Винтовка Фергюсона, стр. 29

Нет, явно у меня ничего не выйдет. Ничего не видно, своего от чужого не отличишь, что уж говорить о том, чтобы найти кого неизвестно где в лесу. Без спешки я вернулся к Дэйви. На месте, спит.

Помешкал у его бока, слушая ночь. Остаться здесь или возвратиться к Лусинде? Разум подсказывал, что ей ничего не грозит, но также, что Дэйви отдыхает и сделать для него я больше пока ничего не могу. Я постановил идти обратно.

На последние сто ярдов я ухлопал не меньше пятнадцати минут, а я умею точно определять протекшее время. Ствол дерева с облезшей корой белел в полумраке, словно упавшая колонна греческого храма. Теперь в глубину рощи. Лусинды нет.

Насторожил уши. Дыхания не слыхать. Негромко заговорил. Ответа нет. Пощупал кругом. Пусто.

Исчезла.

Говорил ведь ей, сиди на месте, и не послушалась. Мое недовольство перешло в злость. Потом в страх. Что, если ее схватили? Если ее нашел Рейфен или один из его людей?

Ползая по месту, где видел ее в последний раз, я шарил по земле… ничего.

И вдруг моей ладони коснулся нож. В непроглядном мраке пришлось обследовать его пальцами. Ограничителя почти что нет… заточен с одной стороны. Скорняжный нож. У Лусинды Я ножа никогда не видел.

Кто-то сюда приходил. Ее увели… но куда?

Она не кричала. В ночной тиши я услышал бы крик с большого расстояния.

Отодвинувшись поглубже в тень, я устроился ждать рассвета. Вертеться и дальше вокруг значило нарушить следы — буде таковые имелись, — а пока не наступит день, я ничего не могу — ни биться, ни смыться.

Взять и нахально разжечь костер. Вероятно, на огонек придут, или друзья, или враги. Вопрос, как разобрать, кто из них кто. В итоге я прижался к древесному тулову под поникшими черными ветвями и ждал, пока пройдет время.

Тишина. Слабые отзвуки только подчеркивают молчание. За освещенной поляной тоскливо высказалась сова, неподалеку встряхнула перьями птица, сосна уронила шишку — шорох по иглам, толчок об землю.

Под елями темнота особенно сгущалась. С ружьем поперек коленей я сидел и слушал. Оставшись ночью в одиночестве, услышишь многое. То, что говорит с тобой всегда, но услышано бывает лишь в моменты безмолвия и бездействия. Как часто, подумалось мне, люди ждали вот так же. Греки, сидя в своем деревянном коне у стен Трои, должно быть, слышали такие же звуки. Проглотят ли троянцы наживку? Оставят коня в покое? Затащат в качестве добычи внутрь? Разломают? Подожгут? Греческие солдаты могли только запастись терпением, надеяться и сохранять полнейшую тишину.

Я начал различать: костры внизу не погасли до конца, как мне казалось раньше. Похожие на глаза затаившихся зверей, в них рдели угольки.

Дэйви Шанаган лежит невдалеке. Помогло ли ему мое лечение на скорую руку? Остановилась ли кровь? Давным-давно в битве при Клонтарфе ирландские бойцы прекращали кровотечение из своих ран с помощью мха; выходит, чтение исторических трудов чему-то меня научило в конечном счете.

Что произошло с Лусиндой? Почему она не осталась там, где я оставил ее?

Столько вооруженных людей собралось в ограниченном пространстве! Утро многое приведет к кульминации. Надо поспать. Хоть чуточку. Если я храплю — ну, авось этой ночью не буду.

Завтра дел окажется по горло. Собрать выживших. Найти Лусинду, забрать сокровища — если они существуют, — затем суметь уехать в целости и сохранности.

Чтобы выполнить все это, потребуется свобода действий. То есть свобода от нападений. Следовательно, я должен выследить врага и предпринять нечто, что вынудит его к защите. Приковать к месту хотя бы на время.

Мой первый ход лишил их лошадей. Если они их нашли, пусть не всех, придется разгонять еще раз. Как там сказано у Сунь Цзы за 496 лет до нашей эры? Самое важное в войне — скорость. Воспользуйся неподготовленностью врага, иди дорогами, на которых тебя не ждут, нападай в неохраняемых точках.

Что же… если получится. И когда рассветет.

Я заснул.

Настороженность… если хотите, страх. Открывшимся глазам противостоит холодный свет. Серый мутный свет, предвосхищающий восход солнца. Не двигаясь, я прислушался. Ничего. Медленно, группа за группой, я принялся напрягать мышцы. Нагнетая в них кровь, чтобы, поднявшись, действовать проворнее. Осторожно сел.

Прокричала куропатка. Другая отозвалась.

Вытерев с «фергюсона» росу, я отполз от дерева в поисках лучшего обзора. Мельком окинул всю окружность, затем всмотрелся пристальней. Уперся взглядом в место, где лежал Дэйви, но ничего не заметил. Как и следует быть.

Рейфен Фолви постарается согнать вместе остатки своего войска. По моему счету, он потерял по меньшей мере четверых, но после этого стрельба продолжалась и могла дополнительно урезать число его людей.

Сначала Лусинда.

Выскользнув из-под прикрытия по завершении тщательного исследования окрестностей, я вернулся к закутку, в котором ее оставил. Бревно лежало на месте. Поднявшись с четверенек, я осмотрел все вокруг. Наши следы различались хорошо, а самой Лусинды как не было, так и нет.

В кустах напротив зашуршало, и мой «фергюсон» лег горизонтально на уровне пояса. Вылез человек — Казби Эбитт. За ним Хит.

— Они уже за работой, — сообщил Эбитт. — Фолви ведет цепь вверх на гору. Ярдов двести отсюда. Выглядит, будто они нацелились прочесать весь лес.

— А наши где?

— Не знаю. Кроме Айзека, видеть никого не видел. Она где?

Я вкратце объяснил. Опять на глаза попалось бревно. Что тогда говорил ван Рункл? Что-то насчет ободранного бревна с отпавшей корой… а позади, немного повыше, пещера.

Кивнув товарищам, я ступил в заросли. На ходу, понизив голос, растолковал, чего мы ищем. Хорошо бы укрыться в пещере, а когда они пройдут мимо, напасть. Что это? У подножия осины четко врезанный в почву отпечаток каблука: правая сторона, уголок, боковое ребро, кусочек кривой задней стороны. Мало, но достаточно. Выходит, Лусинда в темноте шла вверх меж деревьями. Зачем?

Впереди только изящные колонны осин, несколько молодых елочек, растущих под их кровом, и косые кресты, образованные упавшими деревьями. Откос круто идет вверх. Видно получше.

Лагерная воровка сойка составляла нам компанию, прыгая по нижним веткам. Раз мы услышали тихий шелест, и с наших глаз исчез лось.

Деревья разбежались по сторонам. Скалистый обрив, обломки с него валяются на земле, в песке рядом с обрывом еще след. Оставленный широкой стопой, обутой в мокасин, пальцы слегка развернуты наружу.

Ван Рункл! Мы пошли по следу и опять нашли оттиск, сделанный Лусиндой.

Лусинда у ван Рункла. Я произнес это вслух, и Айзек глянул на меня.

— Это еще кто?

Я пояснил и добавил:

— Он тоже искал этот клад. И рассчитывает его заиметь.

— Тогда лучше их вытропить, да поживее. Кто знает, чего от такого ждать.

Мы пошли дальше по следам, высматривая пещеру. И, выбитые из равновесия совершенным открытием, позабыли вещь, которую следовало помнить.

Позади нас подходили Рейфен Фолви и его люди.

Глава 19

Нас выручила чья-то беззаботность.

Они были еще в добрых тридцати ярдах от нас, большинство за деревьями, когда один из приближающихся встал на хворостину. Она треснула, я обернулся стремительнее, чем оборачивался во всю свою жизнь. Упал на колено и выстрелил.

Пуля угодила первому из идущих высоко в грудь. Эбитт, находившийся в дюжине футов справа, нырнул в заросли, услышав треск. Айзек тоже выстрелил, мгновением позже меня.

Это была дистанция прямой наводки, и мне кажется, они нас не видели, потому что ответили на огонь с затяжкой. Айзек очутился в роще на шаг позади меня, а щелчок Эбиттова ружья из кустов заставил еще одного заплестись ногами и упасть. Однако тот вскарабкался на ноги и побежал, раненный, но не тяжело. Но наша пальба загнала их всех в укрытие.

Скрывшись из виду, мы заторопились искать пещеру, ведь она должна быть в нескольких шагах. Как ни странно, мы пару раз прошли мимо входа, и первый, кто его заметил, оказался Айзек. По очереди мы вползли внутрь. Вход вмещал только одного человека, и тыркаться внутрь, когда там поджидают с ружьями, не станет никто. Впрочем, стрелять в пещеру это не помешает.