большей уверенностью он прибавил: — И я отлично стреляю. Может, даже лучше всех.

Грита озадаченно смотрела на него, но юноша показался ей вполне симпатичным.

— Боюсь, я вас не совсем понимаю.

— Мэм, я сейчас все объясню. Дело в том, что я решил стать главным в Вирджиния-Сити.

— Главным?

— Да, мэм. Самым главным! И хочу бросить вызов Лэнгфорду Пилу. Если вы знаете, то сейчас он главный в городе. Сегодня же пойду в салун и вызову его на дуэль.

— А он не застрелит вас?

Джонни Эльдорадо снисходительно улыбнулся.

— Нет, мэм. Потому что я стреляю лучше его. Я приехал только вчера, а сегодня первым делом сходил в парикмахерскую. Я велел парикмахеру сделать все, как полагается — постричь, побрить, наодеколонить… ну и всякое такое. Хотел, чтобы от меня хорошо пахло. И знаете, мэм, что я сказал ему? Сказал, пусть поработает надо мной как следует, потому что… или я буду самым главным в Уошу, или самым красивым трупом на городском кладбище!

— Вы что же, действительно собираетесь стреляться с ним? Но стоит ли? В конце концов, что такое «быть главным»?

От этих слов Джонни ужаснулся:

— Мэм, что значит, стоит ли быть главным?! Да вы просто не понимаете!

— Боюсь, я действительно не понимаю. Ведь Уошу всего лишь крохотная точка на карте, и быть главным в Уошу вовсе не означает быть главным где бы то ни было еще.

— А я буду главным в Уошу, мэм! Это единственное, за что стоит бороться. — Он провел рукой по непослушным кудрям. — Мэм, я смел надеяться… Э-э… В общем, вы здесь самая красивая женщина… и я только хотел узнать, не могли бы вы… после того, как я стану здесь главным, пообедать со мной? — Щеки его вспыхнули румянцем, а лоб покрылся испариной. — Я хотел сказать… не соблаговолите ли вы?..

— Джонни, — невозмутимо произнесла Грита, — я не имею обыкновения обедать с малознакомыми мужчинами, и уж если бы сделала это, то не потому, что вы главный в городе. — Она помолчала, потом прибавила: — Но вы, Джонни, очень симпатичный молодой человек, и если откажетесь от своего намерения стать главным и стреляться с Лэнгфордом Пилом, я составлю вам компанию и поужинаю с вами. Сегодня вечером, после спектакля, в этом зале.

Он отступил на шаг.

— Нет, мэм! Так не пойдет. Чтобы ужинать с вами, человек должен что-то собой представлять! Я не какая-нибудь мелкая сошка, у меня тоже есть честолюбие, мэм! Я посетил парикмахера и вообще…

Он отступил еще на шаг.

— Нет, мэм, я сегодня же должен стать главным в Уошу!

Он резко повернулся и, сверкая начищенными голенищами, стремительно вышел.

Джонни направился в салун Пэта Линча и, подойдя к стойке, заказал виски, потом повернулся к присутствовавшим и громко спросил:

— Кто в этом городе главный?

Лэнгфорд Пил, одетый в черный сюртук, медленно вынул изо рта сигару.

— Считается, что главный здесь я. Так ты ко мне?

— Я был в парикмахерской и объявил, что сегодня же вечером буду самым главным в городе. — Джонни держался непринужденно, и на губах его играла улыбка. — Сегодня же я стану главным в городе… или самым красивым трупом на кладбище.