Тридцать ночей с мужем горцем (ЛП), стр. 51
– Почти двадцать лет уже.
– Что? Почему ты ничего не сделала, ничего не сказала ему?
– Кейт, разве ты еще не уяснила себе, что мы не можем торопить истинную любовь? Чему быть, того не миновать.
Кейт ошеломленно смотрела, как Розалин исчезла в проходе в свою башню.
Двадцать лет. Одно дело, искать так долго, но найти верного человека и ничего не предпринять?
Это не для нее. Кейт не хотела двадцать лет терпеливо ждать, или довольствоваться малым.
Джесс, может, и был прав, что любовь приходит, когда ты меньше всего ее ожидаешь, но Кейт собиралась поставить все на то, что он ошибался и можно заставить ее разгореться.
Она заставит любовь придти, ей только надо придумать как. «И быстро» – подумала Кейт, прислушиваясь к шагам, приближающимся к двери.
Когда Коннор вошел, Кейт подняла на него взгляд. Она встала, но не пошла ему на встречу, не сказала ни слова.
У Коннора в животе завязался странный узел – наверное, слишком много эля, но уж точно не мрачное предчувствие. У него не было причин переживать и гадать, что кроется за пеленой глаз его женщины.
Он властно, широким шагом, вошел в комнату. Это его спальня. Встав посреди комнаты и повернувшись спиной к женщине, которая теперь была его женой, он стащил рубашку.
Кейт стояла неподвижно, следила за ним, словно ждала его следующего движения.
Его жена. Слово, подобно ножу, полоснуло его.
Он специально выгнул бровь и, полный решимости продемонстрировать свою браваду, развязно подошел к ней.
Кейт не сопротивлялась, когда он прижал ее к себе и стал целовать ее лицо, шею, нежные уступчивые губы. Но кроме прерывистого дыхания, другого отклика с ее стороны не последовало.
Коннор отступил, чтобы посмотреть на нее. Ее темно-зеленые глаза предупреждали: что-то тут не так.
Он не стал обращать на это внимания и вновь поцеловал ее шею. Потянул за шнурки ее верхнего платья. Руки Кейт поднялись к его голой груди, словно удерживая на расстоянии.
– Коннор? – прошептала она, задрожав в его руках.
– Да, малышка? – прошептал он в ответ, не совсем понимая, кто же из них дрожит.
– Ты меня любишь?
– Что? – Он подался назад. Что это была за ерунда?
Девушка отошла от него. Ее руки прошлись по его груди вниз, оставляя за собой след возбуждающей дрожи.
– Прежде, чем мы зайдем дальше, я должна знать, на чем мы остановились. – Она подняла на Коннора помрачневший и серьезный взгляд.
– На чем остановились? Ты моя жена, верно? Я думал, мы утром все уладили.
Кейт сделала еще шаг назад, а он почти бессознательно - один к ней, словно выслеживая свою добычу.
– Технически. Но я спрашиваю не об этом. Ты любишь меня? – Сложив руки на груди, она сделала еще один шаг от него.
Не в состоянии ответить на ее вопрос Коннор безмолвно уставился на Кейт.
– Отлично. – Она кивнула, словно сама себе ответила на вопрос. – Если не любишь, то хоть веришь мне?
– Верю тебе? – Коннор задохнулся при этих словах. Верить женщине? Он и представить себе никогда не мог, что Кейт спросит у него такое!
– Нет? Тогда мы должны проверить, насколько я могу доверять тебе, насколько в действительности ценна твоя честь.
– Что? – Она ставит под сомнение его честь? Одним широким шагом Коннор сократил расстояние между ними, схватил ее руку, притянув Кейтлин к себе, чтобы она чувствовала его дыхание, когда он говорил. Маневр призванный запугать.
– Объяснись, женщина.
– Я не могу быть твоей женой, не в этом смысле. Я не могу отдать свое тело мужчине, который не любит меня, не доверяет мне.
– Тогда что это было прошлой ночью?
Дрожала все-таки она, ее рука тряслась под его пальцами.
– Наверное, ошибка, – склонив голову, прошептала она.
Коннор прижал ее к себе, зарывшись лицом в теплый изгиб ее шеи. Ее голос дрожал, но слова остановили Коннора.
– Ты поклялся защищать меня. Если ты возьмешь меня вопреки моей воле, ты станешь причиной моей боли. Так, что там с твоей драгоценной честью?
Коннор отпустил ее руку и отступил, вглядываясь в ее лицо, пытаясь понять истинные чувства. Увидел он лишь решимость. И дрожащий подбородок, словно она вот-вот расплачется. Страх? Мысль, что женщина, которую он поклялся защищаться, боится его, нанесла глубокую рану.
Он развернулся и направился к выходу, остановившись только чтобы подобрать свою рубашку. Когда он спускался по лестнице, его сознание разрывалось от водоворота свалившихся на него незнакомых эмоций. Но он не собирался терять самообладание.
– Коннор?
Резкий голос его тети прервал его мысли. Сжав руки за спиной, она стояла на лестничном пролете.
– И куда же ты собираешься?
Таким тоном она разговаривала с ним, когда он был маленьким мальчиком, и это разбередило его кровоточащие раны.
– Искать место, где смогу напиться и уснуть, и где не будет и духа женщин.
– Я так не думаю, племянник. Пока твой друг остается здесь, ты будешь поддерживать видимость, что у тебя наверху любящая жена. Ты же не хочешь, чтобы король засомневался, что это настоящий брак, верно? У тебя есть сестра, семья. Подумай об этом.
Она была права. Коннор хотел накричать на нее, оттолкнуть с пути и пойти дальше, но она была права. У него не было выбора.
Он развернулся и пошел вверх по лестнице, остановившись у закрытой двери. Хотел было постучать, но передумал и присел на ступеньке. Он чуть-чуть подождет. Даст женщине в комнате время лечь в постель и уснуть. Тогда войдет и пододвинет свое кресло к камину.
Готовясь к еще одной долгой ночи, Коннор прислонился к двери.
Глава 24
Жизнь обернулась чередой монотонных дней и долгих ночей.
Кейт проводила большую часть дня с Маири или в одиночестве в саду. Работа с травами была ей близка - все словно в ее маленьком саду дома. А когда ей нечем было заняться, как частенько случалось, она, по крайней мере, могла посидеть в тишине и покое и подумать. Правда, отдых не всегда оказывался таким уж тихим.
В замке нашлось несколько книг - спасибо предусмотрительным родителям Коннора и его дедушке с бабушкой, - хотя это скорее были манускрипты, которые прекрасно смотрелись бы под стеклом в музее. Некоторые были на латыни, которую Кейт изучала в школе, благодаря чему могла хоть как-то их прочитать. Как минимум один был на греческом. Но большая часть оказалась написана мягким почерком, который, однако, ей так и не удалось разобрать.
Коннор читал их глубокой ночью. Каждой ночью. Сидя перед камином в их комнате и ложась в постель лишь, когда Кейт, как ему казалось, уже давно спала. А она, конечно же, не спала. Кейт стало казаться, что она больше никогда не сможет спокойно спать по ночам. Черт бы побрал всех этих Фейри!
В тот вечер, когда она сообщила Коннору, что остается, Розалин заметила, что пока в замке живет Роберт, им стоит решить, как вместе пользоваться спальней, иначе будет сложно скрыть, что они ее не делят. Поэтому Коннор с Кейт каждый вечер уходили в эту комнату.
Коннор соорудил в углу большую ширму, и Кейт могла в уединении переодеваться. Каждый вечер, пока Коннор сидел у камина и читал, она, скользнув в свою очень длинную ночную рубашку, забиралась в кровать. Потом притворялась что спит, и пару часов спустя Коннор наконец ложился на свой край огромной кровати. Они всегда держались на расстоянии друг от друга.
Кейт лишь надеялась, что он страдал, как и она, но кроме его постоянно усталого вида и легкой брюзгливости, когда Роберт шутил по поводу новоиспеченного мужа, который мало спит, никаких признаков не замечала.
К середине дня Кейт переделала уже все что могла. В саду не осталось ни одного сорняка. Маргарет, шикая, выгоняла ее из кухни каждый раз, когда она просто там появлялась. Розалин вышивала, а попытка Кейт заняться рукоделием окончилась катастрофой. Даже Маири была занята.