Пророчество Апокалипсиса 2012, стр. 7

Чем этот тип был так важен, Кардифф сказать не могла. Сегодня она видела его лишь во второй раз, а при первой встрече они практически не имели возможности поговорить — только обменялись рукопожатиями. Она гадала, почему это Брэдфорд так неулыбчив, неразговорчив и почему, вопреки ожиданию, он ей симпатичен… Собственная реакция казалась ей по меньшей мере странной.

Перед нынешней встречей президент приватно попросил ее «не наезжать на генерала», и ей подумалось, что по большому счету он прав. В конце концов, если ее вычисления верны, мир движется к внезапному и ужасному концу, и вполне возможно, что скоро они все будут лаять на луну, словно взбесившиеся собаки, а не засиживаться по совещательным кабинетам, до бесконечности забалтывая проблему.

И не исключено, что она и генерал будут изрыгать схожие непристойности. Так что, подумала Кардифф с горькой усмешкой, вряд ли имеет смысл терзать его сейчас когтями своей иронии.

Наконец все расселись, и президент, величаво поднявшись со своего места, взял слово.

Часть IV

8

Сей мир, 1001 год

К полудню следующего дня мы вступили в лежащую к югу область каньонов. Скалы прорезали извилистые, с выветренными стенами ущелья, русла высохших потоков покрывала красноватая глина, и все это, изгибаясь и переплетаясь самым невероятным образом, образовывало причудливый лабиринт.

Я шел рядом со Звездочетом, когда Дымящийся Щит сказал ему, что побывал здесь еще в детстве.

— В то время мой отец, как теперь я сам, был командиром Ягуаров и иногда брал меня с собой на учения, хотя я, конечно, тогда был слишком юн и в воины еще не годился. В ту пору этот край выглядел совсем не так, как сейчас, он был зеленым, здесь текли реки, и воды хватало, чтобы выращивать маис. Не то что теперь, когда боги дождя позабыли про здешнюю землю.

— Чтобы умилостивить этих богов, пролили реки крови, — кивнул Звездочет, — но они отказываются питать землю. Люди вынуждены покидать нажитые места и переселяться дальше на юг, оставляя за собой выжженную солнцем пустыню. Некогда здесь возделывали поля, а сейчас — оглянись вокруг. Всюду кусачие скорпионы, ядовитые змеи и колючие растения.

— Земля смерти, — подхватил Дымящийся Щит.

Звездочет взмахнул рукой, указывая на землю, покинутую как богами, так и людьми.

— Если боги и дальше будут так же скупиться на дожди, как ныне, когда-нибудь даже Толлан обратится в такую же иссохшую пустыню, как эта.

— Ты все время наблюдаешь за грифами, — обратился ко мне через некоторое время Звездочет. — Находишь их интересными?

— Не интересными, Благородный, но пугающими. Они посланники смерти. Их не увидишь до тех пор, пока кто-нибудь не умрет.

— Они убивают только тогда, когда это совершенно необходимо, — сказал Дымящийся Щит.

— Это хорошо или плохо? — спросил я.

— Спроси у тех, кто привязал тебя к дереву и оставил в качестве корма для этих жаждущих крови богов, — ответил Звездочет.

— Они мертвы, все, кроме Теноча.

— Ты получил ответ на свой вопрос? — осведомился Дымящийся Щит.

И пошел вперед, прежде чем услышал мой ответ, которого у меня все равно не было.

9

Два дня мы тащились по гористой местности, то взбираясь на склоны, то спускаясь, и чем дальше на юг, по направлению к Толлану, тем более живой и зеленой становилась земля.

Мои самые ранние воспоминания о стране людей-псов были связаны с ежегодно пересыхавшими ручьями, утыканными шипами кактусами и зарослями колючих кустов всех форм и размеров, заполонивших собой участки, где некогда произрастал маис.

По мере того как высыхала под нашими ногами земля, мы вынуждены были откочевывать все дальше и дальше к югу, в поисках дарующей жизнь воды. Но продвижение на юг неизбежно приводило ко все более частым и кровавым столкновениям с тольтеками.

Прислушиваясь к разговорам Звездочета и воителя-Ягуара, я понял, что и тольтеки были вынуждены отступать все дальше, и не под нажимом моего племени, но тоже из-за того, что менялись условия жизни. Земли, лежавшие к северу, высыхали, оттуда все чаще налетали пыльные бури, и тольтеки уходили все дальше, бросая угодья, уже неспособные приносить достаточный для прокорма урожай.

О том, что боги дождя не были милосердны и к тольтекам, я узнал с удивлением. Среди моих соплеменников владения наших соседей считались зеленым, цветущим земным раем, где стебли маиса тянутся к самому небу, початки достигают человеческого роста, а бобы бывают с голову ребенка.

Когда во время обеденного привала я рассказал об этом Звездочету, он рассмеялся.

— Ну конечно, по сравнению с твоими соплеменниками, пожирающими червей, люди из Толлана живут как боги. Ни одно из племен сего мира не обладает такими богатствами, как тольтеки, хотя в глазах невежественных дикарей все цивилизованные народы выглядят небожителями. Ты сам это увидишь.

Мы прервали разговор, услышав, как Дымящийся Щит поносит Теноча, который снова отказывался от еды да еще и боднул воина, пытавшегося его накормить. За что и был жестоко избит.

— Он скорее умрет, чем унизится, — сказал я вполголоса Звездочету, так, чтобы не слышал Дымящийся Щит.

— За этим дело не станет, умрет он довольно скоро. Если его и пытаются накормить, то лишь для того, чтобы он дожил до жертвоприношения. — В тоне Звездочета я уловил уважение. — Это хорошо, что его удалось захватить живым. Он силен и злобен, и, когда прольется его кровь, это не только поможет ублажить богов дождя, но и избавит нас от злобного зверя и, возможно, опасного врага.

Постепенно стали попадаться деревья, причем не приземистые и корявые, какие встречались в засушливом краю, но средней высоты сосенки, тополя и колючие, но крепкие мескитовые деревья. [6]

Наконец мы спустились с холмов, и моему взору впервые открылась земля тольтеков. Пустыня людей-псов осталась позади, впереди расстилались владения цивилизованных людей.

Перед нами лежал вовсе не буйный тропический лес, каким рисовались моему воображению окрестности Толлана, но земля, где, по крайней мере, росло что-то полезное: вокруг, сколько видел глаз, бесконечные ряды сочной агавы вперемежку с посадками маиса, бобов и перца.

— Здешний край засушливее, чем ближние окрестности Толлана, — сказал мне Звездочет, — но для агавы подходит хорошо. Когда мы подойдем к городу ближе, ты с вершины холма сможешь обозреть поля маиса и бобов, тянущиеся настолько, насколько увидит твой исключительно острый глаз. Но даже этих необозримых полей недостаточно для того, чтобы прокормить наш великий город. И дело не только в том, что боги скупятся на дожди. Просто сейчас в Толлане живет вдвое больше народа, чем еще десять лет назад.

Может быть, агава и не столь щедрый дар богов, как солнце, вода или маис, но пользы приносит очень много. Из стеблей делают обувь, ими кроют крыши сельских домов, из волокон агавы вьют веревки, ткут полотно, плетут корзины, острые шипы идут на иголки, годные и для шитья, и для жертвенных кровопусканий, когда человек жертвует богам собственную кровь.

Как и маис, агава имеет божественную природу, но и эта божественная суть находит практическое применение. Сердцевина растения дает сок, который, перебродив, превращается в октли, нектар богов.

По дороге мое внимание привлекли люди, наносившие удары по зрелым растениям. Звездочет заметил мое любопытство.

— Когда зрелое растение готово зацвести, его протыкают кинжалом, чтобы предотвратить цветение, — пояснил он. — Это называется «кастрацией» растения. «Кастрированное», оно дает больше сока, чем если цветет.

— Мне лишь единожды довелось отведать этого священного сока, — признался я. — От него кружится голова.