Пророчество Апокалипсиса 2012, стр. 42

Когда два коня с пустыми седлами проскакали мимо, Куп подумалось, что они похожи на лишенных всадников Скакунов Апокалипсиса.

Часть XII

44

Сей мир, 1004 год

Мы покинули Тахин с триумфом, причем настроение и у правителя, и у его сестры было несравненно лучше, чем по прибытии. Когда на обратном пути наш отряд пересекал равнину, Ксолотль, повелитель громов и черных туч, швырялся в нас молниями, в то время как бог дождя Тлалок, отворив небеса, излил на нас воды Тлалокана, теплой и сырой обители, где находят упокоение души утопленников.

Правитель в узком кругу проклинал дожди, обходившие стороной наши истосковавшиеся по ним поля, но зато щедро поливавшие здешние, и без того сырые, жаркие земли.

Меньше чем в дневном переходе от Тахина Ксолотль поразил небесным огнем воина из личной стражи правителя. Стоя над телом воина, я громко, чтобы слышали все, сказал правителю:

— Ксолотль являет нам свой гнев из-за того, что он вновь потерпел поражение от брата-близнеца Кецалькоатля. Молния предназначалась тебе, мой повелитель, но твой небесный покровитель тебя уберег.

Это заявление помогло успокоить тех, кто начинал опасаться, что боги вновь лишили нашего правителя своей милости.

Оставив позади равнину, мы вступили в густые джунгли, путь по которым продолжался до самых предгорий, и лишь когда наполовину поднялись по склону, воздух перестал быть жарким, влажным и насыщенным ароматами.

Тахин я покидал уже в новом качестве, официально утвержденный в должности придворного звездочета, что приравнивало меня по положению к верховному жрецу и виднейшим представителям знати. Мне подобало соответствующее рангу одеяние, и, будь у меня такое желание, я мог бы путешествовать в паланкине, хотя, конечно, и скромном по сравнению с паланкином правителя. Но что осталось прежним, так это не дававшие мне покоя мысли. Я оплакивал Цветок, как муж мог бы оплакивать законную супругу, и скучал по Звездочету, как сын мог бы скучать по отцу. И мне было ясно, что город Толлан стал мне родным, единственным местом, которое я мог назвать своим домом.

Я не знал, кем были мои настоящие родители, но таинственные слова и намеки расспрашивавших меня Стражей не шли у меня из головы. Предполагалось, что мне предначертано стать Хранителем неведомо чего, найденного в месте, именуемом Обителью Волшебника. Хранителем чего? Кровоточащего сердца сего мира?

Ай-йо… Все это имело для меня не больше смысла, чем звездный узор на моем животе или тот факт, что родная мать почему-то отказалась от меня, едва не отправив на корм койотам.

Поневоле задумывался я и о том, что в Толлане меня снова может поджидать убийца. И о том, как может быть связано стремление пролить мою кровь с тайной моего рождения и интересом ко мне со стороны Стражей.

Мы уже перевалили через хребет, когда пришло известие, что находящемуся в дневном переходе от нас Холму Ножей угрожает вражеское нападение.

На самом деле речь шла не просто о холме, а о залежах черного камня, извергнутого огненной горой. [30] Добывавшийся там обсидиан являлся одним из самых важных ископаемых сего мира. Его тонкие, острые как бритва пластины высоко ценились не только и не столько из-за своей красоты, сколько потому, что широко применялись в военном деле. Ремесленники изготовляли из них боевые топоры, ножи, наконечники копий и стрел. Утратить контроль над Холмом Ножей было равносильно военному поражению. Вождь, контролировавший Холм, источник драгоценного материала, имел подавляющее преимущество над всеми, кому приходилось полагаться на менее смертоносное оружие. Пока гора принадлежала Толлану, это преимущество оставалось за городом. Чтобы обеспечить себе контроль над горой, Кецалькоатль держал там под началом военного вождя тысячу воинов. Их лагерь находился меньше чем в двух дневных переходах от города, так что при необходимости туда можно было быстро перебросить подкрепление.

Такая необходимость возникла. Нам предстояло встретиться с войском людей-псов, чей воинственный вождь объединил кланы и теперь угрожал захватом обсидианового холма. И вождем этим был Теноч.

Ай-йо… Я начинал понимать, что в жизни все движется по кругу.

Часть XIII

Холм Ножей

45

Мы уже приближались к Холму Ножей, но врага, по донесениям разведчиков, нигде видно не было, что вызвало немалую озабоченность у наших командиров. Ведь мы представляли всего лишь отряд телохранителей, а основные силы должны были подтянуться из города лишь на следующий день. Но мы находились здесь и ничего не знали о противнике. Один лишь правитель не выказывал беспокойства.

Правда, сестру он уже отправил под сильной охраной домой. Она хотела остаться и заявляла, что он не должен подвергать себя риску, отсылая часть личной стражи. Чего-чего, а трусости среди ее недостатков не наблюдалось.

Я был наслышан о Холме Ножей, подлинном чуде сего мира, и воображал себе его в виде священной пирамиды, от которой искусные мастера отщепляют пластины обсидиана. Однако оказалось, что под этим названием объединены склоны нескольких расположенных в сосновом лесу холмов.

Холмы эти вовсе не были утесами из сплошного обсидиана. Черный камень просочился в них, когда боги разгневались и огненные горы извергли потоки раскаленной лавы. Часть ее, застыв на склонах этих холмов, превратилась в обсидиан.

О времени возникновения Холма Ножей не ведал никто. Видимо, это случилось во времена столь давние, что даже Помнящий Историю ничего о них не знал.

По склонам, здесь и там, были разбросаны сотни шахт, по большей части небольших, похожих на колодцы. Обсидиан откалывали от стен такой штольни и вытаскивали на поверхность, где большие осколки подвергали первичному расщеплению, чтобы носильщикам было легче доставить их в Толлан для дальнейшей обработки.

Естественная слоистая структура обсидиана позволяла отщеплять от него тонкие пластины, воздействуя инструментом из твердого камня. Мастеровые вклинивались в щели между слоями, зачастую используя деревянные или костяные клинья, чтобы смягчить воздействие и не расколоть обрабатываемый материал на кусочки, слишком мелкие для использования. Из небольшой части добытого обсидиана простейшие изделия, например ножи или наконечники стрел, изготавливались на месте, остальное отправлялось в город на спинах носильщиков.

Добыча обсидиана являлась монополией правителя: предполагалось, что доходы от этого должны покрывать расходы на содержание караульного отряда.

Доставленные в город осколки обсидиана продавали ремесленникам, а уж те превращали каменные заготовки в оружие и инструменты: ножи, наконечники копий и стрел, острые вставки для рубящих граней мечей и боевых топоров, а также бритвенные лезвия, зеркала, украшения и прочую домашнюю утварь.

Торговля предметами мирного назначения не ограничивалась, а вот оружие иноземцам продавать запрещалось. Исключение делалось для союзников Толлана, но даже им оружие поставлялось в ограниченном количестве.

На Холме Ножей находились крупнейшие залежи обсидиана сего мира, и вождь, под чьим контролем они оказывались, получал в свои руки грозный арсенал. Когда Холмом владел Теотиуакан, все окрестные племена платили ему дань.

Сейчас эти запасы контролировал правитель Толлана.

Я присматривался к работе добытчиков камня, когда ко мне подошел придворный оружейник. Для тольтека он был очень смуглым, и его белоснежное, с золотым шитьем, хлопковое облачение контрастировало с темной кожей. Как и все воины, он носил сандалии с высокой, до колен, ременной шнуровкой.

— Когда видишь Холм Ножей впервые, это разочаровывает, да? Зная, какое значение он имеет, люди представляют его себе чем-то вроде Церемониального центра города. Трудно поверить, что боги могли сотворить нечто столь значимое, но столь неприглядное. Некоторые считают, будто работники на Холме просто прогуливаются и поднимают со склона обломки, уже имеющие форму кинжалов, наконечников копий и всего прочего, что делают из обсидиана. Но на деле, как ты сам видишь, обсидиан извлекают из-под земли, и добытые пластины нуждаются в обработке. Клинки создаем мы, а вовсе не бог огня.