Путь воина, стр. 45

Широкоплечий индеец, стоявший ближе всех ко мне, начал говорить. Язык показался мне знакомым.

— Вы катоба? — спросил я на его языке.

Они тут же что-то наперебой заговорили, пока наконец первый индеец не поднял руку, требуя тишины.

— Ты знаешь наши слова. Почему ты, бледнолицый человек, говоришь на нашем языке?

— У меня есть друг, — объяснил я, — который дружил еще с моим отцом, прежде чем я родился. Его звали Уа-га-су. Многие катоба сражались на нашей стороне.

— Уа-га-су сильный человек, великий воин. Я знаю.

— Вы зашли далеко от дома, — сказал я. — Чем я вам могу помочь?

— Едой, — ответил он. — Мы очень голодны.

— Пойдемте, — сказал я, — идите рядом, чтобы они знали, что вы — друзья.

Вне всякого сомнения, мне снова крупно повезло, потому что теперь мы отправимся в долгое путешествие к берегам Стреляющего ручья не одни. Этим индейцам из племени катоба явно было с нами по пути.

Глава 20

Наш путь домой обещал быть трудным и извилистым, потому что у катоба, как и у нас, тоже были враги. Индеец рассказал мне о том, что после гибели моего отца набегов не было. Сенеки ждут подходящего случая.

— Они придут, — сказал он, — потому что они хотят узнать, так ли сильны сыновья, как был силен их отец.

— Пусть лучше отдыхают в своих вигвамах у костров, — отозвался я. — Мы не хотим больше убивать.

Индеец подбросил несколько веточек в маленький костерок.

— Старые люди знают, что времена меняются, и они будут рады миру, но как быть с молодыми, с теми, кто хочет испытать себя? С кем еще мериться силой, как не с сыновьями Барнабаса?

Утром мы спустим на воду «Абигейл». Катоба нам помогут. Всего их было шестеро молодых, сильных мужчин. Только трое сразу подошли к нашему костру, а остальные держались в стороне, наблюдая. Если бы они знали, что я сын Барнабаса, то вышли бы все сразу. Разве не были катоба друзьями того бледнолицего? Да и как могли сыновья Барнабаса не знать об этом?

— Многие белые люди не знают, что катоба — друзья, для них все индейцы одинаковы. Так что будьте осторожнее с теми, к кому подходите.

Катоба улыбнулся.

— Мы подходим к человеку, когда он один. Если один человек не друг, его легче убить, чем многих.

Они посмотрели на Диану.

— Она твоя женщина?

— Завтра она станет моей. Вы пришли вовремя.

— Что они говорят? — спросила Диана.

Широко улыбаясь, я повторил ей их вопрос и свой ответ. Она сильно покраснела.

— Ты только меня не спросил!

— Как? Я же спрашивал!

— Но не о том, когда мы поженимся. Завтра нельзя. Я не готова.

— Джон Тилли, — объяснил я, — не только капитан корабля, он еще и священник Господа нашего. И, будучи им, он когда-то поженил моих отца и мать. Теперь он может поженить нас.

Завтра мы спустим на воду его корабль. Он не может задерживаться на берегу. Было бы слишком рискованно полагаться на погоду, хотя до сих пор нам очень везло. Даже самый небольшой ветер может нанести столько песка, что «Абигейл» уже никогда не удастся сдвинуть с места.

Сожалею, что нам приходится так спешить, но, на мой взгляд, будет правильно пожениться завтра. Ведь не хочешь же ты, в самом деле, отправиться в путешествие по лесу с мужчиной, не будучи при этом его женой.

— Ты уже все решил, да? Или, может, боишься, что я могу передумать?

— Если хочешь передумать, — сказал я, теряя терпение, — сейчас самое время. Капитан Тилли отвезет тебя домой. Он как раз собирался сделать остановку недалеко от Шомата, так что будет просто счастлив доставить тебя туда.

Один из индейцев задал мне вопрос, я ему ответил, после чего катоба восхищенно уставились на нее, издавая удивленные возгласы и понимающе кивая.

— Что на этот раз? — строго спросила Диана.

— Они хотели узнать, сколько одеял я отдал за тебя.

— Одеяла? За меня?

Усмехнувшись, я продолжал:

— Я сказал, что мне пришлось выложить пять мушкетов, сотню фунтов свинца, бочонок пороха и десять одеял.

— Но это же неправда! — запротестовала она. — Ты же ничего…

— Ш-ш, тише! — взмолился я. — Для них это огромная цена. Я сказал им, что ты дочь великого вождя, мудрого человека, и еще, что ты — мудрая женщина, травница и знахарка. По их меркам ты весьма важная птица.

— А по твоим, стало быть, нет?

— Разумеется, и по моим тоже! Я же хочу, чтобы они тебя уважали, а для этого должен говорить с ними на том языке, который им близок и понятен. Теперь они считают тебя принцессой.

Утром, еще до рассвета, мы собрались на берегу, чтобы снять «Абигейл» с отмели. Вода из трюма была откачана полностью, и кое-что из груза было перевезено на берег. Корабль еще не успел увязнуть в песке, так что мы привязали к шлюпке свободный конец линя, после чего двенадцать сильных гребцов налегли на весла, и работа закипела. Утро было уже в самом разгаре, когда нам наконец удалось снять корабль с мели и отбуксировать его от берега. Когда весь товар погрузили обратно, день уже клонился к вечеру и можно было ставить паруса. «Абигейл» стояла на якоре у берега, на котором нам с Дианой было суждено обвенчаться.

Я никогда не забуду этой картины. Длинный белый пляж, сверкающий на солнце, рядом бескрайние просторы океана, скудная островная растительность, обступившая нас горстка английских моряков и шестеро индейцев-катоба.

Когда дело было сделано, Джон Тилли на прощанье протянул Диане руку, но, проигнорировав этот жест, она нежно поцеловала его. Мы задержались еще ненадолго, произнося слова прощания, а Диана попросила передать весточку ее отцу, которого мы надеялись в скором времени увидеть. Шлюпка отчалила от берега, и вскоре моряки поднялись на борт своего корабля.

Мы помедлили еще немного, желая убедиться, что с судном все в порядке. Вот уже ветер надул паруса, и корабль стал удаляться от берега, взяв курс в открытое море. Затем мы отправились в глубь острова, туда, где катоба оставили свое каноэ, и только один раз оглянулись назад. Там на фоне вечерней зари виднелись лишь стеньги да верхушки мачт.

Диана молчала. Она вверила себя человеку, о котором почти ничего не знала. Шестерых индейцев она и вовсе видела в первый раз.

Большое каноэ было сделано из березовой коры. На таких плавали гуроны, и они были намного лучше тяжелых, выдолбленных из цельного бревна пирог ирокезов. Мне не составило труда догадаться, что это каноэ, скорее всего, было захвачено в качестве трофея.

Внутренние воды были спокойны, и мы довольно быстро добрались до залива, известного под названием Синепукстент. Катоба, великие воины и следопыты, торопились поскорее возвратиться домой. Переправившись через залив, откуда снова открылся вид на море, мы вошли в устье реки.

На ночь было решено расположиться в лесной чаще, где сосны перемежались с другими деревьями, а одному из индейцев удалось убить оленя, осмелившегося спуститься в сумерках на водопой.

На рассвете мы продолжили путь против течения, пока река наконец не стала настолько мелкой, что нам пришлось идти пешком по воде и тащить каноэ. Река брала начало в болоте, называемом Покомок, через которое мы также переправились. Мы продвигались вначале на юго-запад, затем вверх по течению еще одной протоки, все это время таща лодку волоком. Мало-помалу мы поворачивали прямо на запад. В здешних лесах водилось много дичи, а вот следов пребывания индейцев почти не было заметно.

Добравшись до широкого залива, мы поплыли по нему, пока не вошли наконец в устье другой реки.

Мы с Дианой разговаривали очень мало, индейцы и вовсе молчали, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами, настороженно прислушиваясь к звукам леса. Время от времени я брался за весло, имея кое-какой опыт в управлении каноэ.

Сойдя на берег с «Абигейл», я был достаточно хорошо вооружен: у меня был мушкет, два пистолета, порох и пули. Мы также прихватили с собой с корабля большой запас продуктов, чтобы как можно меньше времени тратить на охоту.