Блюз «100 рентген», стр. 68

— Берет, Мобила, прежде всего сбивайте тварей, которые способны карабкаться по стенам, снорков, химер, в общем, всех, кто умеет лазить. Бадбой, ты с пулеметом, возьми на себя люк. Стреляй во всякого, кто попытается подняться по остаткам внутренних перекрытий, — приказал Бей-Болт.

— А я? — спросил Лешка-Звонарь. — Мне-то что делать?

— А ты, музыкант, полезай наверх, на самый купол, мы с Рыбарем тебя будем страховать, чтобы ты оттуда в порыве вдохновения, чего доброго, не навернулся. Расчехляй свой инструмент и играй что есть мочи! Гони отсюда всю эту нечисть, помнишь, ведь у тебя как-то раз получилось! Насмерть играй, понял, Звонарь! — проорал Ведьмак и первым полез в узкое окошко церковного барабана.

Звонарь стоял на самой маковке купола, захлестнув гитарный ремень за ржавый крест, и все никак не мог включить инструмент. Пальцы почему-то плохо слушались, дрожали и никак не могли нащупать нужные кнопки и переключатели. Наконец сталкер справился с гитарой, впился пальцами в гриф, и над разрушенной деревней, над поросшими волчьей вишней холмами раскатился не то рев, не то стон, и древний бронзовый колокол на колокольне отозвался тяжелым низким вздохом и загудел.

Неожиданно поднялся ветер, который дул, казалось, со всех сторон. Колокол загудел еще громче, а Звонаря то прижимало к железным перекладинам креста, то нещадно било о них.

Ведьмак с Рыбарем, пристегнувшись ремнями к кованому основанию креста, поддерживали Звонаря, чтобы того не мотало из стороны в сторону порывами ветра. Звонарь прислушался к ветру, потом постарался услышать копошащихся внизу тварей, и других тварей, карабкающихся по стенам, и пилотов вертолетов-ретрансляторов, и далекий вой раскрученной «карусели», и стоны сталкеров, и визг мутантов, погибающих у Барьера… Он ловил всем телом сложный, нечеловеческий ритм взбудораженной Зоны, чтобы, играя, оказаться внутри него. Сначала это ему не удавалось, потом он все-таки поймал нужные интонации, и старый колокол одобрительно и страшно заревел, поддерживая своим древним голосом привязанного к кресту человека. Твари Зоны, словно сшибленные ударной волной, откатились от старой церкви, образовав вокруг нее неправильный кровавый овал. Несколько снорков сорвались со стен колокольни, рухнули на головы своих собратьев и были тотчас же разорваны ими. Крупная химера с совершенно кошачьим мявом оторвалась от церковного барабана, ловко извернулась в воздухе, упала на четыре лапы среди покосившихся крестов старого прицерковного кладбища и отбежала в сторону, возмущенно фыркая и на бегу зализывая полученные царапины. С колокольни загрохотал пулемет Бадбоя, и химера покатилась по окровавленной траве, потом снова вскочила, волоча задние лапы, но пулемет зло и точно ударил короткой очередью, потом еще, и тварь ткнулась треугольной головой в передние лапы, чтобы больше уже не подняться.

А Звонарь играл. Теперь он играл уже не только на гитаре, он играл на всей этой церкви, он ревел колоколом, он свистел ветром в перекладинах старого креста, он визжал, кашлял и скрипел голосами тварей Зоны, которых так много скопилось вокруг, и твари пугались собственных голосов.

Но гон не прекращался. Радар до предела увеличил мощность, вертолеты-ретрансляторы сузили зону покрытия, теперь это было можно сделать, потому что местонахождение сталкеров было локализовано с точностью до сантиметров. И кольцо тварей вокруг старой церквушки снова начало сужаться.

Человек, прижавший ладони к Монолиту, корчился от жуткой энергии, проходящей через его мозг, это было одновременно и очень больно, и очень сладко. Никогда еще ему не приходилось достигать такой степени слияния с ноосферой Зоны. И то немногое, что в нем еще осталось от человека, преисполнилось гордостью.

— Ну же, Лешка, вспомни архангела Гавриила с его дудкой, неужели ты слабее будешь? — орал снизу Ведьмак, одной рукой удерживая Звонаря за хлопающую на ветру штанину комбинезона, а другой, с гурдой, отмахиваясь от карабкающейся по куполу молодой химеры.

И тут прямо в воздухе перед Звонарем появилась Катерина. Ее белое платье рвал ветер, но она, не обращая на это внимания, стояла в выпуклой линзе открывшегося портала в тех самых босоножках на каблуках и смотрела на Звонаря. И Звонарь снова подумал, что теперь он видит ее в последний раз и следующей встречи скорее всего не будет.

— Дотянись до человека у Камня, — без слов сказала Катерина, и он услышал ее сквозь рев собственной музыки, басовый стон колокола, визг и клекот тварей Зоны. — Дотянись и убей его. А теперь прощай, Звонарь!

Линза портала вздулась и лопнула, словно была сделана из перекаленного стекла, и Катерина пропала.

А Звонарь потянулся к человеку, скорчившемуся в позе покорности у Монолита.

Музыка — всего лишь дрожь воздуха, которая может быть преобразована в электромагнитные колебания и таким образом передана на расстояние, нет, музыка — всего лишь совокупность гармоник гравитационных полей… Нет, музыка… Все это верно только отчасти, потому что на самом деле музыка — это прежде всего упорядоченные возмущения пси-поля, а уж как и во что они там преобразуются — дело десятое. И поэтому проводником музыки может быть все — и живое, и мертвое. Лешка-Звонарь, нащупав сложный, иногда нечеловеческий ритм Зоны, заставил передавать свою музыку саму ноосферу, но для этого пришлось частично слиться с ней, и неизвестно, существовала ли возможность вернуться назад. Ноосфера жадна, она забирает у человека все самое дорогое для него, оставляя после себя пустую оболочку.

Но Звонарь уже вошел, и обратной дороги не было.

Он разбрызгал себя по сумеречным сознаниям тварей гона и среди недоумения, страха и ненависти отыскал линии пси, тянущиеся к тарелкам-ретрансляторам, установленным на вертолетах. Он отразился от каждого ретранслятора и пошел вспять по диаграмме направленности антенны Радара, чтобы сфокусироваться на облучателе и оттуда, по тонкой пуповине, связывающей Радар с Монолитом, просквозить до Камня, отразиться от его поверхности и вонзиться в сознание человека, который из последних сил пытался сохранить контроль над взбесившейся ноосферой. Но Звонарь был безжалостен, потому что пришел убивать, и человек задохнулся от боли и ужаса всех сражающихся сейчас в Темной долине, в Агропроме, на Барьере, Кордоне, среди мертвых корабельных туш Затона. Переполненный ненавистью и страданием всех живых существ Зоны, человеческих и нечеловеческих, он не выдержал, отнял ладони от поверхности Камня, скорчился у его подножия и умер.

Связи, созданные человеком, были разорваны, и гон рассыпался, его коллективное сознание, одержимое жаждой убивать по приказу Монолита, распалось, и гон перестал быть гоном.

Твари Зоны еще стояли у стен старой церкви, но, лишенные цели, они стали всего лишь тварями, мутантами, которые немедленно принялись грызться друг с другом, а страшная музыка, все грохочущая с небес, гнала их прочь, она продолжалась, несмотря на то, что человек, сыгравший ее, обвис на руках товарищей и, может быть, перестал быть живым. Но и нынешняя власть его была так велика, что гон рассыпался на мелкие группки перепуганных существ, стремящихся оказаться как можно дальше от этого жуткого места.

Великий Гон закончился.

— Так что скажешь, Док, он живой или нет? — спросил Болотного Доктора Ведьмак. — По виду он вроде как ни живой, ни мертвый, но ведь и на зомби не похож. Кажется, просто уснул человек с устатку, спит себе и видит сны. Док, он как, скоро проснется?

— Не знаю, — честно ответил Болотный Доктор. — Это похоже на кому или летаргический сон, но температура тела у него нормальная, атрофии мышц тоже не наблюдается. Сердце бьется, как положено, ровно, с дыханием тоже все в порядке. Похоже, он каким-то образом получает энергию прямо из пространства.

— Это ноосфера его подпитывает, — со знанием дела пояснил Бадбой. — Больше некому. Мы с ребятами пытались его чем-нибудь покормить, так он ничего не ест и даже на водку никак не реагирует.