Кусака, стр. 34
– Предложение остается в силе неделю. Где меня найти, знаешь. – Кейд снова включил улыбку на полную мощность. – Сколько я тебе должен?
Коди сверился со счетчиком.
– Двенадцать семьдесят три.
Кейд открыл бардачок. Сыпняк лизнул его в руку. В бардачке лежал автоматический пистолет сорок пятого калибра с запасной обоймой. Кейд извлек скатанную в шарик двадцатку. Бардачок захлопнулся.
– Держи, мужик. Сдачу оставь себе. Там, внутри, еще кое-что для тебя.
– Он включил мотор. Мерседес ровно, утробно заурчал. Столбняк заволновался, поднялся на прямых лапах с заднего сиденья и гавкнул Коди в лицо. Он учуял сырое мясо. – Подумай, – сказал Кейд и, визжа сдираемой резиной, умчался.
Коди проводил глазами уносящегося на юг Кейда и развернул двадцатку. Внутри оказался заткнутый пробкой крохотный флакончик, а в нем – три желтоватых кристалла. Коди знал, как выглядит крэк, хотя ни разу не накачивался этой дрянью.
– Все нормально?
Испуганный Коди кинул флакончик в нагрудный карман, приютив кристаллы кокаина под звездочкой «Тексако». Примерно в шести футах позади него стоял Мендоса.
– Ага. – Коди вручил двадцатку хозяину. – Сдачу он велел оставить себе.
– И еще что?
– Да просто язык чесал. – Коди прошел мимо Мендосы к гаражу, пытаясь про себя разобраться, что к чему. Шесть сотен в месяц казались притягательными, как ледяная рука посреди домны. В чем проблема? спросил он себя. Несколько часов ночной работы, фараонам уже уплачено, есть шанс при желании примкнуть к делам Кейда. Почему я не сказал «да» сразу, здесь, сейчас?
– А знаешь, куда отправляются его машины? – Мендоса пришел следом за Коди и теперь опирался о блочную стену.
– Не-а.
– Знаешь, знаешь. Года два или три назад в Форт-Уорте в багажнике машины нашли наркаша с перерезанным горлом и пулей между глаз. Машина стояла перед Сити-Холл. Само собой, без номеров. Как ты думаешь, откуда она взялась?
Коди пожал плечами. Но он знал.
– А до того, – продолжал Мендоса, сложив на груди крупные смуглые руки, – в Хаустоне подложили бомбу в пикап. Фараоны считают, что она должна была отправить на тот свет юриста, который работал на отдел по борьбе с наркотиками… но вместо него на кусочки разнесло женщину с ребенком. Как ты думаешь, откуда взялся тот грузовичок?
Коди взял пневматический гаечный ключ.
– Не надо читать мне мораль.
– Да я не к тому. Просто не вздумай хоть на минуту поверить, будто Кейд не знает, как используют его машины. Это только в Техасе – а он рассылает их по всей стране!
– Я просто перекинулся с ним парой слов. Закон этого не запрещает.
– Я знаю, чего ему от тебя надо, – твердо сказал Мендоса. – Теперь ты мужчина и можешь поступать, как вздумается. Но вот что я должен тебе сказать: мужчина отвечает за свои поступки. Это давным-давно внушил мне мой отец.
– Вы мне не отец.
– Нет, не отец. Но ты рос у меня на глазах, Коди. Знаю-знаю – Отщепенцы и все такое прочее… но это ерунда по сравнению с тем, во что тебя может втравить Кейд…
Коди нажал на курок пневматического ключа, и между стенами эхом пошел гулять пронзительный визг. Повернувшись спиной к Мендосе, парнишка принялся за работу. Мендоса хмыкнул. Черные глаза стали мрачно задумчивыми. Коди ему нравился – Мендоса знал, что он умный парень и, помозговав, может стать не последним человеком. Но Коди изуродовал его сволочной папаша, парень позволил отраве старика просочиться в свои жилы. Мендоса не знал, что ждет Коди впереди, но боялся за юношу – слишком много жизней было у него на глазах растрачено впустую ради легкого золота Кейда.
Он вернулся в офис, включил радио и поймал испанскую музыкальную станцию из Эль Пасо. Около девяти мимо будет проезжать рейсовый автобус, направляющийся из Одессы в Чихаухау. Шофер всегда останавливался возле бензоколонки Мендосы, чтобы пассажиры могли купить в автоматах лимонад и конфеты. Потом шоссе N 67 опустеет (разве что проедет случайный грузовик), асфальт под звездным простором начнет остывать. Тогда, закрыв бензоколонку на ночь, Мендоса вернется домой и как раз успеет к позднему обеду и партии-другой в шашки со своим дядей Лазаро, который живет с супругами Мендоса на Первой улице Окраины, пока тикающие на стене часы в конце концов не подгонят время к ночи. Возможно, сегодня ему приснится, будто он гонщик, который с ревом носится вокруг грязных следов своей юности. Но, скорее всего, снов он не увидит.
Так минует очередная ночь, настанет очередной день. Мендоса понимал: так проходит жизнь человеческая.
Он прибавил громкость, слушая резкое пение труб музыкантов-марьячи и изо всех сил старался не думать о возившемся в гараже парнишке, который стоял на перепутье, и никто на свете не мог помочь ему осилить эти дороги.
16. ПУЛЬС ИНФЕРНО
Тени росли.
На скамейках перед «Ледяным Домом» сидели с сигарами и трубками старики, беседуя о метеорите. Слыхал от Джимми Райса, сказал один. А Джимми узнал от самого шерифа. Вот что я вам скажу – мне семьдесят четыре сравнялось не для того, чтоб меня пришибла какая-то каменюка из этого ихнего космоса, будь ей пусто! Еще немного – и свалилась бы она, окаянная, прямо нам на голову!
Все согласились, что чудом избежали гибели. Они поговорили о вертолете, который так и стоял посреди Престон-парка, изумляясь, как эдакой штуке удается летать, и на вопрос «Эй, залез бы ТЫ в такую?» все в один голос ответили: «Черт, я еще из ума не выжил!» Потом разговор плавно перешел на новый бейсбольный сезон – выиграет команда южан серию? «Когда рак свистнет, после дождичка в четверг!» – проворчал один из них, жуя окурок сигары.
В «Салоне красоты» на Селеста-стрит Ида Янгер укладывала на гель мышино-каштановые волосы Тэмми Брайант, болтая не о метеорите и не о вертолете, а о двух красавчиках, которые на нем прилетели. «Пилот – тоже мужичок что надо», – сказала Тэмми, которая видела его, когда он зашел в «Клеймо» за гамбургером и кофе – они с Мэй Дэвис, разумеется, почувствовали, что им совершенно необходимо забежать туда перекусить. «Видела бы ты, как эта дрянь Сью Маллинэкс крутилась по всему кафе! – по секрету сообщила Тэмми. – Стыд, да и только!»
Ида согласилась, что Сью – самая наглая стерва из всех давалок, какие являлись на свет Божий. А задница у Сью все растет да растет – вот, кстати говоря, что бывает, если трахаться слишком часто.
– Нимфоманка, – сказала Тэмми. – Простая нимфоманка.
– Да уж, – ответила Ида. – Простая, как мычание.
И обе прыснули.
На Кобре-роуд, за магазином готового платья «Выгодная покупка», почтой, булочной и «Замком Мягких Обложек», мужчина средних лет, щуря глаза за очками в тонкой металлической оправе, сосредоточенно протыкал булавкой брюшко небольшого коричневого скорпиона, которого утром нашел в опрысканной «Рейдом» кухне. Мужчину звали Ной Туилли, он был бледным и тощим, прямые черные волосы уже тронула седина. Тощие пальцы Ноя проткнули скорпиона булавкой и приобщили к коллекции прочих «дам и господ» – скорпионов, жуков, ос и мух, пришпиленных к черному бархату под стеклом. Ной сидел у себя в кабинете. Тридцать ярдов отделяли сложенный из белого камня дом Туилли от кирпичного здания с витражным стеклом в окне, гипсовой статуей Иисуса меж двух гипсовых же кактусов и вывеской «Городское похоронное бюро».
Отец Ноя умер шесть лет назад, оставив сыну свое дело – сомнительная честь, поскольку Ной всегда хотел быть энтомологом, – и он лично удостоверился, что отца похоронили в самой жаркой точке Юккового Холма.
– Нооооой! Ной! – От пронзительного крика спина Туилли окостенела. – Сходи, принеси мне кока-колы!
– Минутку, мама, – отозвался он.
– Ной! Моя передача началась!
Ной устало поднялся и прошел по коридору к комнате матери. Мать, одетая в белый шелковый халат, сидела, опираясь на белые шелковые подушки в кровати под белым балдахином. Лицо, казавшееся под толстым слоем белой пудры маской, обрамляли крашеные огненно-рыжие волосы. На экране цветного телевизора крутилось «Колесо Фортуны».