Пророчество Апокалипсиса 2012, стр. 39

Целью игры было вывести мяч за горловину площадки с обороняемой противником стороны. Добившись этого один раз, игрок зарабатывал очко. Тот, кто получал первым три очка, объявлялся победителем.

Обращение с мячом оговаривалось строжайшими правилами. Игроки имели право наносить удары ступнями, коленями, бедрами, ягодицами и плечами, а вот прикасаться к нему руками было запрещено.

В игре использовались мячи разного размера и веса. На некоторых игровых площадках на высоте закрепляли каменные кольца, и тогда цель игрока заключалась в том, чтобы забросить мяч в такое кольцо. Однако в таких партиях использовались облегченные мячи, примерно вдвое меньше мяча-черепа, находившегося на площадке сейчас. Он весил около десяти фунтов, гораздо больше, чем мячи, использовавшиеся в обычных играх.

Большой вес мяча-черепа добавлял игре риска. Удар бедром считался одним из самых мощных и безопасных, поскольку бедра защищались деревянным обручем, однако поймать мяч на бедро было не так-то просто. Попасть по нему стопой, коленом или локтем было легче, но при этом ничего не стоило сломать кость, а стало быть, лишиться и жизни, ибо продолжить игру со сломанной рукой или ногой никто бы не смог.

Более мощным и эффективным, чем удар бедром, считался только один, трудновыполнимый прием — поднырнуть под мяч и, резко выпрямившись, ударить его плечом. Но в Игре черепа такой прием почти не использовался, ибо тяжелый мяч редко оказывался на достаточной для этого высоте. Следовало иметь в виду, что летящий на полной скорости мяч, угодив в игрока, наносил удар, равный по силе удару боевой палицы.

Попадание в голову могло лишить сознания, а то и убить на месте, а удары в грудь или живот бывали чреваты переломами ребер и такими повреждениями внутренних органов, что они запросто могли привести к смерти. Причем это относилось к обычному мячу, весившему втрое меньше, нежели мяч-череп. Мяч-череп воистину являлся смертоносным орудием.

Ай-йо… Я не мог не беспокоиться за своего правителя. Тлачтли именовали игрой-войной, поскольку игровая площадка уподоблялась полю боя, на котором разворачивалась схватка не на жизнь, а на смерть.

Борьба вокруг мяча становилась еще более яростной, когда оба игрока старались не столько провести мяч через поле соперника, сколько ловким и метким ударом вывести из игры самого соперника. В данном случае было очевидно, что и тот и другой придерживаются именно такой тактики. Оба стремились добиться быстрой победы, покалечив или убив противника.

Ай-йо… Хоть Игра черепа и заканчивалась смертью побежденного, предполагалось, что проходить она будет как обычное состязание. Однако то, что происходило на площадке, напоминало уже не игру, а смертельный бой или поединок.

Довольно скоро я заметил, что дыхание нашего правителя сделалось чаще, чем у его молодого соперника, хотя лицо его оставалось непроницаемым. Ни немыслимое напряжение, ни усталость, ни боль от попаданий тяжелого, твердого мяча никак на нем не отражались.

Стояла жара, и оба игрока вдобавок ко всему исходили потом.

Зверские — именно это слово казалось мне подходящим для описания ударов мяча, по твердости почти не уступавшего камню.

Кецалькоатль первым выиграл очко, но потом Тицок отыграл подряд два, получив явное преимущество. И хотя правитель делал все возможное, чтобы не выказать слабину, я понимал, что жара и усталость начинают брать над ним верх.

Я покосился на его сестру и увидел, что она даже не пытается скрыть овладевших ею страха и напряжения.

Неожиданно Тицок с разбегу налетел на правителя и толкнул его корпусом, сбив с ног. Это было нарушением правил, запрещавших игрокам ударять друг друга чем-нибудь, кроме мяча.

Принц поднял глаза туда, где сидела сестра правителя, и бросил на нее торжествующий взгляд. Ее ответный взгляд был полон испепеляющей ненависти.

Кецалькоатль медленно поднялся на ноги и, хромая, направился на свое место, чтобы возобновить игру. Его наколенник сбился, по ноге текла кровь. Я понял, что именно случилось. Противник не просто налетел на него, но и ударил снизу вверх в колено — прием, оставшийся незамеченным зрителями, потому что почти никто из них не опускал глаза так низко. Подлый прием… бесчестный.

Наш правитель имел право потребовать от правителя Тахина остановить игру и засчитать победу ему, и я взмолился о том, чтобы он так и сделал. Но Кецалькоатль предпочел продолжить. Он стремился к чистой победе и не желал, чтобы ее подвергали сомнению, толкуя о том, будто более могущественный правитель потребовал признать его победителем у зависимого вождя, который не осмелился ему отказать.

Игра возобновилась, и Кецалькоатль после обмена ударами ошеломил противника, метнувшись к нему, завладев мячом и совершив неожиданный для Тицока маневр.

Подбросив мяч достаточно высоко, наш правитель поднырнул под него и в прыжке ударил плечом. Удар, в который вкладывалась вся сила тела, был самым мощным из всех возможных в игре, однако в данном случае имело значение и то, куда он был нацелен. Кецалькоатль имел возможность направить мяч в конец игровой площадки и выиграть очко. Однако он предпочел отбросить его ударом плеча прямо в лицо Тицоку.

Ай-йо! Это было все равно как если бы ему досталось по лицу палицей. Нос его превратился в кровавую лепешку. Не устояв на ногах, принц повалился на бок на игровую площадку, согнулся пополам, схватившись за живот, но тут же попытался перекатиться и встать.

Но Кецалькоатль, снова завладевший мечом, с короткого расстояния направил его ударом ноги принцу в голову.

Тицок рухнул навзничь. Его голова и живот кровоточили, глаза были открыты, но остекленели. Тело извивалось, словно у обезглавленной змеи.

Правитель, победоносно завершив игру, вернулся к телу Тицока, встал над ним и торжествующе потряс кулаками над головой.

Толпа ликующе взревела и начала снова и снова скандировать:

— Накорми богов! Накорми богов!

Правитель Тахина извлек сверкающий, украшенный самоцветами обсидиановый меч и передал его Кецалькоатлю.

Наш правитель обошел вокруг распростертого Тицока и воздел меч над головой, показывая толпе.

— Крови! — требовали, беснуясь, зрители. — Накорми богов!

Тицок, со все еще остекленевшим взглядом, приподнялся на четвереньки, но встать на ноги не смог. Кецалькоатль возвышался над ним с мечом в руке. Помедлив, правитель поднял взгляд.

Я посмотрел на его сестру. И был потрясен выражением ее лица. Она была охвачена испепеляющей страстью. Выражение лица красавицы было таким, каким оно бывает у женщины, доведенной до экстаза на ложе любви.

Кецалькоатль снова повернулся к противнику. Тицок все еще пытался подняться, но не мог и стоял перед победителем на четвереньках, как пес.

Кецалькоатль поднял меч.

Кецалькоатль облачался в свое великолепное парадное одеяние, когда я вошел в воздвигнутый для него рядом с игровой площадкой шатер. Его паланкин стоял снаружи, а телохранители строились, чтобы сопроводить правителя в триумфальном шествии по полным народа улицам Тахина.

— Ты был прав, юный звездочет. Мой личный небесный покровитель был со мной на игровом поле. Не просто его брат Ксолотль, нет, я чувствовал, что сам Кецалькоатль вселился в меня. Он овладел моим телом и направлял каждое мое движение. Когда моих собственных сил стало недоставать, он влил в меня свою мощь, придал мне свою быстроту.

— Звезды не лгут, мой повелитель.

— Звездочет не раз говорил мне это. А еще дома, в Толлане, он часто повторял, что ноги уже отказывают ему, не позволяя сопровождать меня в дальних походах, а перед глазами все расплывается. Это он предложил мне взять тебя с собой в Тахин и сделать придворным звездочетом. Он обещал, что будет наставлять тебя и помогать тебе, пока жив, и заверил, что ты необычайно одарен и сослужишь мне хорошую службу. Я последовал совету старого друга и, как всегда, остался доволен. Ведь он был и моим наставником.