Роковая роль, стр. 1

Елена Топильская

Роковая роль

* * *

Все началось с того, что я пришла на работу в форме. Конечно, в Законе «О прокуратуре» написано, что в случае участия прокурорского работника в рассмотрении дел в суде и в иных случаях официального представительства ношение форменного обмундирования обязательно, да только это правило успешно игнорируется, особенно летом, когда форменный китель не спрячешь под верхнюю одежду, и в транспорте все на тебя пялятся, да еще и шуточки отпускают. Вернее, отпускали в беззлобные застойные годы; а в наше смутное время могут и по башке дать, — так просто, от имени народа, за всех людей, похожих на прокуроров.

Хотя иногда и верхняя одежда не спасет; я как-то раз ездила в Авиагородок докладывать коллективу обстоятельства совершения преступления их коллегой.

Естественно, поехала в форме, поскольку это было давно, выглядела я тогда очень молодо, и в партикулярном платье меня всерьез никто не принимал. Успешно доложив дело, я стояла на остановке в ожидании автобуса, никого не трогала, однако ко мне неожиданно прицепился подвыпивший летчик. Под распахнутым плащом он разглядел на мне синее служебное одеяние, и битых полчаса до автобуса терзал меня вопросом: «Нет, ты скажи, почему у тебя пуговицы не по форме?!», даже не давая себе труд предположить, что перед ним не стюардесса.

Наша помощница по уголовно-судебному надзору Лариса Кочетова, заходя по дороге из суда куда-нибудь пообедать, наловчилась китель снимать вместе с пальто, рукав в рукав, и непринужденно сдавать его в гардероб. При этом она всерьез полагает, что оставшись в голубой форменной рубашке и галстуке-»регата», сзади на резиночке, она ничем не напоминает окружающим работника прокуратуры.

А у меня служебная надобность в ношении формы теперь возникает крайне редко, особенно после приобретения достойного делового костюма. Перед Новым годом нам заплатили приличные деньги, со всеми пайковыми и лечебными набралась единовременная сумма, на которую можно было купить не только продукты, но и какую-нибудь вещь. И все мои коллеги поголовно понеслись за мобильными телефонами, поскольку завоевывающие северо-западный рынок операторы сулили всем мобильную связь за сущие гроши. А я, как счастливая обладательница мобильника, подаренного чужестранным женихом, пошла в хороший магазин и прикупила себе рабочую одежду восхитительного цвета бургундского вина. При случае, конечно, в этой одежде можно было бы и в театр сходить, да только случая все не предоставлялось.

Канцелярия просто отпала от моего костюма, когда я в нем явилась на работу. Очень порадовала меня наша новая зональная прокурориха, которая демонстративно не поздоровалась со мной, столкнувшись в коридоре горпрокуратуры; значит, костюмчик производит впечатление.

Друг и коллега Горчаков, комментируя приобретение мною приличной вещи, не преминул язвительно отметить, что некоторые, не будем называть имен, сэкономили на мобильнике, потому что грубо наплевали на требования закона, предъявляемые к государственным служащим, а именно — на то, что госслужащий не имеет права принимать от лиц, не являющихся его близкими родственниками, подарки на сумму, превышающую пять минимальных размеров оплаты труда. «Напиши на меня донос в отдел кадров, — предложила я, нисколько не волнуясь на этот счет. — Напиши; меня уволят, а все мои дела придется расследовать тебе, принципиальный ты наш», — продолжила я, крутясь перед зеркалом, чтобы рассмотреть жакет сзади…

А сегодня поутру, запихав в ребенка бутерброд и вытолкнув его в школу, я вдруг спохватилась, что забыла зашить разошедшийся на юбке шов, и теперь мне не в чем идти на работу. Шов, конечно, тоже разошелся не просто так: третьего дня мы с Зоей, приперевшись на работу ни свет, ни заря, ожидали на лестнице прокурора с ключами от конторы, и коротали время, соревнуясь, кто выше задерет ногу. Победила я, но какой ценой — ценой порвавшейся юбки…

Так что, осознав, что зашить прореху я не успею, а на старой юбке разошлась молния, и еще одна юбка лежит в грязном, а мне предстоит серьезный допрос с участием известного адвоката, я полезла в шкаф за формой.

Шеф, увидев меня, заулыбался. Ему вообще приятно, когда сотрудники приходят на работу в форме; хоть какая-то иллюзия солидного учреждения. За исключением меня, Лешки Горчакова и помпрокурора Кочетовой, теперешний коллектив прокуратуры еще больше похож на детский сад, чем в пору моей молодости. Тогда шеф без улыбки смотреть не мог на молодых сотрудников, воспринимая их, как детей; а нынешних, наверное, он воспринимает не иначе, как внуков, и смотрит с тоской. Такие мальцы, которым больше, чем прокурорский, пристал бы пионерский галстук. Один из этих детей был направлен в суд для поддержания государственного обвинения; пришел к судье, сказав: «я прокурор», а на вопрос, как его зовут, простодушно отрекомендовался: «Петя»… Судьи до сих пор смеются.

Так что старейший сотрудник, да еще и в форме, — для шефа двойная радость.

Он не только заулыбался, но и сказал мне что-то приятное, и я, конечно, сразу размякла. Наш прокурор явно обладает гипнотическими способностями; придя в прокуратуру работать, я наглядно убедилась, что «посмотрит — как рублем подарит» не такое уж преувеличение, вполне реальное свойство обаятельного человека. Настоящему руководителю иначе нельзя. Наш Владимир Иванович умудряется навязать нам самую гнусную работу как большое удовольствие, причем навязать изощренно, так, чтобы мы сами клянчили, а он как бы нехотя уступал. И ведь знаем об этом его качестве, а все равно доверчиво смотрим в рот шефу.

— Мария Сергеевна, — ласково начал он, явно намереваясь сделать мне предложение, от которого я не смогу отказаться, а я даже не напряглась, интуиция моя молчала и не предвещала мне проблем в связи с просьбой шефа.

Впрочем, когда он продолжил, я подумала, что ничего страшного на этот раз нет, подумаешь — посидеть на приеме за Лариску Кочетову.

— Лариса Витальевна к трем часам должна быть в городской прокуратуре, — мягко журчал шеф, отведя меня за локоток к окошку, — а я поеду в администрацию.

А вечерний прием срывать не хочется, зачем нам лишние жалобы? А вы как раз в форме; давненько я вас в кителе не видел. Сидит на вас потрясающе… Просто лицо прокуратуры, приятно глазу…

Я с удовольствием слушала эти льстивые речи, думая о том, что на вторую половину дня у меня ничего особенного не запланировано, а если будет мало народу, я смогу отписать парочку постановлений в кабинете дежурного прокурора.

— Конечно, я бы не стал вас отвлекать, попросил бы Горчакова, но он сегодня выглядит не для приема… А на вас пусть граждане полюбуются…

В полтретьего ко мне зашла Лариска Кочетова. Она положила передо мной журнал приема граждан, куда надлежало записывать имена обратившихся, их адреса и суть обращения, и предложила попить чайку.

— У меня бутерброды есть, а то ты, как всегда, без обеда, — жалостливо сказала она, разглядывая мой заставленный вешдоками кабинет. — Что это у тебя такое в углу? Второй месяц вижу, все хочу спросить, и забываю. — Лариска показала на прислоненную к стене бетонную глыбу с торчащими вверх ржавыми рогами арматуры.

— Вещдок, — пожала я плечами, и Лариска фыркнула.

— Ну, естественно, вещдок, а не абстрактная скульптура. А по какому делу?

Это что, орудие убийства?

— Нет, — отозвалась я, расставляя чашки.

— Изнасилования? — испугалась Лариска.

— Да нет, что ты.

— Неужели ее украли?

— Да нет, это кусок бетонного блока, который упал на рабочего на строительстве жилого дома.

— А зачем он тебе?

— Блок был бракованный, просто кусок бетона, без арматуры. Только из угла торчала железная петля. Когда стропальщики за нее зацепили и стали поднимать блок, угол отломился. А плита упала и раздавила рабочего, от него одна голова осталась.

— Господи, какой кошмар! Ладно, хватит говорить о противном, давай быстро перекусим.