Форпост. Тетралогия, стр. 126
— Вот ты сидишь тут сейчас передо мной и думаешь 'предательство', 'лицемерие'…
Иван говорил тихо-тихо. Никто из экипажа не знал, о чём они разговаривают. Это был очень личный разговор двух вожаков, который никто другой не должен был слышать.
— А я тебе одну историю хочу рассказать. Не очень длинную. Ты послушаешь её и всё поймёшь.
Маляренко посмотрел на берег. До родного затона оставалось плыть ещё час.
— Вот слушай. Я расскажу тебе историю про одну маленькую девочку.
Жила-была маленькая девочка. У неё были папа и мама. Однажды она с друзьями поехала в другой город, на экскурсию в музей, но автобус, на котором она ехала, пропал. И попала эта девочка вместе с другими детками в пустыню. Многие там болели и умирали. Девочке было очень-очень страшно, она голодала и часто плакала. А потом эту девочку нашёл один дядя и забрал её к себе жить. Сказал, что теперь она будет его дочка и он будет её любить и беречь. И стали они жить-поживать на берегу самого синего в мире моря. И всё в той семье, где жила эта маленькая девочка было хорошо. Понимаешь, какая чудесная история?
Федя кивнул.
Грудь снова заболела, как тогда, после удара. Дышать становилось всё больнее и больнее. Иван через силу улыбнулся. Одними губами.
— Орать не будешь?
Федя помотал головой и Ваня вытащил кляп.
— А потом эта девочка пошла купаться на море. Она очень любила плавать. А потом, из этого моря приплыл большой корабль. Такой… двойной…
Глаза Феди расширились, в них начал разгораться огонёк понимания.
— И нехорошие дяди с этого корабля сделали с этой маленькой девочкой нехорошие вещи, а потом сломали её тоненькую шейку. Просто так. Чтобы она не кричала от боли.
Голос у Вани становился всё тише и тише. Каждый вдох давался с болью. Перед глазами замелькали зелёные мошки.
Федя отвернулся и глухо спросил.
— Диаб?
— Да. Диаб. 'Вот такой классный мужик и моя правая рука', Федя. ТВОИ люди, которых организовал и послал ТЫ, сделали это.
Они убили моего ребёнка, Федя.
А потом они напали на мой дом. Я их всех убил. До единого. Кроме одного. Тебя. Потому что я не знал о тебе. А сейчас знаю. Я тебя поймал. За язык.
Ни злости, ни ненависти Маляренко не чувствовал. Он еле слышно шептал на ухо пленнику, глядя на дюну, тянувшуюся по правому борту.
'А когда-то я по ней шёл. От парковки Деда. Как давно это было'
— Говорить о том, что я НЕ давал этим чуркам распоряжения убивать и грабить, бесполезно?
— Точно.
— И рассчитывать я ни на что не могу?
Федя был спокоен, как удав.
— Не-а. Это не правосудие, Федя. Это месть. Я привезу тебя в свой посёлок и как главного пирата просто вздёрну на мачте твоего пиратского корабля.
Маляренко заколотил кляп на своё место и пошёл в рубку.
— Франц, ходу давай!
Он шёл абсолютно спокойно, не пытаясь вырваться. Люди молча расступались перед ним и так же молча собирались за его спиной. Кемеровчанин деловито суетился на катамаране, пристраивая возле мачты, с которой свисала короткая верёвка с петлёй, бочонок.
На казнь того, кто направил сюда пиратов пришли все мужчины посёлка и несколько женщин. Детей отправили по домам, а беременные не пришли сами.
Иван Андреевич Маляренко сидел на борту катамарана и смотрел на всю эту суету с полным безразличием. На душе было пусто и мерзко. Если бы не эти негры, этот человек стал бы ему лепшим другом. Не подчинённым, а именно другом. Иван это чувствовал. Нет. Он это знал.
Андрей нацепил на шею Феди 'галстук' и затянул его. Как и полагается.
'Откуда он эти узлы знает?'
— Погоди. Вынь кляп. Пусть скажет.
Федя подвигал, разминая, челюсть, отвернулся от Ивана, развернувшись лицом к толпе, стоявшей на пляже.
— Я бы поклонился вам, люди. Да петля не даёт…
'Красиво говорит'
— … попросить прощения хочу, за всё что сделал. Хотя, по совести говоря, извиняться мне не за что. А тебе, Иван, вот что сказать хочу…
Андрей стоял, поставив ногу на край бочонка, готовый толкнуть его в любую секунду.
— … я ни в Иисуса не верю, ни в Аллаха. Ни во что я не верю, так уж получилось. Одно я знаю точно — кто-то или что-то ЕСТЬ. Оно за нами смотрит и всё запоминает. И за все наши дела с нас потом спросят. Не знаю кто и где, но спросят. И с тебя, Иван, тоже.
Маляренко встал, подошёл к бочке и отодвинул Андрея подальше.
— Я знаю Фархад Викторович, я знаю.
И сильным толчком вышиб бочонок из под ног Иванова.
Глава 14
В которой намечаются контуры будущего корабля, и затевается неожиданный коммерческий проект
— Семёныч, тебе дома строить не надоело?
Бородатый завхоз резко замолчал. Вопрос шефа поставил его в тупик. Да чего там в тупик — завхозу на секунду стало так страшно, что обмерло сердце.
'Не надо!'
— Ну…
Растерянность и страх отчётливо проступили на лице гостя.
— Семёныч, — Маляренко насмешливо хмыкнул, — никто тебя каналы рыть заставлять не собирается. Повторяю вопрос — дома строить не надоело?
— Нет. Нам же, кровь из носу ещё шесть домов здесь построить надо и четыре в Юрьево, так что…
— Семёёёныыыч… кому это 'кровь из носу нужно'? Тебе? Мне — нет. Пусть сами строятся. Камня здесь завезённого на десять домов точно хватит. И бруса и досок.
— Так а чего тогда?
Бородач не понимал, к чему клонит хозяин.
Ваня черпнул ковшиком из ведра холодную воду и полил себе на грудь. Боль немного отпустила.
— Ах! Хорошо.
Уже неделю Иван жил в цокольной комнатке, где был вырыт домашний колодец. Днём здесь было прохладно и легко. Ночи он проводил на веранде, а то и вообще — на шезлонге возле пирса. Рецидив болезни проходил. Медленно, но проходил и Маляренко уже потихоньку снова начал интересоваться делами.
— Да кто ж знал, что Герд был Феде другом закадычным? Моя оплошность — не поинтересовался. Волком теперь смотрит.
— Ничё. Деваться то ему некуда. Не к неграм же обратно. Здесь ему всяко лучше живётся.
— Угу. В общем так, Семёныч, пойдёшь со своими ребятами к Герду с сыновьями в помощники. Мотай на ус, Семёныч. Учись. Все тонкости подмечай. Это дело здесь даже нужнее, чем дома будет.
— Ага. Угу.
Завхоз сидел на лавке и озадаченно чесал макушку. В глазах его постепенно разгорался огонёк азарта. Как-то совсем неожиданно шеф приоткрыл перед ним новые горизонты, где маячили тааааакиииие перспективы и таааакиииие возможности…
— Я вот тут чего думаю, Иван Андреевич. Домишки строить мне надоело… в корабелы хочу податься.
Ваня улыбнулся.
— Отличная мысль Николай Семёнович. Просто замечательная!
Герд Хелмерс терпеливо сидел на крыльце дома босса и ждал. Чему-чему а терпению за последние годы он научился хорошо. В комнатку дома, который он делил вместе со всей своей семьёй с семьёй русского солдата, час назад прибежал посыльный и жестами велел ему идти к хозяину. Герд встал. Оправил тщательно заштопанные русской хозяйкой дома шорты и пошёл. И вот уже больше часа он сидит и ждёт.
Позади хлопнула дверь и на веранду выскочил неимоверно довольный Семёныч. Дружески подмигнув фламандцу, он показал ему на дверь.
— Заходи!
'Zakhodi' надо запомнить…'
Выглядел местный босс неважно. Когда глаза привыкли к полумраку комнаты, Герд увидел, каким бледным было его лицо. Губы отливали синевой, а дышал он очень редко. Каждый вдох, по видимому, давался ему с болью.
Рядом с Ivan сидела красивая молодая женщина.
'Одна из его жён. Таня, кажется'
— Садись, Герд. Разговор у нас будет долгий.
После смерти Феди, никто из жителей Севастополя ни фламандского, ни французского языков, понятное дело, не знал. Даже канадцы. Но, как оказалось, Герд спокойно понимал по-английски и, с пятого на десятое — по-немецки. Так что с общением проблем не было.