Мужчина без проблем, стр. 22

Но инцидент с пощечиной принес некоторое облегчение моей душе и освободил меня от части той злости, которую я испытывал. Но это была не совсем злость, а скорее мужское чувство, которое снова поднялось во мне, сильное, физическое влечение, испытываемое мною к этой женщине. Все случившееся возбудило меня и заставило сильнее сжать челюсти.

Нана Мадуро! И тот человек с худым лицом в баре, который нанял меня освободить ее от этого — как бишь его зовут? — Веттерлинга!

Нана Мадуро, полуиспанка и полуирландка, в которую я влюбился в семнадцать лет и которую так страстно желал! Ради нее я убил человека, за что меня приговорили к повешению. Он был опасным и очень влиятельным сеньором в Мексике, но я думаю, что мало кто огорчился, когда его не стало. Это мне помогло, казнь заменили пожизненным заключением, а через два года я убежал и скитался в горах, а еще через два года узнал, что все документы пропали, и я снова стал свободным как птица.

В свои пятнадцать лет Нана Мадуро была вполне сложившейся женщиной и телом и духом, но еще невинной, что причиняло ей беспокойство.

А я в семнадцать оставался мальчишкой по мозгам и темпераменту, хотя успел стать грубым и сильным. Искал золото, умел охотиться и ездить верхом. Вот, пожалуй, и все.

Сейчас, когда прошло семь лет, все изменилось. Нана расцвела и превратилась в великолепную женщину. На мою же долю за эти годы выпало много бед. Теперь я разъезжал вооруженным до зубов и всегда один, нанимался сражаться за деньги и сдавал внаем свое мастерство и оружие.

Я три дня скитался по холмам и не видел ни одной живой души, хотя смотрел на окружающий мир не только невооруженным глазом, но и в бинокль. И я многое увидел и понял.

Вишневый ручей оказался чудным местом, где под ветром развевались душистые травы высотой по колено и цвели дивной красоты цветы. Даже сухие участки поросли кустарником и высохшие на вид растения пустыни представляли собой неплохой корм для овец и коров. Здесь имелась вода и спасительная тень от полуденного солнца, и скотине не приходилось далеко ходить на водопой.

И все это принадлежало Нане Мадуро, той самой Нане, в которую я влюбился мальчиком, хотя желал ее как мужчина. А любил ли я ее как мужчина? Кто теперь может это сказать?

Ее стадо насчитывало тысячи голов, а таких домов на ранчо, как у нее, я никогда не видывал, — невысокий, красивый и удобный, расположенный как раз там, где следует жить человеку. И клеймо «НМ». И сосед по имени Веттерлинг.

Ранчо Веттерлинга находилось к северо-востоку отсюда. За грядой холмов, достаточно высокой, чтобы скот мог через нее переходить. Тоже хорошее ранчо, как и многие другие в округе, но только деревьев поменьше, да трава похуже. Такой красоты переливающегося моря травы, как на Вишневом ручье, по правде говоря, я никогда не встречал.

Потом я увидел их вместе. Он был крупный, светловолосый, сильный мужчина. По меньшей мере на два дюйма выше меня. Он легко двигался и хорошо справлялся с лошадью.

Но я заметил и другое. Из-за повышенного внимания этого человека Нана растеряла всех своих друзей. Он один заменил ей все окружение. Люди избегали ее из страха перед ним. Он сумел как бы изолировать ее, загнав в ловушку. Стало ясно, что в его план входило либо завоевать ее в конце концов, либо, в случае неудачи, завладеть ранчо.

Но они часто ездили вдвоем, весело гоняясь по холмам, смеялись. И когда в Бэттл-Бейсин устроили вечер танцев, приехали туда вместе.

Собираясь на этот вечер, я тщательно побрился, вычистил одежду и отполировал до блеска сапоги. И хотя я шел на танцы, чтобы посмотреть на девушек, в том зале для меня была всего одна женщина.

Она стояла рядом со своим громадным спутником, и я направился к ним через весь зал, позванивая своими большими калифорнийскими шпорами. Я видел, как ее лицо побледнело и как она тут же начала что-то говорить ему, но я прошел мимо и пригласил на танец дочку владельца ранчо по фамилии Гринуэй.

Когда мы с Энн Гринуэй кружились в вальсе, я снова видел лицо Наны, которое то вспыхивало, то опять бледнело, а ее прекрасные глаза сверкали гневом. Так я танцевал с Энн, потом с Роуз Маккуин, потом с другими девушками из деревни и с ранчо, но так и не пригласил на танец Нану Мадуро.

Глава 2

Нана неотрывно следила за мной. Это я хорошо видел. Она очень злилась. Я на это и рассчитывал, потому что какой же охотник даст уйти оленю? Особенно, если этот олень уже ранен?

Когда вечер танцев подошел к концу, появились двое мужчин.

Один худой, с изможденным лицом и лысой головой со шрамом — Клевенджер. Другой — его кривоногий партнер Мак, приземистый, с красным лицом.

У обоих сбоку болтались револьверы, и они казались очень опасными. Их знали повсюду вдоль границы как отчаянных забияк и любителей кровавых перестрелок. И они заслужили такую репутацию. Поговаривали, что на их совести не один покойник.

Они тут же встали рядом, когда я остановился недалеко от беседовавших Веттерлинга и Наны. Увидев, что Веттерлинг собрался пригласить ее потанцевать, я, опередив его, быстро подошел к ней и спросил:

— Потанцуем?

Она положила руку мне на плечо, и мы закружились с ней в вальсе.

Лицо Веттерлинга потемнело и исказилось, я видел, как взгляды двух его пособников устремились на меня, но я твердо держал Нану в объятиях и чувствовал, что ей хорошо в моих руках. Она смотрела на меня, ее прекрасные нежные губы приоткрылись, и глаза сверкали.

— Отпусти меня, дурак! Они же убьют тебя!

— Прямо сейчас? — улыбнулся я ей, но мое сердце отчаянно билось, во рту пересохло, и все мое существо наполнилось стремлением к ней. — Ты же помнишь, что меня уже пытались убить, давно.

Я притянул Нану ближе к себе, ощутил ее грудь, моя рука теснее обняла ее талию.

— Умереть за такой миг, — шепнул я, — значит умереть не напрасно.

Думаю, что так могли говорить в семье моей матери, а уж никак не в семье отца, выходца из Уэльса. Только испанцы благословляют смерть во имя любви, хотя я не думаю, что они до такой степени непрактичны. В девичестве моя мать носила фамилию Ибаньес.

Когда танец закончился, Нана осторожно высвободилась из моих объятий и попросила:

— Оставь меня! — И когда я взял ее под руку, чтобы отвести к Веттерлингу, она взмолилась: — Ну пожалуйста, Лу!

Но я вроде бы оглох. Отвел ее к нему, остановился перед ним и двумя его сторожевыми псами и заявил:

— Она прекрасно танцует, мой друг, и со мной лучше, чем с вами. А вас не смущает граница, которая проходит по лесу? Вы по-прежнему намерены гонять свой скот на ее луга?

Потом повернулся к ним спиной и удалился, а дьявол, сидевший во мне, торжествовал, потому что мне удалось взбесить этого парня, хотя мне было жаль оставлять ее. С этого момента я понял, что как прежде люблю Нану Мадуро. Ни тюрьма, ни годы, ни ее холодность не могли убить во мне это чувство.

Когда я выходил, у дверей стоял тот самый краснокожий кривоногий тип, который посоветовал мне:

— У тебя хорошая лошадь, и ночь подходящая для езды. Поезжай и не останавливайся, пока не пересечешь границу Территории.

— Увидимся завтра, — кивнул я ему.

— Тогда не выпускай из рук револьвера, — ответил Мак, смелый мужчина, и вернулся в танцевальный зал.

Утром я снова поехал в холмы, чтобы хорошенько поразмыслить. Веттерлинг хотел и девушку, и ранчо, и без сомнения одинаково сильно. И другой человек тоже хотел заполучить это ранчо, а может быть и девушку. Но почему именно это ранчо?

Красивое — да. Богатые луга — да. Но, принимая во внимание препятствия и расходы, — почему? Месть? Ненависть? Вполне возможно. Человеку свойственно ненавидеть. Но в моем представлении мужчина, который меня нанял, не таков. Он хорошо знал, чего хотел и как этого добиться.

Мелкие владельцы ранчо и ковбои, с которыми я говорил, не могли дать мне ключ к разгадке. Я не спрашивал напрямик, известен ли им мой наниматель, но иногда мне казалось, что они могли с ним где-то встречаться.