Война в Кедровой Долине, стр. 17

След пропал, и идти дальше было бессмысленно. Килкенни повернул своего черного жеребца, сильного и выносливого, и двинулся назад в Кап. Но вдруг, повинуясь неожиданному импульсу, он свернул с тропы и поехал сквозь лес к уступу, с которого можно было осмотреть местность, называвшуюся Смоки-Дезет.

Это не была пустыня в полном смысле слова: пыльные бури и дымка, благодаря которой она получила свое название — Смоки, — наблюдались здесь довольно редко. Далеко внизу Килкенни рассмотрел остатки разбитого фургона — несколько досок и колесо; рядом, насколько он мог судить с этого расстояния, лежал другой фургон, почти засыпанный песком.

Килкенни медленно ехал вдоль кромки обрыва, надеясь найти тропу вниз. Если бы удалось ее отыскать, это сократило бы дорогу до Блейзера вдвое, поскольку город находился отсюда почти по прямой, нужно только пересечь пустыню. Он ехал и ехал вдоль обрыва, который уходил вниз на глубину от шестидесяти до двухсот футов, но пологого склона все не было. Ниже отвесный склон заканчивался крутым откосом. Дорога на Блейзер широкой дугой огибала утесы и каньоны, но индейцы утверждали, что когда-то здесь был прямой путь, а он знал, что, если индейцы что-то говорят, им можно верить. Поэтому он осторожно ехал вдоль обрыва, внимательно изучая склоны.

Время от времени Килкенни спешивался и шел пешком, ведя за собой коня. Но несмотря на все его усилия, он только к полудню наткнулся на нечто, напоминающее тропу.

Тропа, ведущая вниз, была очень узкой — не шире трех футов. Килкенни нашел место, где кедры давали небольшую тень, привязал своего коня, взял винчестер и стал спускаться вниз, минуя огромные, разбросанные в беспорядке каменные глыбы. Тропа, если это можно назвать тропой, вывела его к самому краю обрыва, и когда ему уже казалось, что дальше идти некуда — впереди бездонная пропасть, — она вдруг резко повернула и пошла вдоль скалы.

Килкенни заколебался, снял шляпу, отер с лица пот. Тропа шла по самому краю обрыва; в некоторых местах она исчезала в трещинах или становилась совсем непроходимой из-за осыпавшихся сверху камней. Ясно одно — здесь не смог бы проехать даже всадник, не говоря уже о фургоне. Но он все-таки шел вниз, ступая с превеликой осторожностью и прижимаясь к скале.

Он шел так примерно час, и вдруг тропа неожиданно оборвалась. Он зашел в тупик. Может быть, когда-то давно здесь и вправду проходила тропа, но она уже давно перестала быть таковой.

Килкенни осторожно повернулся, чтобы идти назад, но тут его взгляд упал на какой-то предмет внизу, наполовину засыпанный песком. Это было колесо фургона, возможно, того самого, который он видел раньше. Значит, когда-то здесь была дорога — теперь ее скрывал обвалившийся обломок скалы. Килкенни заглянул вниз и отпрянул в холодном поту.

До дна обрыва было добрых триста футов, а ведь, судя по остаткам фургона, кто-то здесь проезжал. Как же он сюда попал?

Может быть, уступ, по которому проходила когда-то дорога, обвалился в результате оползня или землетрясения? Землетрясения нередки в этой местности — он сам испытал одно, правда, довольно слабое, а старик-индеец, тот, который рассказал ему о дороге на Блейзер, говорил еще о других случаях.

Держа направление на черную скалу, Килкенни пошел назад. Он вдруг осознал, что зашел гораздо дальше, чем предполагал, и что обратный путь будет намного труднее, поскольку идти придется в гору.

К тому времени, когда Килкенни добрался до того места, где оставил коня, он был полумертвый от усталости. Он прошагал пешком не менее шести миль, то поднимаясь вверх, то спускаясь вниз, а его сапоги не были приспособлены для ходьбы.

Однако он выяснил, что внизу проходила дорога, а раз так, значит, есть и дорога через пустыню.

Теперь он должен был ее найти.

Глава 9

Килкенни добрался до Капа только вечером. Парсон Хэтфилд оторвал взгляд от винтовки, которую он чистил, и сказал:

— Добрый вечер, сынок! Похоже, ты совсем выдохся.

Килкенни спешился и какое-то время в раздумье стоял рядом с конем. Он до смерти устал, его рубашка, насквозь пропитанная потом, задубела, и прикосновение ее к коже вызывало неприятные ощущения. В первый раз за все это время Килкенни засомневался, сумеют ли они одолеть Хейла. Без продуктов им долго не продержаться, а на тех, с фургоном, надежды мало. Если им удастся вернуться без потерь, это лучшее, чего можно желать.

У Короля Билла Хейла слишком много винтовок, слишком много. Они же, без пищи и патронов, не смогут ни избежать нападения, ни продолжать сопротивление. У них всего четырнадцать мужчин, включая тех, кто уехал с фургоном. Да еще шесть женщин и девять детей, и всех надо кормить.

Сегодня вечером ужин был скудным, однако никто не жаловался. Только на лицах женщин, мужья которых ушли с фургоном, виднелось беспокойство. И у них были на то причины.

— О Хейле что-нибудь слышно? — спросил Килкенни.

— Он послал своих людей в горы, — сказал О'Хара. — Но пока они только наблюдают, никого еще не подстрелили.

— Сомневаюсь, что Хейл предпримет что-нибудь сейчас. Думаю, он дождется конца празднеств, — сказал Бартрам. — Он надеется приобрести кучу друзей, даже пригласил несколько человек из других городов. Пока что никакие неприятности ему не нужны.

Джесси Хэтфилд сдвинул на затылок свою поношенную фетровую шляпу.

— Я сегодня побывал в Седаре. Пробрался незаметно к самому городу. Я был так близко, что видел все, что там делается. Приготовления к празднику идут вовсю.

Перед платной конюшней, недалеко от корраля, построили настоящий ринг для борцов. Натянули веревки, и все такое. Люди только и говорят о Быке Тернере и о том, кто будет с ним биться.

Килкенни слушал вполуха. Он хорошо поел, напился холодной воды и немного отдохнул, а теперь обдумывал то, что ему удалось увидеть. Он так и не сумел отыскать дорогу в Блейзер, и это раздражало его — он терпеть не мог, когда задуманное оставалось невыполненным. Килкенни поставил перед собой цель — найти дорогу через пустыню, и отступать не собирался. Ведь этот фургон действительно был внизу, а крыльев у него нет.

Его мысли снова и снова возвращались к горному склону, он вспоминал каждый выступ, стараясь отыскать путь вниз. Что же говорил тогда старый индеец? Что?

— Там был этот парень, Дэн Купер, — продолжал свой рассказ Джесс Хэтфилд. — И он рассказал много интересного. Он сказал, что Тернера пригласили не случайно, что он здесь только для того, чтобы побить Килкенни.

— Он что, так и сказал — Килкенни? — спросил, снова заинтересовавшись разговором, Килкенни. — Они что, знают, кто я?

— Нет, он сказал — Трент. Не думаю, что они про тебя знают.

Итак, Быка Тернера пригласили, чтобы он побил его. Килкенни не верил в это. Он никогда не был профессиональным борцом и не собирался ни с кем драться. Ему вспоминалась круглая голова, узловатые уши, напоминающие цветную капусту, плоский нос и тяжелое, со следами многочисленных побоев лицо Тернера.

Бык был борцом, и, что самое главное, очень жестоким борцом. Он долгие годы выступал на английских рингах и неоднократно сражался с Джо Госсом и Пэдди Рианом, нередко побеждая их. Правда, был у него один недостаток — слишком большой замах левой.

Давным-давно, когда Килкенни работал с Джемом Мейсом, одним из тех, кто впервые подвел под искусство кулачного боя научную основу, Джем учил его подмечать недостатки своего противника.

«У нас у всех есть свои привычки, — говорил ему Джем. — У меня, у тебя, у других. Следи за тем, как человек двигается, как наносит удары, как реагирует на чужие удары, как нападает и отступает, как уходит в сторону. Нет ни одного человека, который делал бы правильно абсолютно все».

Дэн Купер просто болтал, только и всего. Трента в Седаре не было и быть не могло, и при сложившемся положении дел между Быком Тернером и им, Килкенни, нет никакой связи.

Разговор затих сам собой; мужчины сидели молча, покуривая сигареты или просто задумавшись. Килкенни знал: все они думают об одном и том же — о фургоне, уехавшем в Блейзер.