Таггарт, стр. 3

— Что? — в ярости повернулась к ней Консуэло. — Да что ты-то смыслишь в мужчинах? Сдается мне, у тебя никогда и не было своего мужчины. А если бы и был, ты все равно не знала бы, что с ним делать.

— Может, и не знала бы, — согласилась Мириам, — зато я обязательно попыталась бы это выяснить.

— Ты просто боишься мужчин. Боишься иметь с ними дело. А мне по душе сильные парни, которые любят сильных женщин. По-моему, Том Санифер как раз такой.

— Судя по тому, что мне рассказывали в Тусоне, Том Санифер всего-навсего ворона в павлиньих перьях.

— Вранье! Он мужественный человек… высокий, стройный.

Вытерев стол, Мириам принялась расставлять посуду к ужину. Она никогда толком ничего не знала об отношениях между братом и Конни. Адам не привык обсуждать свои личные дела. Но, насколько девушка могла судить, ему не выпало счастье в браке, хотя жену свою он любил. А раз он ее любил, то для Мириам не требовалось никаких других объяснений.

— Я тебе не симпатична! — внезапно выпалила Консуэло. — Ты меня ненавидишь?

Мириам на минуту задумалась, а затем покачала головой.

— Нет, у меня нет ненависти к тебе. Не будь женой Адама, ты могла бы мне даже нравиться; Но он-то заслужил куда больше, чем ты ему даешь.

— Он что, жалуется? Я не устраиваю его как женщина?

— Поверь, устраивать мужчину в постели мало, чтобы быть настоящий женой. Тебе пора наконец понять это. То, что ты даешь мужчине в постели, он может получить и от любой уличной женщины. От жены требуется гораздо более важное — нежность, чуткость, чувство, что вы вместе работаете ради одной цели. Ты обворовываешь его, Конни.

— Я? Обворовываю?

— Ты лишаешь его всех радостей супружества и поддержки. Если не научишься давать ему гораздо больше, чем сейчас, ты не жена, а уличная девка.

— Что? Да ты ничего не понимаешь!

— Надо было Адаму уступить тебя Тому Саниферу. Вот ему бы ты подошла… Ему от тебя ничего больше и не потребовалось бы.

— Когда-нибудь, — отчеканила Конни, выпрямившись и сверкая глазами, — когда-нибудь я тебя убью.

— Ты меня не убьешь. Даже и пробовать не станешь. ПОТОМУ ЧТО только сунься — и я сама тебя прикончу. Ты можешь убить Адама, потому что он тебя любит, но не меня.

— Подумаешь!

Снаружи под башмаками зашуршала галька, и в дверях появился улыбающийся Старк.

— Славный выдался денек, — сообщил он. — Лучший за все время пока мы здесь.

— Ужин готов.

Адам еще несколько мгновений стоял на пороге, оглядывая комнату. Ему каждый раз заново казалось непостижимым, как такое в общем-то неуютное и малоприспособленное для жизни место может стать своим, родным. Просто это был их первый дом. Иногда Адам всерьез начинал бояться, что у него никогда не будет ничего большего, никакого настоящего дома. А ему хотелось жить хорошо — главным образом ради Конни, но и ради себя тоже.

Неожиданно он поймал себя на мысли, что о Мириам-то не тревожится вовсе — и зря. Сестра всегда казалась ему такой сильной, такой самостоятельной. Она очень напоминала их мать, только была еще крепче, уверенней в себе. Но Адам сознавал, что думать так о девушке неправильно. Мужчина не вправе считать девушку такой же сильной, как он. Призвание мужчин оберегать женщин, заботиться о них. А там, где не нужно оберегать и заботиться, нет места и любви.

По представлениям Адама, любовь вообще была своего рода служением. Во всяком случае, так ему казалось.

Ущелье наполнилось тенями, но небо еще не побледнело. Каньон, где жили Старки, редко где достигал в ширину шестидесяти футов. Только вокруг построек, казалось, он немного расширялся. Но и там на самом деле было не шире, поскольку стены как бы сходились вверху, и нависающие утесы частично прикрывали крышу дома.

Заглянуть внутрь каньона можно было только с вершины Рокинстрау. Края же обрыва прятались в зарослях опунции, можжевельника и окотилло. Там и сям росли горные дубы.

— Останься завтра дома, — неожиданно попросила Консуэло.

— Не могу. — Адам откинулся на спинку самодельного кресла. — У меня много дел. Каждый день, когда я не выхожу на рудник, означает лишний день задержки… Уж лучше мне работать.

— Как ты себя чувствуешь? — озабоченно спросила Мириам. Только сейчас она заметила, как осунулось лицо брата, — Кажется, ты похудел и, должно быть, устал.

Он улыбнулся.

— Мужчина с двумя женщинами… хлебнешь тут мороки. Да уж, мне есть от чего худеть. К тому же жара. Целый день помахай-ка киркой — мяса не нагуляешь.

— Видел что-нибудь с горы?

Адам сразу не ответил — сидел с набитым ртом. Дожевав и налив себе чашку кофе, произнес:

— Я не уверен. Но один раз мне померещилась какая-то вспышка на севере… Будто солнечный блик на ружье. Хотя кому там быть?

— А ты те места знаешь?

— Охотился… Ничего особенного.

— Вспышка не повторилась?

— Нет.

— А вдруг, там кто-то есть?

— Возможно. Понимаешь, что-то сверкнуло и тут же исчезло. Солнечный луч отразился от покатившегося камня или чего-то еще, такой вариант тоже возможен.

— Но сам в него не веришь?

— Нет, — честно признался Адам. — Не верю.

— Я не боюсь, — заявила Консуэло, усаживаясь на стол. — Я умею стрелять.

Глава 2

Под медным небом Сванти Таггарт гнал своего скакуна по ржавой земле и сам не верил тому, что еще жив. Исхудалый саврасый несся по выветренным временем холмам, испещренным пятнами зеленого можжевельника и тускло-серебристой полыни. И конь, и всадник испытывали изнуряющее чувство голода и усталость бессонных ночей.

Сванти уже минуло тридцать два. Он благодарил судьбу за все прожитые годы. и был полон надежд на те, что еще предстояло прожить. Но сейчас жизнь его измерялась не днями и даже не часами. Каждая минута могла стать для него последней.

Гнать коня через эту безжизненную пустыню в самое жаркое время года он решил сам. Но иного выбора у него не было. Пете Шойер в Кроун-Кинге и запустил эту мучительную гонку.

Однако по какому пути уносить ноги, Сванти все же определил сам. Выбранный маршрут он знал отлично, прекрасно представлял все его тяготы и уповал на то, что никто не посмеет сунуться за ним в раскаленное пекло… И все же Шойер посмел.

Когда Сванти пересек границу территории апачей, одиннадцать участников погони повернули назад; но Шойер не сдался. С ним осталось несколько человек.

У Таггарта кончились вода и припасы. Дальше к югу от места, где он сейчас находился, лежал Глоуб, но ехать туда не хотелось. А до шахтерского городка Моренси не менее трех дней быстрой езды. Три дня, а то и больше. Все зависит от того, с какой скоростью удастся продвигаться. Ведь краснокожие воины племени Джеронимо вышли на тропу войны против белых, а под прикрытием этой войны орудовала еще добрая дюжина всяких мелких шаек, грабящих и убивающих каждого встречного.

Прежде чем пересечь любой овраг, любой курок открытого пространства, Таггарт долго осматривался по сторонам. Ему приходилось тратить много времени на то, чтобы по возможности уничтожать все свои следы. Он раз десять сдваивал свой след и резко менял направление. Но пока все было безуспешно. Пете Шойер по-прежнему висел у него на хвосте.

Пете Шойер был охотником на людей и по профессии и по призванию. Когда-то он, как, впрочем, и Таггарт, служил разведчиком в армии. В те времена они даже были знакомы, хотя и не испытывали особых симпатий друг к другу. Потом бывший солдат нанимался охранником на крупные ранчо и, наконец, сделался полицейским агентом «Уэллс Фарго» и полномочным судебным исполнителем. Ситуация осложнялась тем, что Сванти не собирался сдаваться по доброй воле, а его противник славился умением доставлять свою добычу живой или мертвой. До сих пор Сванти еще ни разу не приходилось стрелять в человека с кокардой на шляпе, и ему совсем не хотелось сделать почин… даже если целиться придется в Пете Шойера.

Двадцать миль опаленной зноем пустыни отделяли Таггарта от реки Верд, откуда он сейчас держал путь. Однако ехать ему приходилось не по прямой, и потому он проделал все тридцать. Свернув с берега, он поскакал было по тропе Овражьего ручья, но, оказалось, ошибся дорогой и забрался в глухой тупик к северу от Львиной горы. А когда наконец сумел выбраться оттуда и достиг берега Ольхового ручья, то нашел лишь пересохшее песчаное русло и ни намека на воду.