Польские трупы, стр. 5

– И она подумала, что Гражинка его кокнула? – переспросила Малгося.

– Все на это указывает, – подтвердил пан Рышард.

– И у нее были на то основания. Потому что я, пожалуй, вполне могла сойти за клиента, у которого полетел к чертовой матери весь сад. Да, клиента – вроде тебя. И что теперь будет?

Я задумалась. Обретенная зажигалка стояла передо мной на столе. Я тщательно ее протерла, чтобы убрать отпечатки пальцев садовника, и оставила свои.

– Итак, – распорядилась я. – По очереди. Пан Рышард, она вашу машину разглядела? Номер, цвет, марку?

– Она смотрела сбоку, а значит, о номере речи нет. Цвет тоже не определишь, там темновато было, сами знаете, как-то раз машина и вам показалась серебряной, а вообще таких «тойот» пруд пруди.

– Прекрасно…

– Словесные портреты, – осмотрительно заметил Тадзичка. – Они составят фотороботы.

Я критически оглядела двух злоумышленников.

– Гражинка, перекрасишься в светло-рыжий и сделаешь короткую стрижку, тебе что-то в этом роде всегда было к лицу. Немедленно, завтра же утром. Или я тебе одолжу парик. Пана Рышарда вообще невозможно описать, у него всё, как у всех. Что она скажет о его лице? Брови обыкновенные, глаза обыкновенные, нос обыкновенный, волосы неопределенного цвета, вы не кривой, не хромой, точно такими же словами можно описать Витека, вы с ним даже почти одного роста…

– Витек толще, – пробормотала Малгося.

– Да что там, пара кило… Гражинка, этот красный жакетик спишешь в расход, оставишь его у меня, может, кошкам понравится. Я тебе куплю другой, тем более, к рыжим волосам красное не идет. Паршиво, но коли уж вы сразу не вызвали полицию, теперь ничего не попишешь, придется скрываться. Может, так даже и лучше, мы бы им только хлопот прибавили.

– А зажигалка? – предостерегающе напомнила Малгося. – Если Гражинка в такой ситуации заметила, что эта гипотетическая сестра – мегера, значит, она и есть мегера. И – голову дам на отсечение – что-что, а уж, как вы стащили зажигалку, она отследила! Такие всё видят!

Я посмотрела на свою бестактную племянницу с ледяным укором.

– Кто стащил? Какую зажигалку? Первый раз слышу. Эта – моя, здесь, стоит на столе… ну ладно, на разных моих столах… уже больше тридцати лет. Все видели! Никто ее не крал!

– А можешь доказать, что она твоя?

Я победоносно перевернула зажигалку задом наперед и продемонстрировала всем. Сама посмотрела тоже.

И застыла.

На моей зажигалке снизу проходила серебряная полоска, на которой была выгравирована надпись: «Meilleurs souvenirs pour Joanna des amis danois Kirsten et Helge 1969 a.». То есть: «C наилучшими пожеланиями Иоанне от друзей из Дании Кирстен и Хельге 1969 г.».

На этой зажигалке не было ничего. Даже серебряной полоски.

Вот тут-то и началась свистопляска…

Ну а о дальнейшем как-нибудь в другой раз.

Витольд Бересь

Аська

Темная «тойота авенсис» остановилась в заснеженном переулке подваршавского Констанчина.

Быстро опускались декабрьские сумерки.

Сивый аж зажмурился, застонал и крепче уперся ногами в пол машины. Когда он снова посмотрел вниз, волна возбуждения с новой силой ударила ему в голову. Между рулем и нижней частью его живота мерно двигалась блондинистая головка с коротенькой стрижкой.

Боооже, эти нынешние соплячки… Шестнадцать лет, папочка при бабле, хата напичкана электроникой, сплошные пятерки в школе, а она минетом промышляет. А еще говорила, что не будет целоваться с языком, подумал он.

По правде сказать, у Сивого не было особого опыта общения с сексапильными девушками. Ему был двадцать один год. Окончив с грехом пополам школу, он с учебой завязал и формально числился безработным. Его отец умер три года назад, а мать давно сбежала со странствующим репортером бульварной прессы, так что воспитание мальчика взял на себя дядя Марьян – дальний родственник отца, всю жизнь занимавшийся темными делами и известный в городе под кличкой Старик. Было ясно, что такой не даст молодому родственничку умереть с голоду. И действительно, очень быстро дядя приспособил Сивого вкалывать в семейном бизнесе. Он любил повторять: «На хер тебе пять лет учиться, в моем университете – все просто, как эти два пальца». Тут он совал племяннику под нос средний и указательный пальцы и, поочередно показывая на них, объяснял: «средний – это приход, указательный – расходы. Главное – не перепутать».

Да, Старик был строгим дядей. Только однажды, когда Сивый украл для него спортивный «мерседес» класса С, кроме бабок он премировал его одной из самых клевых шлюх, которые работали на него в местных мотелях. «В награду моему лучшему угонщику», – пробурчал тогда он, довольный. Та проститутка дала Сивому так, как он даже и представить себе не мог, завлекая за бутылку вина в кусты случайных девах с дискотек. В общем, было круто, хотя Сивый отлично помнил кольнувшее его чувство зависти, когда Стефан – никакая не родня, просто соперник, с которым он соревновался еще со времен дворовых игр и который попал в банду вместе с ним, – в награду кроме клевой шлюхи получил еще фирменные наручные часы.

(Но ведь ни у кого не было сомнений, что Старик – на редкость неприятный шеф…)

Вдобавок на сей раз Сивый чувствовал, что в случае с Аськой это что-то большее, чем то, о чем он имел обыкновение трепаться с друзьями за кружкой пива…

И вот почему: Аська, со своей коротенькой блондинистой стрижкой, была совершенно другой, особенной: девушка, как из «Спасателей Малибу» – любимого сериала Сивого, – не старше тех, с дискотек, а вместе с тем умная и за словом в карман не лезет… Ну и к тому же этот минет…

Будь я отцом такой, я бы для профилактики каждый день по утрам драл ей задницу, чтоб не…

Он не додумал, так как блондинистая головка задвигалась еще проворнее и у Седого хватило сил только подумать, что сейчас он спустит ей в рот. Но когда девушка уже почти завершила свое дело, а он аж застонал: «Я люблю тебя, бля, люблю…» – она остановилась за долю секунды до того, как он кончил.

– Хорош гнать, от этих слов сразу жить перестает хотеться, – пробурчала она.

Аська, хоть ей и было всего шестнадцать, тоже, к своему удивлению, полюбила Сивого, но что ей определенно не нравилось, так это слишком бурные эмоции.

У Сивого еще рябило в глазах, когда до него дошло, что он не кончил.

– Что снова, бля?! Почему опять нет? Мы уже две недели вместе, а ты мне только обещаешь и обещаешь. И ничего больше…

– Потому что меня бесит, когда парень говорит «я тебя люблю». Неужели вы себе думаете, что скажете разок это волшебное слово, и девушка сразу расцветет от счастья? Что это? Какие-то вонючие «Унесенные ветром» и Вивьен Ли, лишающаяся чувств в объятьях Кларка Гейбла? Вы бы для разнообразия иногда поговорили с нами или сделали что-нибудь, а то только «минет» да «минет», – фыркнула она презрительно.

Сивый зашипел от ярости, но стоило ему посмотреть девушке в ее голубые, словно нарисованные акварелью, глаза, как он сразу притих. Он и сам этого не понимал, но Аська была первой девчонкой, которой у него недоставало смелости съездить по роже и которая имела над ним полную власть. Не только потому, что была другая. Она была просто супер. Отлично говорила по-французски, к тому же знала английский и пыталась обучить Сивого, объясняя, что даже угонщик машин нынче должен знать больше, чем просто «enter» «password» и «delete». Ну и смотрела по телеку эти странные фильмы в программе «Я люблю кино».

Это их и сблизило: что-что, а кино Сивый обожал. В особенности ему нравились те старые фильмы, где играл малый с лошадиной мордой. А уж больше всего его трогало, хоть он этого и стыдился, когда в фильме «Касабланка» в который уже раз слышал: «Почему из всех кабаков во всех городах мира ты выбрала именно мой?» Честно говоря, в такие моменты Сивый думал о себе: он чувствовал, что втрескался в эту девчонку. «I really like you baby» – повторял он каждый день по утрам реплику Де Ниро, и сейчас ему тоже хотелось это сказать, но он только процедил, как истинный мачо с брегов Вислы: