Асканио, стр. 104

И Бенвенуто сам разразился смехом, но таким резким, таким жутким, что Паголо задрожал от ужаса.

— Учитель, учитель! — вскричал подмастерье, чувствуя, что острие кинжала щекочет ему горло. — Это не я! Это она! Да, она сама увлекла меня!

— Клевета, предательство, трусость! Когда-нибудь я сделаю скульптурную группу из этих трех чудовищ, и на нее страшно будет взглянуть. Так, значит, это она тебя увлекла? Несчастный! Не забывай, что я находился здесь и все слышал.

— О Бенвенуто, — умоляюще сказала Катерина, — разве вы не понимаете, что он лжет?

— Да, — ответил Бенвенуто, — я прекрасно понимаю, что он лжет, как и лгал, обещая жениться на тебе, но будь покойна: он получит сполна за эту двойную ложь.

— Что ж, накажите меня, — воскликнул Паголо, — но будьте милосердны, не убивайте!

— Ты лгал, говоря, что она тебя увлекла?

— Да, лгал, виноват я сам; но я безумно ее полюбил, вы сами знаете, учитель, до чего доводит человека любовь.

— И ты лгал, говоря, что готов жениться на ней?

— Нет, учитель, на этот раз я не лгал.

— Значит, ты действительно любишь Скоццоне?

— Да, я люблю ее! — ответил Паголо, понимая, что сила страсти — единственное оправдание в глазах Челлини. — Я люблю ее, — повторил он.

— Ты, значит, утверждаешь, что не лгал, обещая жениться на ней?

— Не лгал, учитель.

— Ты сделал бы ее своей женой?

— Да.

— Отлично! Так бери Катерину, я отдаю ее тебе.

— Что вы сказали? Вы пошутили?

— Нет, Паголо, я никогда еще не был так серьезен. А если не веришь, погляди на меня.

Паголо робко взглянул на Челлини и по выражению его лица увидел, что он каждую минуту может превратиться из судьи в палача. Юноша со вздохом опустил глаза.

— Сними это кольцо, Паголо, и надень его Катерине.

Подмастерье послушно исполнил первое приказание.

Бенвенуто сделал Катерине знак, девушка подошла.

— Протяни ему руку, Скоццоне, — велел Челлини.

Скоццоне повиновалась.

— Делай то, что тебе приказано, Паголо, — продолжал Бенвенуто.

Паголо надел Катерине кольцо.

— А теперь, когда обручение закончено, приступим к свадьбе, — предложил Бенвенуто.

— К свадьбе! — прошептал Паголо. — Какая же это свадьба? Для свадьбы нужны священник и нотариус.

— Прежде всего нужен контракт, — возразил Бенвенуто, вынимая из кармана бумагу. — А он уже готов, остается вписать имена.

Он положил контракт на стол и протянул Паголо перо:

— Пиши.

— Я в ловушке, — пролепетал подмастерье.

— Что, что такое? Как ты сказал? — спросил Бенвенуто, не повышая голоса, хоть в нем и прозвучала угроза. — Ты говоришь о ловушке? Но где ты видишь ловушку? Разве я насильно толкнул тебя в комнату Скоццоне? Разве это я посоветовал сделать ей предложение? Ну так и женись, Паголо! А когда станешь ее мужем, наши роли переменятся: если я зайду к Катерине, ты пригрозишь мне дуэлью, а я испугаюсь.

— Ах, как это было бы смешно! — воскликнула Катерина, мгновенно переходя от дикого ужаса к безумному веселью и покатываясь со смеху при мысли о таком обороте событий.

Паголо немного оправился от страха и, ободренный смехом Катерины, стал относиться более спокойно ко всему происходящему. Подумав, что учитель просто запугивает его, чтобы принудить жениться, — женитьба являлась бы слишком трагической развязкой для комедии, — он решил отвертеться от навязываемого ему брака и повел себя более твердо.

— Ну что ж! — воскликнул он весело в тон настроению Скоццоне. — Я согласен, что положение получилось бы довольно забавное, но, к сожалению, этого никогда не будет.

— Как — не будет?! — вскричал Бенвенуто, пораженный не менее льва, увидевшего, что на него собирается напасть лисица.

— Да, не будет, — продолжал Паголо. — Уж лучше я умру! Лучше убейте меня!

Едва Паголо произнес эти слова, как Челлини одним прыжком очутился подле него. Юноша увидел блеснувшее лезвие и быстро отскочил в сторону. Кинжал пролетел мимо и, слегка задев ему плечо, врезался на два дюйма в деревянную обшивку стены — с такой силой метнул Челлини оружие.

— Я согласен! — закричал Паголо. — Пощадите! Я сделаю все, что вы прикажете!

И, пока Бенвенуто с трудом вытаскивал из стены кинжал, Паголо подбежал к столу и быстро подписал лежащий на нем контракт. Все это произошло так быстро, что Катерина даже не успела вмешаться.

— Благодарю вас, Паголо, за честь, которую вы мне оказываете, соглашаясь назвать своей женой, — сказала она, вытирая навернувшиеся от страха слезы и в то же время подавляя невольную улыбку. — Но мы должны объясниться. Я выслушала вас, выслушайте же и вы меня: вы только что отказывались жениться на мне, а теперь я отказываю вам. Я говорю это вовсе не для того, чтобы вас унизить. Нет, Паголо, я просто не люблю вас и предпочитаю вовсе не выходить замуж.

— Тогда он умрет, — холодно проговорил Челлини.

— Бенвенуто, но ведь я же сама отказала ему!

— Он умрет, — повторил Бенвенуто. — Пусть никто не посмеет сказать, что оскорбивший меня мужчина избежал наказания!.. Готов ли ты умереть, Паголо?

— Катерина, — вскричал подмастерье, — я люблю вас! Я всегда, всегда буду вас любить! Ради бога, сжальтесь надо мной! Подпишите контракт! Будьте моей женой, Катерина, на коленях умоляю вас!

— Ну, Скоццоне, решай скорей, — сказал Челлини.

— А не слишком ли сурово поступаете вы со мной, учитель? — сердито спросила Катерина. — Ведь я так вас любила и, право, мечтала совсем о другом!.. О господи! Поглядите вы на него! Что за физиономия! — воскликнула девушка, вновь переходя от грусти к веселью. — Сию же минуту перестаньте хмуриться, Паголо! Иначе я никогда не соглашусь быть вашей женой. Ох! Ну до чего же вы сейчас потешны!

— Спасите меня, Катерина, а уж тогда, если хотите, мы вместе посмеемся!

— Ну что с вами поделаешь! Если вы уж так этого хотите…

— Да, я очень, очень этого хочу! — вскричал Паголо.

— Вам известно, кем я была и кем осталась?

— Да, я все знаю.

— Значит, я не обманываю вас?

— Нет.

— И вы не будете жалеть, что женились на мне?

— Нет, никогда!

— В таком случае, по рукам. Все это очень странно, и я не ожидала, что буду вашей женой, но ничего не поделаешь.

Скоццоне взяла перо и, как подобает покорной супруге, подписалась под именем своего мужа.

— Благодарю тебя, Катерина, дорогая! — воскликнул Паголо. — Вот увидишь, каким хорошим мужем я буду!

— А если он забудет о своем обещании, — добавил Бенвенуто, — напиши мне, Скоццоне, и, где бы я ни находился, я приеду, чтобы освежить его память.

С этими словами Бенвенуто, глядя в упор на подмастерье, спрятал кинжал, взял со стола подписанный обоими супругами контракт, аккуратно сложил его вчетверо и сунул в карман; затем, обращаясь к Паголо, проговорил со свойственной ему беспощадной иронией:

— Теперь, дружище Паголо, вы с Катериной муж и жена, но только перед людьми, а не перед богом, потому что церковь еще не освятила вашего союза. Поэтому твое присутствие здесь противно всем законам, и божеским и человеческим. Прощай, Паголо.

Паголо побледнел как смерть: но Челлини повелительно указал ему на дверь, и юноша, пятясь, вышел.

— Только вам, Бенвенуто, и могла прийти такая мысль! — хохоча как безумная, сказала Катерина и, пока еще Паголо не успел закрыть за собой дверь, крикнула: — Я отпускаю вас, Паголо, потому что так принято, но будьте покойны, клянусь пресвятой девой, что, как только вы станете моим мужем, все другие мужчины, в том числе и Бенвенуто, найдут во мне лишь верную вам супругу!

И, когда дверь захлопнулась, она весело воскликнула:

— О Челлини! Ты дал мне мужа, но зато освободил меня от него на сегодня. Что ж, спасибо и на этом. В конце концов, ты должен был меня чем-нибудь вознаградить.

Глава двадцать первая

Война продолжается

Через три дня после описанной выше сцены в Лувре разыгралась сцена другого рода.