Форпост. Тетралогия, стр. 82

"Это мне мерещится!"

Сашка уже залез наверх и увлечённо ковырялся в недрах железной кучи.

— Во! Нашёл!

Крякнув, мужчина вытащил обычную пятидесятилитровую алюминиевую флягу.

— Там ещё одна.

Иван засучил рукава и тоже полез наверх.

Пятидневный голодный переход дался всем очень тяжело. Алексей постоянно закидывал в море удочки, но так ни разу ничего и не поймал. Дети страдали от жары и солнца и много плакали. Особенно маленькие. Женщины, падая с ног от усталости, не успевали их утешать и поить водой. С водой тоже была задница. Приплюсовав все найденные фляги, бутылки, кастрюли и вёдра к уже имевшимся ёмкостям, Иван получил триста сорок четыре литра объёма. Воды было в обрез.

К концу похода голодные обмороки среди взрослых пассажиров стали нормой, а у Ивана начались галлюцинации. Всюду мерещился запах жареной картошки. В животе давно уже перестало урчать, голова постоянно кружилась, а перед глазами мелькали разноцветные звёздочки.

— Сашка, в порт не пойдём. Рули к Юркиному ручью.

— Там камни.

— Сам знаю! — С голодухи Маляренко был чертовски раздражительным. — Рули туда, я сказал.

— Капитан, вода. — Таня держалась лишь на морально-волевых. Девушка снова исхудала, и теперь, казалось, её зелёные глазищи занимали половину осунувшегося лица. Капитан облизнул потрескавшиеся, солёные губы и, с тоской поглядев на полупустой стакан, отрицательно покачал головой.

— Сашка! Ходу давай!

К знакомому пляжу подошли уже в вечерних сумерках. Лодка замерла на якоре всего в десяти метрах от гряды камней, с которых так любил рыбачить Николай. Плюнув на осторожность, Иван сиганул в тёмную воду. Глубина оказалась под подбородок.

— Сидите все там! Никто никуда не прыгает! Я сейчас вернусь.

Слава Богу, никого из чужих на хуторе не оказалось. Юра, выпучив глаза на неизвестно откуда взявшегося шефа, собрался встревожено закудахтать, но был остановлен ударом кулака. Шеф выгреб из холодного котелка остатки ужина и, на ходу хрустя куриной косточкой, принялся раздавать указания. Находящейся на последнем месяце беременности Насте поручил срочно готовить ужин. Нет. Не так. УЖИН. Агроному, сонно хлопавшему глазами, вручил арбалет и приказал стрелять в любого чужака, буде таковой объявится.

— Ну, Юрбан, готовься!

— А?

— За мной!

Через три с половиной часа все девятнадцать найдёнышей были благополучно высажены на берег и доставлены на хутор. Так Иван Андреевич Маляренко стал самым многодетным "дядюшкой" в этом новом мире.

— Борис… э… Михайлович, возьмите автомат. Вы переселяетесь на хутор. Временно. Присмотрите за детишками и за порядком.

"И за учительницами, тоже, "присмотришь"

— За забор никого не выпускать. Чужих — тупо отстреливать. Всё. Можете идти.

— Олег. Толика — взашей. Звонарёв пусть меня дождётся. Архаровцев привёл? Сколько? Четверых? Все годны? Запомни — ты теперь за них полностью отвечаешь, понял? Согласен? Ну что ж… пусть их будет четверо. Начинай их гонять, чтобы не расслаблялись. Всё. Ступай.

— Сашка, грузись и выходи в море. Пойдёшь с Таней к лагерю ребят, — Иван кивнул на оцепеневших Валентина и Алексея — таким они Босса ещё не видели, — вывезешь всё их имущество и снимешь стёкла с автобуса. Чтобы через две недели железно был здесь. Возьмёшь в помощь двоих парней Олега. Скажешь, я велел. Всё. Выполняй!

— Теперь вы.

Иван обернулся к спасённым мужчинам. Те изобразили полное внимание. Маляренко постарался говорить как можно мягче.

"Только бы не спугнуть!"

— Ребята. То, что вы сделали — это подвиг. Это лучшая ваша рекомендация. Я бы с удовольствием принял вас к себе, что думаете?

— А у нас есть выбор? — Голос Валентина был полон горечи и сарказма. Становиться пейзанином ему совершенно не хотелось.

— Выбор есть всегда. Буду с вами откровенен. Я заинтересован в вас. Особенно в Анне. Медработник нам очень нужен. Я дам вам жильё, пищу и безопасность. Все ваши вещи останутся у вас. От вас потребуется верность и труд.

Иван поймал себя на мысли, что говорит, словно средневековый феодал.

Кхмм!

"Дожил!"

— А где ж тут выбор-то? — Лёха ощетинился, словно ёж. Глаза его недобро поблёскивали — то, что ему предлагали, называлось простым словом "рабство".

— Вы можете уйти. Вы не крепостные, в конце концов. Заплатите мне десятой частью своих вещей за перевозку и можете быть свободны. Или просто отработаете. Обоснуетесь, где захотите. Выживете — я вас, ребята, равными считать буду. И сильно уважать. Но на мою помощь можете больше не рассчитывать. Бандитов я в этих краях почистил, но кто знает? Женщины — это слишком большой приз.

"Останутся"

— А дети?

— А дети — мои! — Иван моментально вызверился.

— И учительницы тоже. Я им дам кров, пищу, свою заботу и защиту. И всё, что они нашли, включая автобус, будет их "приданным". Ясно?

— Мы дадим вам свой ответ завтра.

Парни одновременно поднялись и, пошатываясь от слабости, вышли из комнаты.

"Какие ершистые, однако! Останутся. Не дураки…"

— Мы вам, Иван Андреевич, очень благодарны, но мы хотим попробовать сами. Мы отработаем перевозку, кров и еду и уйдём.

На лице Ивана не дрогнул ни один мускул.

"Бли-и-и-и-ин… Как жаль!"

— Три месяца будете работать у Юрия Владимировича на огороде и в птичнике. Будете уходить — получите рассаду. Всё. Свободны.

"Как жаль!"

Лето закончилось. Началась тёплая осень. Маша, толстая, словно уточка, теперь всё чаще просто сидела среди цветов, на веранде в удобном мягком кресле, привезённом мужем с севера. Вечная стройка почти закончилась, и лишь на доме Бориса ковырялся Семёныч, доделывая последние дела. Муж был дома, лодка вернулась из очередного рейса, привезя чудесную мебель и кухонное оборудование. Маша мечтательно улыбнулась.

"Это будет лучший дом на свете!"

В живот мягко упёрлись. Женщина положила ладонь на выпирающую шишку. Ребёнок поворочался и успокоился.

"Уже скоро".

Ровно через три года после начала новой жизни в новом мире у Ивана и Марии Маляренко родилась дочь.

Глава 8

Короткая глава просто ни о чём

В которой Иван живёт и не решает никаких глобальных задач

Пьянка на смотринах Анны Ивановны вышла знатная. Да что там знатная. Грандиозная вышла пьянка. То есть, поначалу то всё было чинно-благородно — Маша и все девочки, живущие отныне в их доме, вырядились в свежепошитые из парашютной ткани белоснежные платьица, счастливый папаша — в отутюженный камуфляж. Стол ломился от блюд и бутылок, а гости дружно желали здоровья, счастья и дарили подарки.

Лужины привезли изумительно сделанную детскую кроватку, Звонарёвы отдарились настоящей литровой бутылкой "Хеннеси", а хитрый повелитель ишаков, поняв, что немного перегнул палку в вопросах ценообразования, пригнал в подарок пару осликов, запряжённых в маленькую тележку. Иван, глядя на все эти, искренние и не очень, выражения любви, только крякал и довольно улыбался — всё-таки быть, хоть и мелким, но пупом земли чертовски приятно!

Потихоньку мужчины накидались, путём перемешивания лёгкой шипучей и хмельной бражки имени Юрия Владимировича и мутного первача от Фридриха Гансовича, и все женщины удалились, уведя с собой детей.

Что было дальше, Маляренко не помнил. Совсем. Жутко болела голова, и хотелось как-нибудь тихо умереть. Иван разлепил левый глаз, увидел пустую бутылку из-под подаренного коньяка и тихонечко застонал.

"Да что бы я ещё раз!"